— Что мы все и делаем. Иначе как суррогатом это и не может быть, суррогатом нужд человека. Заметь, что бы мы ни делали, все это только за счет кого-либо или чего-либо.

— Я с благодарностью принимаю жертвы. Как тебе лучше поджарить бифштекс?

— Подольше, пожалуйста. Мне становится плохо от того, что это плоть и кровь какого-то животного. Все, что я пытаюсь тебе сказать, это то, что наша цивилизация, видимо, основана не на способностях и добродетелях, а на наших пороках. Страхе — если не на нашем собственном, то страхе других людей — или жадности. Можно, я налью тебе еще вина? И не исключено, что у других разумных существ совершенно иное представление о цивилизации. Может, оно основано на сочувствии к другим формам жизни, сопереживании с ними, гармоничном сосуществовании. Возможно, эти инопланетяне…

Он нажал кнопку на тумбе плиты. Стеклянно-фарфоровое полушарие скользнуло в бронзовое полушарие плиты. Он извлек оттуда бифштексы. Опять эти чертовы инопланетяне! Сегодня вечером миссис Ворхун просто не в форме! Из кухонного комбайна выплыли две теплые одноразовые тарелки, и он, храня угрюмое молчание, подал ей следующее блюдо, не вслушиваясь в ее слова. Просвещенный эгоизм, думал он, это все, что можно и нужно ожидать от человека. Альтруист — непременно или какой-нибудь ненормальный, или просто-напросто ничтожество. И, по всей видимости, с такими людьми, как миссис Ворхун, поскольку они не принимают это как должное, тоже не все в порядке. И их, как преступников и всяких там одержимых, нужно направлять в центры психотерапии. Как только начинаешь сомневаться в самих основах бытия, таких, например, как право человека есть хорошее свежее мясо, если он в состоянии себе это позволить, сразу попадаешь в затруднение, даже воспринимая все это как некое нравственное озарение.

— С точки зрения каких-либо других живых существ, — продолжала миссис Ворхун, — наша культура может показаться сущим идиотизмом, что, вероятно, и мешает нам разобраться, как наладить контакт с этими инопланетянами. Да, именно наш идиотизм, а не их какое-то там несовершенство.

— Это любопытная теория, миссис Хилари. Полагаю, в скором времени у тебя будет возможность применить ее на практике.

— Неужели? Не хочешь ли ты сказать, что какой-то корабль нашел на задворках Вселенной кучу инопланетян?

— Да нет, дело обстоит совсем иначе. Вчера утром пришло длинное письмо от Латтимора. Поэтому, отчасти, я и пригласил тебя сегодня к себе. Американцы, как тебе известно, очень интересуются нашими инопланетянами. Целый месяц они нескончаемым потоком шли в зоопарк. Они уверены — и я знаю, что это Латтимор убедил их, — что дела у нас продвигаются не совсем так, как того бы хотелось. Латтимор сообщает, что их новый научно-исследовательский межзвездный корабль «Ганзас» получил новое назначение, хотя об этом еще не объявлено официально. Исследование этим кораблем созвездия Рака пока откладывается. Вместо этого он будет направлен на Клементину на поиски родной планеты наших космических пленников.

Миссис Ворхун медленно положила нож и вилку и удивленно подняла брови:

— Что?

— Латтимор собирается участвовать в полете в качестве консультанта. Встреча с тобой произвела на него впечатление, и он всерьез думает, что ты дашь согласие лететь с ними в должности главного космографа. Прежде чем поговорить непосредственно с тобой, он просил меня замолвить о нем словечко.

Миссис Ворхун опустила плечи и чуть склонила голову.

— Господи, — тихо проговорила она. Щеки ее покраснели, в тусклом свете она выглядела моложе.

— Он говорит, что ты будешь не единственной женщиной в экспедиции. Он назвал приблизительную цифру должностного оклада, она колоссальна. Знаешь, я бы на твоем месте согласился. Это отличное предложение.

Она поставила локоть на стол и склонила голову на руку.

Он подумал, что это несколько картинный жест, хотя видел, что она искренне тронута и взволнована. В голове у него опять зашевелились грешные мысли.

