С отрицательной стороны оказались плата за обучение — пятьдесят копеек за урок — и удаленность учительницы от Боричева Тока. Она жила, кажется, на Межигорской. Или Константиновской. Но не Ладо Кецховели, это точно. На Ладо Кецховели жил учитель физики, к которому ходил Ромка. Недолго, всего одну четверть. Ему много не надо. Он-то нормальный. В отличие от некоторых. Этих, как его… медбежат.

Нужно у Маши уточнить адрес. Нет, лучше телефон. Сначала договориться. Честно предупредить про медбежиху. Чтобы не подсунуть уважаемому человеку кота в мешке. Пусть знает, на что идет. И мобилизует все педагогические методы.

Учительница по телефону сначала согласилась. Потом подумала и увеличила оплату до 70 коп. Поняла, какой тяжелый труд ей предстоит. Заочно определила. Вот что значит опыт.

Водить Валерика поручили Нине. Все равно больше некому. Взрослые или на работе, или на пенсии. На пенсии ходить трудно. К тому же далеко. На Межигорскую (все-таки Межигорскую!) можно было доехать. На трамвае одну остановку (3 коп.). Потом на автобусе одну остановку (5 коп.).

Задачка решается устно:

1)3 коп. + 5 коп. = 8 коп.

2) 8 коп. × 2 ребенка = 16 коп.

Да прибавить еще гонорар учительнице. Вот и выйдет почти целый рубль. А ходить-то на уроки каждый день. Кроме субботы и воскресенья. Чтобы побыстрее подтянуть Валерика. А то Оле уже стыдно в школе появляться.

Даже в собственный день рождения пришлось тащиться с братом почти через весь Подол. Хотя сильно не хотелось. Голова болела. Выпал первый снег, что для середины октября было даже очень странно. Века по этому поводу заставила напялить шапки. Днем снег стал таять. Сползал мокрыми языками с крыш и плюхался в лужи. Деревья отряхивались, прихорашивались, распустив рыжие шевелюры. Валерик всю дорогу ныл, что ему жарко, и пытался хотя бы развязать тесемки у шапки. Нина ему не разрешала. Ей было холодно. Прямо всю трясло. Голову стягивал обручем новый берет. Бабушка Лиза в подарок связала.

У учительницы было тепло и все потрескивало: дрова в печке, половицы, ходики и даже ее голос. Неприятно скрипел, когда она диктовала:

— Наступила осень… осень. Написал? Листья пожовкли… пожовкли.

— Может, пожухли? — ляпнула Нина. Нечаянно, потому что ужасно хотелось спать. Но это скрипуче-шершавое «пожовкли», занесенное осенним ветром из украинского языка, вытряхнуло ее из сонного оцепенения.

— Не спорь! Я лучше знаю. Посиди-ка ты во дворе. А то соседи. За стенкой все слышно. Еще скажут, что целый класс собрала.

Нина послушно кивнула, натянула пальто, берет и вышла во двор. Села на скамейку.

— Чего сидишь? К вчительке пришла? — спросила тетенька с ведром. Несла воду от колонки. Остановилась отдохнуть. В ведро упал золотистый кленовый лист и колыхался вместе с водой.

— Брата жду.

— А-а-а. Я-то подумала, у нашей уже очередь. Это ж какие деньжищи загребает, страшно подумать! Сколько платите?

— Не знаю. Нисколько.

— Скрываешь, значит, — прищурилась тетенька с ведром. — Покрываешь нетрудовые доходы. А еще небось пионерка.

— И не говори, Тася. — Из окна выглянула тетенька в бигуди. — Подпольный цех развернула. Вот бы сообщить куда следовает.

— Не надо сообщать. Мне только одного братика подтянуть. Маленького.

Тетенька с ведром хмыкнула, не посчитав причину уважительной.

— Охота была пачкаться! За маленького небось как за большого платют! — И ушла в дом. И кленовый лист унесла.

Стало жарко. Пришлось расстегнуть пальто, снять берет, подставить шею прохладному ветру. Но щеки так и пылали. И голова болела все сильнее.

— Кажется, я заболела, — пожаловалась Нина брату, когда он наконец вышел на крыльцо, волоча за собой портфель.

— Во! Чего болит? — Его огромные глаза переполнились влагой. Стали как коричневые озера. Кажется, назревало наводнение.

— Голова… и горло…

Странно, что болело горло. Гланды-то вырезали. Чему там болеть, спрашивается?

— Давай портфель понесу, — вызвался брат.

Маленький совсем. Тяжело ему. Нина оба портфеля отобрала. Она все-таки сильнее, хоть и больная. Добрели до автобусной остановки. Хорошо бы немного проехать. Но денег — ни копейки.

