Криво усмехнувшись, Дэниэл отвернулся. Он отлично знал, почему она молчала. Сюрприз, как же. Маленькая сучка хотела сбежать от него. Неделю назад он нашел припрятанные деньги и билеты.

– Тебе есть, что сказать? – с трудом выговаривая слова, обратился Джон к своему сыну. Дэниэл поднял голову, и посмотрел в убийственно-ледяные глаза отца. Он не увидел осуждения, злости, ярости, только презрение и отвращение. – Ты это сделал?

– Что ты имеешь в виду? – сухо спросил Норман-младший. Из царапин, нанесенных Викторией, сочилась кровь, но он не чувствовал боли. Он ничего не чувствовал, кроме пустоты и желания покинуть больницу. Ему опостылел этот фарс. – Если ребенка, то да. Я его сделал. А насчет остального. Все действительно произошло в нашем доме, Игорь проявил невероятную догадливость, – иронично заметил Дэниэл. Лицо парня исказила свирепая гримаса. Его начинало ломать. Агрессия росла в геометрической прогрессии. – Что еще ты хочешь знать, папа? Как? Мы приехали с вашего праздника, и решили продолжить дома. Я решил. И именно я пригласил друзей. Насколько я помню, ты никогда не одобрял мое окружение. Ну, мы выпили, кое-что приняли и нас занесло. Я не принимал участия, но и не остановил их. Все начиналось, как злая шутка, но закончилось весьма плачевно для одной маленькой идиотки. Я отключился в какой-то момент, а когда пришел в себя, понял, что мои друзья малость переборщили. Меня привезла сюда одна из проституток, которые видели достаточно, чтобы дать показания на суде. Они много интересного смогут рассказать. Слишком часто эти особы бывали в нашем доме. Как в отсутствии моей жены, так и при ней. Они с радостью поведают судье, как я избивал Кристину, как издевался над ней, как она молчала и никому не жаловалась. Ты такой правды хочешь, отец? А? Пусть меня судят. Я готов. Но готов ли ты?

От яростного пренебрежения в глазах Дэниэла, Джон чуть не задохнулся. Он замахнулся, но не ударил сына, опустив руку.

– Не смей меня называть отцом, – свирепо прошипел он, отшатнувшись в сторону.

– Отлично, но это не освобождает тебя от ответственности. Не отводи глаза, посмотри на меня. Ты вырастил меня, ты воспитал. Так задай себе вопрос, почему я такой? И кто в этом виноват? Или ты не видишь никого, кроме своей шлюхи. Ну же, вызывайте ментов. Чего вы ждете?

– Значит, ты этого хочешь? – выпрямившись, Джон сумел совладать с собой и посмотрел на Дэниэла, как на никчемное насекомое. – Тебе мало того, что ты сотворил с бедной девочкой. Ты хочешь публичного унижения. Кого ты наказал, Дэниэл, кроме самого себя? Ты думаешь, что в тюрьме ты сможешь забыть о том, что сделал? И все для того, чтобы причинить боль мне и Вике? Зачем?

– Просто так, – усмехнулся Дэниэл. – Приятно помучить двух таких благородных идеальных до омерзения людей. Только ты многое забыл, отец. Моя мать умерла не от рака, а от того, что потеряла надежду, когда ты спутался со смазливой русской шлюхой. И не надо врать, что начал трахать ее уже после нашего переезда в Россию. Мама знала, что ты ей изменяешь и поэтому опустила руки. Эта тварь отняла у меня всё. И теперь я сделал с ней тоже самое.

– Ты отнял все, не у Виктории, Дэн, а у себя самого. Это свою жизнь ты только что угробил собственными руками. Я всегда знал, за что ты ненавидишь Вику. И не стану ни в чем оправдываться. Ты понятия не имеешь, что я пережил за время болезни Мод. И не тебе судить. Я уверен, что Алисия никогда не винила меня ни в чем. Я делал невозможно, чтобы она жила. А насчет Виктории. Я не планировал женится на ней. Я никогда не был глупцом, чтобы поверить, что молодая красивая женщина может бескорыстно полюбить потрепанного жизнью старика. Но ей удалось меня убедить. И хочу тебя разочаровать, Дэн. Я в курсе о вашей короткой интрижке, случившейся пару лет назад. И я еще помню, что такое страсть, и то, как трудно противостоять ей. Но страсть проходит. Вика сама мне рассказала. Ей было очень стыдно, и она не сразу поняла, что ты пытаешься через нее отомстить мне. Ты ведь уже похоронил меня. И только и ждал, когда завладеешь моей компанией и деньгами. Тебе всегда было мало. А принять, что доля наследства достанется Вике и ее дочери, оказалось выше твоих сил. Я устроил вашу свадьбу, чтобы умерить твой эгоизм, я надеялся, что ты успокоишься, поняв, что никто ничего у тебя не отнимет, и деньги останутся в семье. Если бы я знал.... Не Виктория твой враг, Дэниэл. И не я. А ты сам. – Джон сделал паузу, чтобы прочистить горло. – Скажи, за что ты наказал Кристину?

