– Слушаю.

– В начале октября, как раз когда в Ставрополь прибыл фурштат из Тифлиса, в одном из складов случилась довольно крупная недостача. Тогда же из морга выносили трупы холерных… Скажите, вы руководили их дальнейшим погребением?

– Ну да, я.

– Я хотел бы просмотреть записи в соответствующем журнале.

– Извольте, – лекарь взял со стола толстую, похожую на амбарную, книгу, поплевал на указательный палец и стал быстро шелестеть страницами, отчего листы стали напоминать большую белую чайку с подрезанными крыльями, которая пыталась взлететь, но никак не могла. Остановившись, он показал нужное место Самоварову.

Ознакомившись, надворный советник спросил:

– Не могли бы вы припомнить, как далеко стояли госпитальные подводы от обозных телег?

– Практически рядом, в трех саженях.

– А где находилась обозная охрана?

– Как только солдаты увидели облитые известью телеги, они разбежались кто куда и вернулись только после того, как со двора уехала похоронная команда.

– Вы присутствовали на кладбище?

– Но какое это имеет зна…

– Вы присутствовали на кладбище? – ледяным голосом повторил вопрос Самоваров.

– Нет. Я, знаете ли, плохо чувствовал и послал вместо себя нашего фельдшера. Позже он мне доложил, что все шестнадцать тел погребены.

– Я бы хотел с ним пообщаться.

– Пойдемте, я вас проведу. Он, должно быть, в хирургическом зале.

Миновав несколько переходов, Самоваров оказался в другом крыле здания. Спустившись по щербатым ступенькам в полуподвальное, слабо освещенное помещение, они прошли несколько саженей и очутились перед дверью, из-за которой доносились пронзительные, душераздирающие крики.

– Это операционная. Подождите здесь, пожалуйста, – попросил Лисовский и прошел внутрь. В распахнувшемся на секунду узком дверном проеме взору Самоварова явилась ужасная картина: на выложенном плиткой полу лежал обнаженный человек, привязанный за конечности к чугунным кольцам, ввинченным в пол. Фельдшер и дюжие санитары держали несчастного за голову, руки, ноги, в то время как обер-лекарь Краузе в длинном окровавленном фартуке острой зубчатой пилой крошил белую кость голени несчастного. От увиденного Ивана Авдеевича стало слегка подташнивать, на лбу выступили капли холодного пота, а перед глазами побежали мелкие зловредные мошки – верный признак головокружения. Придерживаясь за стену, он поднялся по ступенькам и быстрым шагом, пройдя все переходы, устремился на улицу. Свежий и прохладный воздух вновь привел Самоварова в чувство.

Через пару минут появился полковой врач в сопровождении высокого широкоплечего мужчины с пшеничными, слегка седеющими усами.

– Фельдшер Пархомов, Иван Лукич. Чем могу служить? – пробасил немолодой уже господин в длиннополом сюртуке и фуражке с отливающим черным блеском козырьком.

– Надворный советник Самоваров. Я хотел бы взглянуть на могилы солдат, кои были похоронены первого числа прошлого месяца. Не соблаговолите ли показать их?

– Конечно. До военного кладбища рукой подать, – указал вниз медик.

– Что ж, не будем откладывать.

Спустившись вниз с Крепостной горы, они вскоре достигли погоста.

– Вот они – скромные защитники Отечества. Подряд все шестнадцать могил. Ни пуля, ни кривая персидская сабля их не смогли победить, а проклятая чужеземная хворь одолела. Земля им пухом, – троекратно перекрестился Пархомов и поклонился.

– А скажите-ка, Иван Лукич, вы были здесь до самого конца?

– Да. Назад вернулся вместе с похоронной командой.

– А сколько было в ней человек?

– Кажется, восемь.

