Некоторые районы заметно пострадали от бомбардировок, хотя следы разрушений обычно прикрывали большие рекламные щиты. Как и все крупные города мира, Вашингтон за своей улыбкой таил гнилые пустоты, которые некому было заполнить.

— Вот твой адрес, приятель, только не похоже, чтобы кто-нибудь был дома, — заметил водитель такси. — Мне подождать тут?

— Нет, спасибо. — Тимберлейн расплатился с водителем, и тот уехал.

Издательство «Терпение Господне» помещалось в унылом и претенциозном здании начала прошлого столетия. На окнах были налеплены объявления: «Продается». Дверь главного входа виднелась за раздвижными железными воротами с тяжелой цепью и висячим замком. О характере деятельности издательства свидетельствовали таблички у входа. Здесь издавалась в основном религиозная литература для детей: такие журналы, как «Путеводная звезда для мальчиков», «Наставление для девочек», «Детский воскресный журнал», более популярные серии типа «Библейские приключения», «Евангельские приключения», «Истории из Священного Писания», а также учебное издание «Хрестоматия Терпения». Какая-то оторванная афиша скользнула по ступеням крыльца и обернулась вокруг ноги Тимберлейна. На противоположной стороне улицы высился большой многоквартирный дом. Тимберлейн оглядел окна, пытаясь выяснить, не наблюдает ли за ним кто-нибудь. Пока он там стоял, несколько человек поспешно прошли мимо, не глядя на него.

Тимберлейн прошел вдоль фасада и свернул на маленькую дорожку вдоль высокой стены, усеянную мусором. Он сунул руку в карман и взялся за рукоятку своего револьвера — с удовольствием ощутил в себе первобытную дикую ярость: ужасно хотелось расквасить кому-нибудь физиономию. Дорожка вела к мусорному баку на заднем дворе. В узком проходе между стен пожилой негр запускал воздушного змея и, запрокинув голову, смотрел, как он реет над крышами.

Не доходя до мусорного бака, Тимберлейн заметил еще один вход в здание издательства. Дверь была сломана и приоткрыта; в верхней ее части остались обломки двух прямоугольных стекол. Тимберлейн задержался, прислонившись к стене и вспоминая уроки уличного боя, затем пинком распахнул дверь и ворвался внутрь.

Оказавшись в сумрачном помещении, он внимательно огляделся по сторонам. Ни малейшего движения, ни малейшего шороха. Тишина. Большая Катастрофа резко снизила численность крыс. Почти столь же тяжелый урон понесло кошачье племя, остатки которого истребляли люди, жаждавшие мясной пищи; если бы крысы снова расплодились, бороться с ними было бы труднее. Однако в этом мрачном здании кошки явно остались бы без дела.

Тимберлейн находился в заброшенном магазине. Даже старый плащ на вешалке свидетельствовал о запустении. Толстый слой пыли покрывал кипы детской религиозной литературы; ее покупатели либо погибли, либо не имели возможности появиться на свет. Новыми тут были лишь отпечатки ног на полу.

Следуя этим отпечаткам, Тимберлейн пересек комнату и по коридору прошел в главный холл, слыша лишь звук своих шагов. Над грязной дверью, за которой смутно виднелись прохожие на улице, был водружен бюст с надписью на мраморе: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне».

— Пустили уже, — мрачно пробормотал Тимберлейн. Он принялся обследовать холл, двигаясь все более свободно. Затхлый дух царил здесь, словно проклятие. Под незрячим взглядом мраморного основателя Тимберлейн осматривал лестницу.

— Я тут, ублюдки! Где вы? — крикнул он. — Что вы сделали с Мартой? — Звук собственного голоса испугал его. Он застыл, прислушиваясь к раскатам эха в шахте лифта, потом достал оружие и стал подниматься по ступеням.

На верхней площадке он остановился. По-прежнему тишина. Он прошел по еще одному коридору до какой-то двери и распахнул ее, уронив старую школьную доску и пюпитр. Судя по всему, здесь было нечто вроде учебного класса. Тимберлейн выглянул в окно на задний двор с мусорным баком и попытался отыскать старого негра с воздушным змеем, вспомнив о нем почти так, как вспоминают о друге. Но старик исчез; по крайней мере, его не было видно. Никого не было видно — ни человека, ни собаки.