– Она ее дочь. И согласись, ты не зря устроил обучение за границей, ты готовил Кристину, хотел отдать ей все, – ледяным тоном произнес Дэниэл. В глазах его полыхали искры гнева.

– Какой же ты дурак. Я люблю Кристину, как дочь. И заставил тебя на ней жениться, только потому что ты уложил ее в постель, когда ей едва исполнилось семнадцать. Наивная, неискушенная девочка была легкой добычей, не так ли?

– Не так уж она и наивна. Кристина просто дура. Другая ушла бы.

– Но она не другая, и она любила тебя.

– Я не просил никого любить меня, – сквозь зубы прошипел Дэниэл.

Дэниэл долго смотрел в глаза отца. Он сделал все, чтобы заставить его ненавидеть себя, окончательно разорвать все связи. Дэниэл жаждал облегчения, но его чувства были далеки от освобождения. Месть не принесла радости. И, черт, он вовсе не собирался заходить так далеко. Если бы не наркота, которую принесли его приятели, ничего бы не произошло. Он просто потерял голову. События завертелись, как страшный сон. Дурман владел им и сейчас. Дэниэл не понимал, что говорит и делает. Реальность еще была далека, расплывчатая и туманная. И он не хотел трезветь и возвращаться.

Игорь Журавлев, молчаливо наблюдающий за разговором отца и сына, неловко кашлянул, привлекая к себе внимание. Джон повернулся к доктору и уверенно посмотрел в глаза.

– Игорь, вы не станете никому сообщать об обстоятельствах трагедии. И забудете обо всем, что видели и слышали сегодня, – безапелляционно произнес Джон Норман.

– Но… – с сомнением начал Журавлев, в глазах его мелькнуло разочарование.

– Это все, Игорь. Достаточно с нашей семьи позора. Лучшим наказанием для Дэниэлом станет то, чего он боится больше всего.

Джон снова посмотрел в исполосованное царапками лицо сына.

– У тебя больше нет отца, нет денег. Выживи, если сможешь.

Брови Дэниэла вопросительно взметнулись. Он ожидал совсем другого исхода. Он хотел резонансного скандала, прилюдной экзекуции, публичного полоскания имени Норманов во всех газетах страны. Полнейшее равнодушие било сильнее, чем упреки и удары. И это все?

– Выживу, – пообещал Дэниэл, разворачиваясь. Покидая кабинет главврача, он ни разу не обернулся.

Его шаги были уверенными, хотя все существо бунтовало. Голова раскалывалась от давящей боли и хаотично скачущих мыслей. Куда идти? Что делать? Дэниэл стремительно шел по коридору, не обращая внимания на любопытные взгляды медперсонала и пациентов. Какое ему дело до всех этих людишек? Он никогда не был озабочен тем, что подумают или скажут о нем.

Дэниэл задержался только перед стеклянными дверями реанимации. Там, подключенная к аппарату, облепленная трубками, лежала его жена. Болезненный спазм сжал его желудок, горло обожгло незнакомым чувством.

Дэн помнил ее ребенком, а она только что потеряла своего, нерождённого. Их ребёнка. В голове не укладывалось, он не мог принять такую истину. Он запрограммировал себя на ненависть ко всему, что связано с Викторией. Кристина была ее дочерью. Черт, не была, а есть. Она все еще есть. Все еще здесь. Черные волосы рассыпаны по подушке, вместо лица кровавая маска. Перед глазами возникло внезапное воспоминание. Истекающее кровью, покрытое синяками, сломанное тело на растерзанной кровати, тяжелое дыхание и прикованные железными браслетами руки, хриплый шепот разрывал воспаленный слух:

– Я умираю, Дэниэл. Вызови врача. Пожалуйста, вызови…

Вот и все, что она сказала. Ни слез, ни упреков, только мольба. Он думал, что Крис молила за себя и ошибся. Крис ни жила для себя ни одной минуты своей жизни.