Итак, это все. Все, что осталось от его отца и Виктории. Изувеченные останки и дорогие ящики. Как неумолима судьба. Один миг может оборвать самую сильную жизнь, вычеркнуть из числа живых. Дэниэл очень давно не хоронил близких. Последней была мать. А теперь отец. Так внезапно… Дэн не ожидал, что ему будет так тяжело и больно. Часть его все еще не верила, что отец мертв. О Виктории он не думал, его сердца не хватало и на нее тоже.

Дэн почувствовал присутствие Крис, даже не глядя на нее. Ощутил мощные поток ненависти, направленный на него. Ничего другого он и не ожидал. Прошло какое-то время, прежде чем Дэниэл сумел заставить взглянуть, наконец, в глаза призрака. Окинув глазами гостиную, он не нашел ее. Неужели почудилось?

– Дэниэл, – незнакомый, холодный, словно дыхание мертвеца, голос заставил его вздрогнуть. Он повернулся, чуть не подпрыгнув от неожиданности, но быстро взял себя в руки, не забывая, что за ним сейчас наблюдая десятки глаз. Она стояла позади него, вот почему он не нашел ее. Мгновения хватило, чтобы захватить взглядом весь ее облик. Сказать, что перед ним стоит совершенно незнакомая женщина, все равно, что не сказать ничего. Ошарашенный невероятной ошеломляющей переменой, он пытался пробиться под темные стекла, желая убедиться, что эта женщина – не самозванка. Люди не могут так меняться.

– Кристина? – недоверчиво выдохнул он, пристально глядя на нее. Женщина вздернула подбородок, губы ее были плотно сжаты, и он чувствовал исходящее от нее ледяное презрение. Наверное, нужно что-то сказать или хотя бы пожать руку в знак приветствия, но угадав его намерения, она шарахнулась в сторону, словно испуганная лань. И этого тоже стоило ожидать, но внутри него что-то болезненно натянулось.

– Мне жаль, Крис, – выдавил Дэниэл, не осознавая, о чем именно он жалеет больше. Женщина едва заметно кивнула.

– Да, мне тоже, Дэниэл, – ответила сухо.

Он опустил взгляд на ее туфли, думая о том, что раньше его имя в ее устах звучало совсем иначе.

Удовлетворенные спектаклем люди снова продолжили поток своих душещипательных слов сочувствия. Дэниэлу пришлось отвлечься от незнакомки в черном длинном платье, напряженной, как струна, но готовой драться до конца. Ему хотелось что-то сказать, разглядеть ее, как следует, чтобы удостовериться, чтобы понять, кто перед ним… Какого черта? Зачем ему это? Сцепив челюсти, он пошел к выходу. Воздух стал слишком спертым от такого количества народа.

Мэдисон догнала его. Они вместе стояли на крыльце и курили.

– Ты отлично держишься, – удовлетворенно произнесла она, выпуская колечко дыма. – Сейчас поедем в собор, потом на кладбище. Еще как-то надо пережить поминки в доме Джона. Мечтаю, чтобы этот день поскорее кончился.

– Я тоже. – Согласился Дэниэл.

– Ты видел, какие ужасные у нее волосы?

– Что? – не понял Дэниэл, повернувшись.

– Я про Кристину. Эти светлые пряди в волосах выглядят, как седина.

– Она изменилась. Я не узнал ее, – сдержанно ответил Норман.

– Еще бы, восемь лет прошло. Она выглядит гораздо старше своего возраста.

Дэниэл ничего не ответил. Взгляд его блуждал по верхушках елей. К воротам ритуального центра подъехали три микроавтобуса.

– Вряд все поместятся, – равнодушно бросил он, и, бросив окурок в снег, пошел к своей машине.

***

Во время отпевания, Кристина, пряча руки в широких рукавах пальто, с трудом сдерживала подкатывающие к горлу рыдания. Слишком много переживаний для одного дня. И все же она почти выдержала. Осталось немного.

– Эй, ты жива? – дотронувшись до ее плеча, спросила Лиза. Кристина вздрогнула, посмотрев на нее.

– Вроде, – слабо улыбнулась Кристина, отстраняясь от монотонных молитв священника.

– Ты молодец.

