В Оппау складом стал выработанный глиняный карьер около завода. Котлована хватало на всю годовую продукцию.

Селитры очень хорошо растворимы. Поэтому легко слёживаются. Мелкие кристаллы частично растворяются даже во влаге, впитанной из воздуха. При подсыхании выпадают микрокристаллики, связывая между собой то, что не успело раствориться. В конце концов образуется монолит. Поэтому селитру лучше сразу после изготовления фасовать в плотные мешки (сейчас – из синтетической плёнки для герметичности).

В Оппау дешевизны ради карьер заполняли навалом, а на продажу слежавшееся удобрение дробили. Отбойным молотком много не наколешь – надо взрывать. А это рискованно. Аммиачная селитра – в отличие от всех прочих – способна взрываться и в чистом виде: кислород и водород, прикреплённые к разным атомам азота, соединяются напрямую.

Заводские технологи отработали методику. Сверлили шпуры – длинные тонкие каналы. Туда закладывали картонные трубки с чёрным порохом – смесью угля, калиевой селитры и серы. Он горит, а не детонирует: энергия, нужная для активации химических реакций, передаётся в нём в виде тепла, а не ударной волны. Поэтому другие взрывчатки от него почти никогда не детонируют. Но давление выделяющихся газов достаточно, чтобы расколоть на куски приемлемого размера довольно обширный кусок селитряного монолита.

Заводская бригада взрывников успевала обслуживать поток покупателей удобрения. Но содержать столько специалистов высокой квалификации недёшево. Да и взрывное хозяйство – склады пороха и фитилей, специальная охрана – достаточно громоздкое и накладное.

Завод пригласил подрядчика – фирму, специализирующуюся на взрывных работах. Передали подробные – с немецкой скрупулёзностью расписанные – технологические карты. Обучили работников. На первых порах контролировали подготовку каждого взрыва. Только убедившись в точности соблюдения регламента, оставили подрядчика в покое. И пара десятков тысяч взрывов прошла без осложнений.

Увы, чёрный порох – взрывчатка не из дешёвых. И уж подавно далеко не самая мощная. На бурении шпуров и взрывах приходилось держать изрядный коллектив, и прибыль подрядчика оказалась куда меньше его надежд.

Подрядчик рассудил: отчего бы вместо безнадёжно устаревшего пороха не взять взрывчатку помощнее (да и подешевле)? Выбрал рекарок – смесь бертолетовой соли (хлорат калия KClO3) с бензином. Грозное название (wreck a rock (англ.) – расколи скалу) она получила в 1885-м, когда 110 тонн бертолетовой соли с нитробензолом и пикриновой кислотой (и более 30 тонн динамита вокруг детонаторов) снесли подводные скалы Флед Рок, изрядно осложнявшие проход в нью-йоркскую гавань.

Пробные взрывы прошли идеально. Расходы меньше, объём дробления больше. Так что заводских технологов даже не известили об изменении.

Работа по новой методике поначалу шла благополучно. Но 21 сентября 1921-го в очередной взрыв оказалось вовлечено и содержимое склада.

В аммиачной селитре кислорода заметно больше, чем нужно для реакции с её же водородом: в каждой молекуле – лишний атом. Поэтому взрывается она сравнительно слабо. Вдобавок детонационная волна замедляется на неизбежных неоднородностях частично слежавшегося порошка, так что часть его, вероятно, оказалась выброшена из карьера, не успев прореагировать. Взрыв 12 тысяч тонн селитры оказался эквивалентен примерно 4–5 тысячам тонн тротила.

В Оппау погибло всего полтысячи человек, да и значительную часть городских зданий удалось потом отремонтировать: карьер направил ударную волну в основном вверх. Но от первого в мире аммиачного завода остались в основном горькие воспоминания.

Крупнейший рукотворный неядерный взрыв случился потому, что руководство химзавода пренебрегло одним из ключевых правил аутсорсинга.