«Боже, вот что значит остаться одному на всем свете», — подумал Тимберлейн. И следом явилась другая мысль: «Пора уже привыкать к этому, парень: в один прекрасный день ты действительно можешь остаться один».

Он никогда не был особенно склонен к фантазиям; хотя на протяжении почти всей его жизни различные события напоминали ему о вероятной гибели человечества, молодой оптимизм избавлял Тимберлейна от тягостных дум. Он верил, что ситуация исправится естественным путем (ведь природа уже восстанавливалась после стольких катастроф) или упорная работа ученых завершится открытием какого-нибудь спасительного средства (не зря же в ведущих странах на такие программы затрачиваются миллиарды долларов). Трезвый пессимизм проекта ДВСИ положил конец подобным упованиям Тимберлейна.

Теперь он ясно видел, что подобные ему существа начали вымирать. С каждым годом число живых сокращается, и, значит, вокруг множатся пустые комнаты — словно соты гигантского улья, который не посещают пчелы. Придет день, когда он останется единственным чудовищем в лабиринте этих бесчисленных комнат, и только его глухие шаги будут там слышны.

В облике комнаты, словно на лице инквизитора, Тимберлейн прочел свою судьбу. Он открыл рот, чтобы крикнуть или глотнуть воздуха, словно утопающий. Только одно существо могло разделить с ним эту судьбу и сделать будущее сносным.

Он побежал по коридору, опять слыша гулкое эхо своих шагов.

— Это я — Тимберлейн! Есть здесь кто-нибудь, Бога ради?

И, совсем рядом послышался голос:

— Олджи, о, Олджи!

Она лежала в наборном зале среди обломков полиграфических матриц. Здесь, как и в остальных помещениях здания, были все признаки давнего запустения. Ее привязали к опорам тяжелой металлической скамьи, на которой в беспорядке валялись свинцовые гранки, и Марта не могла освободиться. Как выяснилось, она пролежала там всю ночь.

— Как ты? С тобой все в порядке? — без конца спрашивал Тимберлейн, выдернув пластиковые ремни, которыми она была привязана, и растирая ее затекшие руки и ноги.

— Я в полном порядке, — сказала Марта и всхлипнула. — Это был просто джентльмен, он не изнасиловал меня! Наверно, мне повезло. Он не изнасиловал меня.

Тимберлейн обнял ее. Несколько минут они неподвижно сидели на замусоренном полу, радостно ощущая живую теплоту тел друг друга.

Потом Марта нашла в себе силы рассказать, что с ней произошло. Таксист, похитивший ее у клуба «Тезаурус», проехал всего несколько домов и остановился у частного гаража. Вероятно, она могла бы узнать то место, во всяком случае, хорошо запомнила моторную лодку на крыше. Марта была очень напугана и, когда таксист попытался вытащить ее из машины, стала сопротивляться. Потом появился другой человек; лицо его скрывала белая повязка, и он держал тряпку с хлороформом. Общими усилиями двое мужчин прижали эту тряпку к лицу Марты, и она потеряла сознание.

Очнулась она в другой, довольно большой машине. По-видимому, они ехали по пригородному району: за окнами виднелись деревья и маленькие домики. Рядом неподвижно лежала другая девушка. Но тут человек на переднем сиденье заметил, что Марта приходит в себя, и снова усыпил ее хлороформом.

В следующий раз Марта пришла в себя в спальне. Она лежала в кровати рядом с той самой девушкой, которую видела в машине. В комнате, где они находились, отсутствовали окна — очевидно, она представляла собой часть большого помещения, разделенного перегородкой на две половины. Пришла смуглая женщина и отвела Марту в другую комнату. Там она увидела человека в маске и с его разрешения села на стул. Этот человек сказал, что ей очень повезло и вовсе нечего бояться. Его босс влюблен в свою пленницу и будет хорошо с ней обращаться, если она пожелает жить с ним; цветы же он прислал, дабы подчеркнуть честность своих намерений. Несмотря на негодование и страх. Марта держалась спокойно.