Адам покачал головой.
— Какая-то глупость, — сказал он, но все-таки хлопнул по ее ладони.
Катя удержала его руку.
— Твое здоровье, — сказала она и снова подняла стаканчик с йогуртом.
— Твое здоровье! — сказал Адам.
Они смотрели друг на друга и пили. Даже когда стаканчики опустели, она не отпустила руку Адама, но положила на нее и свою левую руку и нагнулась к нему, словно желая посвятить его в какую-то тайну.
24
СОКРОВИЩЕ
— Эй, ты слышишь, мы уходим!
Адам вздрогнул от испуга.
— Ты что, заснул?
— Кажется, да.
Он надел брюки и вынул из кармана часы.
— Еще ведь только четыре?
— Скоро полседьмого.
— Подожди же, Эви, пожалуйста.
Она остановилась, не поворачиваясь в его сторону, но затем помахала другим, чтобы они шли вперед.
Адам сложил покрывало и влез в свои сандалии.
— Тебе идет эта юбка. Только обруча не хватает.
Они шли наискосок по поляне, на которой оставались почти что одни только парочки, Адам — на полшага позади нее. Симона и Михаэль ждали на тротуаре, у дороги.
— Мы можем как-нибудь остаться одни хоть на десять минут?
— Зачем?
— Я бы хотел понять, есть ли между нами еще хоть что-нибудь. Когда приходится смотреть на то, как ты мажешь другого кремом…
— Адам, я тебе уже сто раз говорила: это не моя вина. И я не просила тебя за мной ехать.
— Хорошо, это моя вина, мы это уже выяснили. Я извинялся, неоднократно и по многу раз.
Эвелин рассмеялась, покачала головой и повернулась, чтобы идти дальше.
— Эви, пожалуйста, к чему весь этот цирк? Не ломай комедию.
— Знаешь, что самое ужасное? — Она повернулась к нему. — Что ты даже не понимаешь, в чем дело. Что ты еще вообще решаешься смотреть мне в глаза! Ты, за этим шкафом! А если бы это я так стояла, а в ванной сидел бы толстый мужик? Ты бы что сделал, доверял бы мне, как раньше?
— Я знаю только, что люблю тебя, тебя и больше никого.
— Ты довольно быстро утешился.
— Я ей помог, вот и все, я перевез ее через границу в багажнике. Это правда.
— И я должна этому верить?
— Это так, у нее спроси. Если бы я тебя не любил, меня бы здесь не было.
— Мне хотелось уехать из этого захолустья, из этого ресторана и от тебя, вообще уехать, чтобы просто в кои-то веки побыть одной.
— С Моной и Михаэлем?
— Это совсем другое.
— Я мешаю тебе сосредоточиться?
— Раз ты не хочешь меня понять…
Эвелин пожала плечами. Она ускорила шаг. Симона и Михаэль перешли через дорогу и, срезая угол, поднимались наверх, к улице Роман.
Адам, с покрывалом под мышкой, шел следом.
— И чего мне ждать, кроме всей этой комедии?
— Адам, ты в любой момент можешь уехать обратно, в любой момент!
— А ты? Ты когда уедешь?
Они стояли рядом друг с другом на обочине, но поток машин не прекращался.
— Не знаю.
— Как это?
— Не важно, когда я вернусь, я же уволилась, забыл?
— И что, ты все это время будешь у Пепиных родителей на шее сидеть?
— Нет.
— Да ведь опять уже скоро начнется это обжорство.
— За это платит Михаэль. Он на две недели снял здесь жилье, он и Мона. Меня они пригласили, а ты сам себя пригласил.
— Что?
— Не знал?
— Я не хочу сам себя приглашать.
— Пока что я здесь на две недели.
— А потом? На чем ты собираешься возвращаться?
— А может, я не захочу возвращаться?
— Хочешь нелегально эмигрировать?
— Ты еще громче кричи!
— Ты что, серьезно?
— Каков вопрос, таков ответ.
Эвелин дошла до середины дороги и остановилась на разделительной полосе.
— Ну, пойдем же, пойдем.
— Я с тобой не пойду, — сказал Адам, перейдя через улицу.
— Куда ты со мной не пойдешь?
— Ужинать.
— Не говори глупостей, они все равно готовят гораздо больше, чем нужно.
— Как же ты так позволяешь себя содержать?