[16]

Национальный нефтяной совет (National Petrol Council – NPC) Соединённых Государств Америки по просьбе министерства энергетики подготовил доклад «Суровая правда об энергии». Нефтебизнес считает: через четверть века спрос на нефть и газ раза в полтора превысит нынешний, а добыча за ним никак не поспеет – удовлетворит всего 9/10 мировой потребности. Отсюда обещана цена нефти примерно $150 за баррель: немногим дешевле доллара за литр.

Наши аналитики поддерживают коллег. Так, по мнению экспертов Института энергетики и финансов, альтернативные источники топлива – вроде горючих сланцев или растительного сырья – станут рентабельны, когда нефть подорожает хотя бы до $120 за баррель, а все нынешние попытки их разрабатывать остаются политической саморекламной игрой.

Ветряные электростанции, переработка кукурузы в спирт и прочие предметы гринписовского восторга – тема отдельного рассуждения. Но лично я не стал бы так недооценивать залежи битуминозных песков, газовых гидратов (в основном на дне моря) и прочих природных смесей с изрядным содержанием горючей органики. Их запасы почти не разведаны: пока хватало обычных нефти и газа, а геологические исследования нынче слишком дороги и сложны, чтобы развлекаться ими впрок – без чёткого коммерческого заказа. Но даже по нынешним сведениям, запасы горючего в них не меньше, чем в классических нефтегазовых месторождениях, а добыча, пожалуй, выгодна уже при нынешнем состоянии нефтяного рынка.

Да и не обязательно гадать о научной перспективе. Уже добрый век известен способ переработки в жидкое и газообразное топливо обычного угля – а его запас (что в абсолютном измерении, что в пересчёте на содержащуюся в нём энергию) превышает запасы нефти и газа на порядки.

Правда, переработка сама требует изрядной энергии, да и добыча угля сложнее и рискованнее, чем нефти и газа. Поэтому синтетический бензин ощутимо дороже выработанного из обычной нефти. Да и качеством он похуже, поэтому во Второй мировой войне германские самолёты летали в основном на бензине природного происхождения, а синтетическим питались танки и автомобили. Но с тех пор и технология производства, и спектр улучшающих присадок существенно усовершенствовались. Так что Южно-Африканская Республика, угодив в нефтяную блокаду за апартхейд (разделение представителей разных рас по правам, местам проживания и сферам деятельности), пару десятилетий жила на синтетическом бензине и от этого не шибко страдала.

Правда, прямым синтезом трудно получить высокомолекулярные углеводороды – вроде дизельного топлива и смазочных масел, не говоря уж о битуме. Но их нехватку легко возместит добыча тех же битуминозных песков. Или обходный путь – получение из угля угарного газа, а уже из него (с водой) синтез любых углеводородов по мере надобности: технология давно отработана.

Словом, экспертный скепсис явно не вполне оправдан. Уже сегодня можно вполне рентабельно заменить нефть в большинстве применений.

Сдерживает замену, как ни странно, всеобщая уверенность в скором обвале нефтяного рынка. Угольные шахты или современные химзаводы строятся не быстро и не дёшево. А ну как по ходу работы дойдёт до конца очередной цикл технического перевооружения потребителей жидкого топлива? Нефть опять – как в 1985-м и 1998-м – подешевеет в разы, и окупаемости инвестиций придётся дожидаться ещё лет десять.

Приметы конца цикла уже заметны. Так, «Форд» нынче на грани банкротства из-за очередной – как в 1970-е – переоценки пристрастия американцев к большим мощным автомобилям. Фирменный бестселлер – здоровенный пикап F, ещё недавно расходившийся на местном рынке в большем числе, чем «Toyota Camry» и «Honda Accord» вместе взятые – почти перестал продаваться, а удачного конкурента меньшим машинам в модельной линейке не нашлось.

Обвал нефти сдерживается разве что падением доллара. Не так уж много в мире товаров достаточно массовых и ликвидных, куда можно вложить обесцененную республиканским правлением – ради поддержания экспорта промышленных товаров – заокеанскую валюту. Москвичи покупают жильё, давно задранное ажиотажным спросом за $4000/м². Остальные хватаются за нефть.