Да, я молодец, – согласилась про себя Монахова, бросив взгляд на бывшего мужа, первый раз после их короткого приветствия. Ее все еще мутило. Господи, если бы она позволила ему взять ее руку, то ее непременно бы вырвало у всех на глазах. И никакие лекарства не помогли. В этот момент она ненавидела свое подсознание, реагирующее на стресс таким отвратительным образом.

Сейчас нервные приступы вызвали у нее только досаду и раздражения, а много лет назад чуть не убили. Она не могла, есть, спать, разговаривать. Малейшее движение вызвало рвоту или обморок от смертельной слабости истощенного организма. Само осознание своего существования вызывало у нее тошноту. Никто не мог помочь ей, ни один психолог, ни один врач. Она умирала. Пищу вводили через капельницы, менструальный цикл остановился, а о состоянии психики не стоило даже говорить. Если бы не Лиз, то Кристина умерла бы в психушке. Она выхаживала ее, словно, маленького ребенка с заботой и неумолимой уверенностью в успехе, при том, что не она являлась ее лечащим врачом. Лиз была ее единственным неравнодушным другом, с первой минуты их знакомства и до сих пор.

Мучительный и затяжной период возвращения Кристины в реальный мир дался ценой огромных моральных сил. И все же Лиз вытащила ее, именно Лиз, но излечить до конца так и не смогла. Слишком глубоки были раны, нанесенные душе девушки. Ни любовь, ни забота не сумели заглушить боль и отвращение.

Приступы тошноты со временем стали реже, она даже научилась сдерживать их. С бессонницей и отсутствием аппетита подруги боролись до сих пор. Кристина почувствовала жжение в ладонях. Безумно захотелось помыть руки. Еще один пунктик. Болезненная отчаянная чистоплотность. Она принимала душ не менее трех раз в день, а руки мыла чуть ли не каждые полчаса, если имелась такая возможность. Но отмыться никак не могла. Испачкана была ее душа, растоптана и осквернена.

Почувствовав ее взгляд, Дэниэл повернулся. Кристина встала поодаль от всех, у дверей. Высокая, худая и нелепая в слишком широком пальто, с грубым пучком стянутых на затылке волос, в огромных очках. Впалые скулы, бледные губы. Он вдруг подумал, что, несмотря на жалкий вид, она держится с достоинством и уверенностью. Откуда в ней взялась эта стойкость? Дэниэл ожидал увидеть испуганную, растерянную, залитую слезами девочку, но не ледяную женщину, взирающую на него с презрением и вызовом. Он чувствовал, что теперь она смогла бы стать достойным соперником. Только делить им больше нечего, но Крис об этом еще не догадывается.

Кристина отвернулась и что-то сказала своей немного чудаковатой подруге. Такая же странная, как и сама Кристина. Короткие волосы, вызывающая уверенность. Дэну не нравился изучающий пристальный взгляд незнакомой блондинки. Он привык к тому, что на него глазеют, но то, что излучали глаза женщины, имело совсем другое значение. Дэниэлю не хотелось, чтобы она смотрела на него. Ему казалось, он был уверен, что женщина знает правду. Однако взгляд ее не выражал осуждения, только пристальное изучающее выражение, словно она пыталась сканировать его мозг, рассмотреть под микроскопом. Неприятное ощущение.

После отпевания процессия отправилась на кладбище. Там разыгралась настоящая драма. Мэдисон рыдала так оглушительно, что вороны с окружающих деревьев рванули в небо. Было сказано немало добрых слов в адрес Джона. О Виктории никто не вспоминал. Когда пришла очередь бросать горстку земли на гроб отца, Дэниэл замешкался. Замерев на краю могилы, и сжимая холодные комья земли, он пытался сдержать боль потери, рвавшую сердце. Если он сейчас сделает это, то подтвердит неумолимую истину. Джон Норман умер.

Вытянув руку, Дэниэл разжал ладонь, закрыв глаза. Заскрежетали зубы, удары сердца соединились с ударами земли о крышку гроба. Краем сознания он услышал причитания Мэдисон, непрошено ворвавшиеся в его мозг. Ее лицемерие в такой момент показалось кощунственным даже ему. Он обернулся, чтобы остановить ее, но это сделала за него Кристина. Грубо схватив Мэдисон за локоть, она резко развернула ее к себе.

– Немедленно прекрати, – зашипела она на Мэд. – Или я ударю тебя.

– Что? – охнула женщина, опешив от такой наглости. На побелевшем лице выступили красные пятна. – Как ты смеешь!