— Пепи тоже две недели у нас гостила, отнесись к этому, как к гостеприимству.
— Со стороны Ангьялей?
— Ты же тоже бесплатно для нее шил.
Они поднялись рядом друг с другом по маленькой дорожке между домов и садов, пошли по улице Роман налево и повернули наверх, к дому с зеленой дверью.
Симона и Михаэль стояли на въезде к дому, на уровне сарайчика. Сначала можно было подумать, что они разговаривают. Но на самом деле говорила только Симона. Когда Адам и Эвелин поравнялись с ними, она замолчала. Михаэль улыбнулся Эвелин. Вдруг Симона, не говоря ни слова, быстрым шагом, размахивая сумочкой, направилась обратно к дороге мимо Эвелин и Адама.
— Мона?! — воскликнула Эвелин. — Что случилось? Мона?!
Симона ненадолго остановилась, словно собираясь обернуться и что-то сказать. Но она только вытащила из сумочки свои солнечные очки и пошла дальше.
— Мона!
— Она сама не знает, чего хочет, — сказал Михаэль и, обогнув дом, скрылся на участке.
— У меня для тебя кое-что есть, — тихо произнес Адам, — кое-что красивое.
— Мне от тебя ничего не нужно.
— Нет нужно, для этого ты просто должна сесть в машину.
— Не сяду.
— Тогда ты этого не получишь.
— Я же сказала, что мне ничего не нужно.
Адам открыл багажник и достал из него шкатулку с украшениями.
— К Финдайзенам ведь залезали прошлым летом, — сказал он и сел на заднее сиденье. — И я подумал, пока наш домик будет пустовать, вдруг кто-нибудь заберется, тогда это для него будет легкой добычей. И я взял это с собой.
— Мои украшения?
— Вообще-то мне не стоило бы тебе их отдавать.
— Ты с ума сошел? Они мои!
— Пожалуйста, на минутку, только на одну минутку.
Адам открыл изнутри вторую дверь:
— Вот, прошу, твои сокровища.
Эвелин села рядом с ним, повернула маленький ключик и открыла шкатулку.
— Проверь, все ли там на месте.
— Ну у тебя и нервы, Адам, провести это через границу, а потом просто оставить в багажнике. Дуракам везет!
— Больше тебе нечего сказать по этому поводу?
— Зачем ты это сделал?
— Я подумал, что так мне удастся заманить тебя в машину.
Эвелин открыла верхний ящичек.
— Не бойся, все на месте.
Она надела золотую цепочку и красно-рубиновые серьги-капельки.
— Как же это прекрасно, когда ты рядом, — сказал Адам.
За накрытым столом в беседке уже сидели Михаэль и господин Ангьяль в сдвинутых на лоб очках.
— Адам случайно нашел это у себя в багажнике, — сказала Эвелин, откинула волосы назад и принялась поворачивать голову туда-сюда.
Посреди молчания, последовавшего за этими словами, Адам произнес:
— Все так и было.
25
БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ
— Господин Адам, доброе утро, как вам спалось, господин Адам?
— Прекрасно, как на лоне Авраамовом. Эльфи на Балатоне тоже нравится.
Адам подошел к небольшому вольеру, который господин Ангьяль соорудил для черепахи.
— Я дала Эльфи немного морковки.
— Она ее уже всю смолотила, — сказал Адам, садясь за стол.
— Не хотите ли кофе?
Госпожа Ангьяль наклонила кувшин и взбивала теплое молоко венчиком. Адам открыл крышку сахарницы и положил себе в чашку три ложки.
— Я-то думал, что хоть сегодня последним приду.
Он взял из глубокой тарелки, стоявшей посередине стола, горсть маленьких темных виноградинок.
— А какой сегодня день недели?
Госпожа Ангьяль его не услышала. Все ее туловище было напряжено, лицо покраснело. Она тихо стонала, затем вбирала в себя воздух, а в те короткие перерывы, которые позволяла себе делать, сдувала волосы со лба.
— Готово! — сказала госпожа Ангьяль, взяла ложку и сдвинула вспененное молоко к носику кувшина, откуда оно тонкой струйкой полилось Адаму в чашку. Ее рука, задевшая Адама, была липкой и горячей.
— Ваш муж уже ушел на работу?
— Он поехал за Пепи, они завтра приедут.
— Какой прекрасный кофе, в нем даже ложка стоит.