— Космос! Ты ведь знаешь, я нигде не была, только на Венере. И ты также знаешь, что это разрушит мою семью. Альфред никогда мне этого не простит.

— Жаль, очень жаль. Всегда думал, что твой брак лишь формальность.

Ее отсутствующий взгляд остановился на помещенной в рамку инфракрасной фотографии с видом ущелья Покорителей на Плутонии. Она допила свое вино.

— Это неважно. Я не могу — а, пожалуй, и не хочу — его расторгать. Отправиться в дальний вояж на «Ганзасе» означало бы полный разрыв с прошлым. …Слава Богу, что в этой сфере мы, во всяком случае, более цивилизованны, нежели наши предки, и у нас нет сложных бракоразводных законов. Должна ли я лететь на «Ганзасе», Михаил? Пожалуй, должна, не так ли? Ты знаешь, что ты один из немногих, к чьим советам я охотно прислушиваюсь.

Изящный изгиб ее руки, тусклый блеск волос в свете свечи все же подвигли его к более активным действиям. Он встал, обошел вокруг стола и положил свои руки на ее обнаженные плечи.

— Тебе это просто необходимо, Хилари. Ты знаешь, что это не только великолепная возможность испытать свои профессиональные качества — в наше время только тогда можно считать, что ты состоялся как личность, когда ты прошел испытание дальним космосом.

— Да, Михаил, я знаю цену твоим словам. Помнится, ты обещал сводить меня на новый спектакль. Не стоит ли нам поторопиться?

Отстраняясь от него, она развернулась на стуле, и он был вынужден отступить. С предельно возможной учтивостью, какую он только мог изобразить, Михаил предложил идти пешком, так как театр был рядом, а в это военное время после наступления темноты просто невозможно поймать такси.

— Пойду наложу новую косметику, приготовлюсь к выходу на улицу, — сказала она, удаляясь в маленькую туалетную комнату, какими в эти времена могло похвастаться большинство дорогих квартир. Оказавшись в безопасности за запертой дверью, она внимательно посмотрела в зеркало, не без удовольствия заметив разлившийся по щекам слабый румянец. Уже не в первый раз Михаил позволял себе нечто подобное. Но так как всем было известно, что у него есть любовница с роскошными восточными глазами, Хилари не собиралась ему уступать. Служить кому-то заменой на небольшой отрезок времени?

Мужчинам можно только позавидовать. Им легче удовлетворять свои желания, нежели женщинам. Хотя в данном случае у нее появлялась возможность удовлетворить желание, более сильное, чем простой каприз, — увидеть далекие планеты. И то, что на борту «Ганзаса» будет такой мужчина, как Латтимор, делало это предложение еще более соблазнительным.

Перескакивая с одной мысли на другую, она еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале и вскоре заметила, что щеки ее несколько побледнели. Она решила, что это не от волнения, а от того, что она съела большое количество мяса. Растянув красные губы в хищной улыбке, как это ей всегда нравилось делать, она внимательно осмотрела свои ровные беленькие зубки.

— Р-р, ты, маленькое плотоядное животное, — прошептала она.

Затем Хилари слегка коснулась себя горлышком флакона с великолепными духами из серой амбры, представлявшей собой непереваренные останки осьминогов, извлекаемые из кишечника кашалота. Приподняв волосы, она надела и застегнула свою уличную маску и величаво вышла к Пазтору.

Тот тоже уже нацепил свою маску. Они вышли на Улицу.

С началом войны город стал постепенно приходить в упадок. И если в крупных городах других стран большинство городских проблем уже было разрешено, или для решения разрабатывались соответствующие законопроекты, то Лондон буквально задыхался под их тяжестью.

Переполненные мусором и шлаком контейнеры стояли вдоль всего тротуара, водосточные желоба ломились от нечистот. Острый дефицит неквалифицированной рабочей силы буквально парализовал город. По этой причине некоторые улицы были закрыты для транспорта, так как дороги пришли в полную негодность, а производить ремонтные работы было некому. Однако большая часть населения стойко переносила эти невзгоды — ходить по улицам, свободным от громыхающего, дымящего транспорта, было не столь опасно и противно.