— Давай скажем шоферу, что у нас денег нет, — предложил Валерик.

— Он нас наругает и все равно не пустит.

— Сам скажу! — Валерик схватил Нину за рукав и подтащил ее к передней двери. — Дяденька вагоновожатый! Ой, то есть шофер! Дя-день-ка!!!

— Кто тут пищит? — Водитель выглянул из закутка за шторкой.

— Дяденька шофер! Это моя сестра. Она сильно заболела. Сильно-пресильно. А у нас денег нет. Подвезите до конечной, пожалуйста.

Водитель задумчиво посмотрел на детей. Девочка, кажется, и вправду больна. Какая-то квелая, лицо красное. А карапуз — молодец. Не растерялся. Вон как за сестричку беспокоится. Смешной. Глазищи огромные, как блюдца.

— Садитесь.

— Большое спасибо! — сказала Нина.

— Большое спасибо! — сказал Валерик.

Доехали до Красной площади. На трамвай пересаживаться и не пытались. Устали от переговоров. Пришлось сделать небольшой крюк. Обойти стороной Покровскую, где школа. А то бы их как раз зацапали на продленку. Время прогулки.

Дома ждал сюрприз. Приятная неожиданность. Пришли девочки из класса. Таня Булгакова, Света Газейкина и Наташа Гейсман. Их Рива Соломоновна отпустила ненадолго. Поздравить Нину с днем рождения. С тринадцатилетием. Вручить подарки: чашку и томик Маяковского. Бабушки гостей чаем напоили, а Нине поставили градусник. Ого — 38,6!

Болеть здорово. В школу ходить не надо. Тем более на ненавистную продленку. Бабушка Лиза сухарики с изюмом печет. Бабушка Века чай с малиной наливает. Дома тихо. Бабушки ходят на цыпочках, а Валерик в школе. На Межигорскую его теперь Лена водит. Заменяет Нину, временно вышедшую из строя. Но самое приятное: уроки подождут. Зато! Можно! Читать! Сколько хочешь! Еще никому и никогда не удавалось запретить Нине читать. Никто и не пытается. Оля книги носит, Лера книги носит, Женя (хоть ей и некогда) тоже книги носит.

Но все хорошее кончается. Голова не болит. И горло прошло. И температура, как назло, нормальная. Придется идти в школу. Вместе с Олей, потому что она отпросилась с работы. Новый начальник уже убедился, какой она ценный работник.

Нина помогла тете найти Валеркин класс. Стояла рядом, пока та разговаривала с учительницей. На правах старшей сестры.

— Ну, как наш ученик? — Оля была уверена, что походы к репетитору уже принесли плоды.

— У бедя такое вбечатление, что старается, — обнадежила Вера Ивановна, комкая в руках носовой платок. — Но надо работать.

— Мы работаем! — заверила Оля.

— Мы ходим… — Нина осеклась под Олиным взглядом. Ой! Чуть было не проболталась. Пусть Валеркины заслуги не приписывают репетитору.

— Но эта история с сочинением. Про медбежиху. До сих пор не поймем, что на него нашло, — доверительно поведала Оля.

Теперь-то уж ясно, что это был несчастный случай. Оля усмехнулась. Слегка. Дала понять, что снисходительно относится к промаху племянника. Своей усмешкой она как будто приглашала Веру Ивановну разделить ее иронию и тоже улыбнуться. А потом благополучно забыть эту дурацкую историю и планомерно двигаться дальше. К вершинам науки.

— Я сама ничего понять не богла, — развела руками учительница. — Главное, все объяснила. Три раза. Сказала же: медбежонок. Четко и ясно. А он что понаписал? Медбежонок! Ужас!

— Вы простужены? — посочувствовала Оля, но в глазах ее запрыгали веселые чертики.

— Небножко. У бедя насморк. Уже целый месяц. Скоро пройдет.

— Конечно, пройдет, — обнадежила Оля. — Выздоравливайте! До свидания!

И побежала на работу. Весело, почти вприпрыжку. Нина смотрела ей вслед. Ну точь-в-точь девчонка!

Знаете, почему про майского жука, учат зимой? Чтобы мечтать о весне. О первомайской демонстрации. Оля обещала белое платье сшить. Точнее, перешить из бабушкиного довоенного. Оно ей мало. У водников продаются золотые пуговицы и пряжка для ремешка. Только ремешок придется заказать в мастерской на углу. Оля металлические дырочки пробивать не умеет. У нее нет специальной пробивательной машинки. Интересно, к демонстрации жуки уже вылезут? Хорошо бы успели. Они бы тогда летали и жужжали наравне с самолетами на военном параде.