– Восемь, говорите? – проронил Самоваров и тут же принялся мысленно рассуждать: «Выходит, что первоначальная версия о том, что похищенный сундук оказался в одном из шестнадцати захоронений, кажется маловероятной, поскольку в таком случае соумышленниками кражи оказались бы солдаты, копавшие могилы, что вряд ли возможно. А что, если персидский сундук спрятали среди гробов под парусиной, а потом во время следования незаметно сбросили с телеги? Но и в этом случае пришлось бы что-то объяснять сопровождающим. Трудно представить, что преступники были среди могильщиков. Ну как могли эти необразованные, далекие от науки люди заранее изготовить поддельные печати и опломбировать купленный ими точно такой же сундук? Нет, это положительно невозможно! И что же? Значит, я снова вернулся к истокам расследования? Тупик? Ну нет… Надо бы обязательно встретиться с Латыгиным, время еще есть». Испытывая непонятное, смутное сомнение, Иван Авдеевич потянулся было рукой к жилетному кармашку, дабы удостовериться, который час, но вспомнил, что вчера подарил брегет Игнатьеву. «Вот и славно! Без часов как-то свободней и легче дышится!» – успокоил себя надворный советник.

– Это на следующий день, когда выносили еще пятерых, отрядили уже десять человек, чтобы поскорее управиться, – вдруг заговорил Пархомов.

– Так, стало быть, и на другой день хоронили? – встрепенулся Самоваров.

– Ну да, трех холерных солдат и двух паломников. Только на этот раз на кладбище вместе с ними я уже не поехал. Почему-то сам доктор Краузе изволил сопровождать подводы.

– А что здесь удивительного?

– Да раньше никогда такого не случалось. Обычно этим занимался либо я, либо доктор Лисовский, но уж никак не главный врач гарнизона.

– А скажите, Иван Лукич, персидский обоз к тому времени уже покинул расположение части или еще оставался здесь?

– Как же! Они опять с нами столкнулись. Ведь морг как раз с этим соляным амбаром соседствует. Как только санитарные телеги подкатили, так их полковник сразу же выставил караульных у фурштата, а сам вместе с Рыжиковым отправился в интендантское управление.

– Вот, значит, какой реприманд вырисовывается, – задумчиво проронил Самоваров.

– Простите?

– Неожиданный, говорю, оборот дело принимает, – объяснил надворный советник. – Ну да бог с ним! Пора и обратно…

От каменных плит и деревянных крестов, опавших листьев и давно увядших цветов веяло прощением и покоем. Высокие морщинистые тополя, будто почтенные старики, махали на ветру сухими ветками-руками, прощаясь с посетителями воинской юдоли.

Величественное двухэтажное каменное здание Главного вещевого магазина Комиссариатской комиссии, ведавшей снабжением всей Кавказской армии вооружением, амуницией, продовольствием и денежными выплатами, было построено всего восемь лет назад и представляло собой длинное сооружение с галереями, вплотную примыкающими к еще сохранившимся старым складам.

Наиболее охраняемой его частью являлось казначейство с денежной кладовой – рентерией, где находился золотой и серебряный запас Кавказского войска и всей Кавказской области. От остальной части интендантского хозяйства она отделялась высокими деревянными воротами, охраняемыми караульным.

В тот момент, когда надворный советник уже подходил к ведомству Латыгина, ворота перекатисто загудели и навстречу выехали две телеги, груженные сундуками. В глубине двора главный казначей с высокомерным видом протягивал ладонь какому-то негоцианту, который подобострастно раскланивался с военным чиновником. Завидев Самоварова, взгляд Латыгина померк, его плечи опустились, и, стягивая на ходу белую перчатку, он двинулся навстречу столичному инспектору, забыв о прерванном разговоре с купцом, так и оставшимся стоять с полуоткрытым от непонимания ртом.

– Милости просим, Иван Авдеевич, – затараторил обер-комиссар. – Для таких гостей самовар всегда горячим держим… Пожалуйте сюда, а вот сейчас направо, – перебегая из стороны в сторону, суетился Латыгин, распахивая перед гостем двери и отдавая на ходу распоряжения денщику.

Пораженный богатством убранства кабинета обер-комиссара, надворный советник невольно остановился. Его внимание привлекли три большие картины в массивных золоченых рамах, изображающие батальные сцены римской истории. Люстра на пятьдесят свечей хоть и была изготовлена из поддельного венецианского стекла, а все равно казалась величественной снежинкой, высеченной изо льда. Стол из мореного дуба с ножками, выполненными в виде львиных лап, походил на мифическое чудовище, переносившее на плоской спине массивный письменный прибор – копию башен Московского Кремля. Высокое резное кресло с кожаной спинкой и подлокотниками больше походило на трон Людовика XVI, нежели на рабочее место скромного военного чиновника.