Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Харон, угрюмый пария семьи Солнца, известный среди солдат как планета Вечной Мерзлоты, был открыт в телескоп лунной обсерватории Уалкинса-Прессмана. А потом через два десятилетия участники первой экспедиции на Харон (среди которых был блестящий венгерский драматург и биолог Михаил Пазтор) обнаружили, что планета имеет форму идеального бильярдного шара около трехсот миль в диаметре (307,558 миль по данным последнего издания Бразильского военного справочника и 309,567 миль — его британского аналога). Это был гладкий, скользкий, белый, однородный в химическом отношении шар. Достаточно плотный, хотя и поддающийся скоростному бурению.

Сказать, что Харон лишен атмосферы, значило бы допустить неточность. Гладкая белая поверхность и была атмосферой, превращенной в твердь невообразимым холодом вечного космоса, катившего этот пустынный морг вдоль орбиты, по какой-то случайности опоясывающей звезду первой величины по имени Солнце.

Исследование проб атмосферы показало, что она состоит из плотной неизвестной смеси инертных газов, которую невозможно получить в условиях земных лабораторий.

По данным сейсмографов, под этой поверхностью лежало каменное, лишенное какой бы то ни было жизни ядро настоящего Харона, имевшего двести миль в поперечнике.

Планета Вечной Мерзлоты была идеальным местом для ведения войн.

Несмотря на все преимущества, которые они приносят торговле, войны действуют разрушающе на человеческое тело, поэтому ко второму десятилетию двадцать первого века для войн было создано множество правил, условий и ограничений, которые можно было бесконечно усовершенствовать, подобно игре в бейсбол или законодательному проекту. Из-за перенаселенности Земли все войны перенеслись на Харон, который был расчерчен широкими линиями параллелей и меридианов наподобие космической доски для игры в дротики.

На Земле мир должен был поддерживаться любыми средствами, и потому зачастую составлялись списки желающих повоевать на Хароне, причем наиболее престижными считались экваториальные районы, куда поступало чуть больше света. Англо-Бразильская война, тянувшаяся с 1999 года, занимала секторы 159–260, по соседству с явано-гвинейским конфликтом. Она называлась Продолжительным конфликтом.

Продолжительный конфликт велся по многочисленным и сложным правилам.

К примеру, строго ограничивались орудия уничтожения. Также закрывался доступ на Харон для некоторых высококвалифицированных специалистов, которые могли бы создать неоправданное преимущество для одной из сторон.

Штрафы за нарушение этих правил устанавливались очень высокие. Но, несмотря на все предосторожности, враждующие стороны несли большие потери.

Потому-то на Хароне требовался цвет английской молодежи, не говоря о тех, кто уже вступил в пору зрелости.

Воспользовавшись этим, Брюс Эйнсон записался в качестве человека, не занимающего никакого положения, и незаметно выскользнул из поля зрения общества.

Несколько сот лет назад он скорее всего вступил бы в Орден крестоносцев.

Во время перелета на расстояние в десять световых часов, разделявшее Землю и Харон, он мог бы с презрением вспоминать красивое высказывание сэра Михаила о том, что количество мыслей в человеческой голове обратно пропорционально количеству солнечного света вокруг него. Он мог бы заняться подобными размышлениями, если бы это было возможно в набитом до отказа «Брюннере». Но Эйнсон вместе со своими товарищами высадился на планету Вечной Мерзлоты уже с замороженными воспоминаниями.

Глава 11

Если вы интеллектуал, один из способов доказать обратное — это ходить взад-вперед по палубе сканирования, неряшливо закатав рукава своей рубахи. Вложив в зубы свежую крепкую сигару, вы прогуливаетесь и громко смеетесь над своими шутками или же над шутками своего собеседника. Таким образом, матросы, приходя сюда для того, чтобы поглазеть на Вселенную, видят, что и вам ничто человеческое не чуждо.

Латтимор подумал, что второй штурман Марсель Глит, с которым он беседовал в эту минуту, совершенно не справляется со своей ролью. Смеяться над тем, что сказал Глит, было верхом неприличия. Глит был обвенчан с серьезностью, и их брак походил скорее на похоронную процессию.

— …вполне возможно, — говорил тот, — что созвездие с указанными координатами может оказаться родиной наших пришельцев. Вокруг шести звезд обращается около пятнадцати планет, и по мнению Меллора из георазведки, с которым я разговаривал в прошлую вахту, похоже, что во всяком случае шесть из них земного типа.

Латтимор подумал, что посмеяться здесь было действительно не над чем, хотя зрители были — несколько матросов гоготали около главной доски объявлений над обращением миссис Ворхун.

— Поскольку все шесть подобных Земле планет расположены на расстоянии двух-трех световых лет от Клементины, — продолжал Глит, — представляется вполне разумным продолжить поиски там. Еще одно их неоспоримое преимущество в том, что они отстоят друг от друга всего на несколько световых дней.

Здесь можно вставить хотя бы одобрительную усмешку. Глит продолжал свои рассуждения, но вахтенный гонг напомнил ему о цели посещения палубы сканирования, и он направился в навигационный отсек. Латтимор отвернулся и стал смотреть в иллюминатор, прислушиваясь к комментариям трех человек, разговаривающих сзади.

— «Вклад в будущее человечества!» Это мне нравится, — воскликнул один из них, прочитав объявление.

— Да, но заметь, что после воззвания к твоим лучшим чувствам они в оправдание предлагают пожизненную пенсию, — заметил один из его товарищей.

— За такую плату я не дал бы замуровать себя заживо на пять лет на чужой планете, — сказал третий.

— А я бы согласился, чтобы избавиться от вас, — отпарировал первый.

Латтимор подумал, что это обычный древний способ подшучивания через оскорбления. Он часто размышлял над словесным насилием, воспринимаемым людьми как остроумие, — вне сомнения, тем самым человек очищался от ненависти к своим собратьям. Его совсем не трогали замечания в адрес миссис Ворхун. Как бы она ни была холодна, в ее идее заключалось рациональное зерно, ибо существует много различных типов мужчин, в частности и такие, что могли бы откликнуться.

Он смотрел во Вселенную, которую «Ганзас» окружал в данный момент. На фоне утробной темноты мерцало несколько близких и туманных огней. Они напоминали пчелиные соты, как их видит пьяная пчела крупным планом — нечетко, с искажениями в зрительном нерве. Но, как говорят ученые, зрительный нерв человека не приспособлен к восприятию реальности.

Поскольку истинную природу Вселенной могли описать лишь транспонентальные уравнения, получалось, что это неясное мерцание, похожее на ухмыляющегося мелкого рачка с усом голубого кита, и было тем, что в действительности представляют собой звезды.

«Платон, — подумал Латтимор, — почему тебя нет здесь сейчас!»

Он оторвался от иллюминатора и обратился мыслями к кухне. Что бы вы ни говорили, ничто так не способствует установлению гармонии между человеком и Вселенной, как хороший синтетический бифштекс.

— Но, Михаил, — продолжала Энид Эйнсон, — с тех пор как Брюс познакомил нас, я всегда думала, что ты тайно привязан ко мне. Я имею в виду твои взгляды и то, что ты согласился стать крестным отцом Альмера — ты всегда заставлял меня считать, что… — Она сжала руки. — А ты лишь забавлялся.

Он был настроен очень официально — скала, о которую разбивались волны ее пафоса.

— Быть может, я отношусь к тебе с естественной учтивостью, Энид, но ты увидела в ней больше, чем есть на самом деле. Единственное, что я могу сделать, так это сердечно поблагодарить тебя за столь лестное предложение. Но…

Неожиданно она вскинула голову. Теперь настала очередь разгневаться — довольно унижений. Она сделала властный жест.

— Ты можешь больше ничего не говорить. Я скажу лишь, что мысль о твоей воображаемой привязанности — как часто я, глупая, представляла, что только дружба с Брюсом удерживала тебя от ухаживаний, — была единственным, что в эти годы поддерживало меня.

27
{"b":"199342","o":1}