— Ладно, Лелик. Поступим так. Я тебе буду вводить сэкономленные препараты. До миллилитра же на каждую клиентку не рассчитаешь, всегда с запасом берешь. Небольшая экономия, но случается. Вот и будем на тебя тратить, раз ты такая принципиальная. Ну а уж за собственную работу я с тебя, стреляй, денег не возьму. И ты бы не взяла!

Не могу сказать, что предложение очень мне польстило, но Алка не отвязалась и периодически выдергивала меня на «подколки». При этом особо сэкономленных препаратов я не замечала, она всегда вскрывала новенькие ампулы. Нет, спасибо ей, конечно, но вот мои губы!.. За них я билась, как лев. Слишком много развелось вокруг неестественных пухлых губок, которые бросались в глаза своей явной искусственностью. Но Алка не отступалась, убеждая, что она введет гель только по контуру и они (губы то есть) просто обозначатся, а так они у меня все-таки тонковаты, с возрастом станут еще тоньше и вообще провалятся, ну и так далее. Фильм ужасов, короче. Но я стояла насмерть, и вот сегодня попалась на такую простую хитрость!

— Я боли боюсь! — вякнула я.

— Поэтому и мажь. Обезболивает.

Я намазала и выдвинула последний аргумент:

— У меня через полчаса свидание!

— Успеем. — Алка была непоколебима. — Будешь в лучшем виде, никто ничего не заметит. Ты имеешь дело с профессионалом!

С этими словами Алка натянула на лицо марлевую повязку и стала приближаться ко мне с угрожающим видом. Тем временем мазь начала действовать, губы замерзли, и говорить расхотелось. Да ну ее, эту Алку! Все равно не отцепится.

Уколов я боюсь до смерти, и, невзирая на замороженность, губам было больно. Хорошо, хоть процедура быстро закончилась. Алка со шприцем в руках удовлетворенно откинулась назад, полюбовалась на меня глазом творца, поцокала от удовольствия и торжественно сдернула перчатки.

— Посторонний взгляд ничего и не заметит, но какой контур получился!

После чего она вытащила из маленького холодильника лед:

— На! Чтоб синяков не было. А то кровь все-таки лилась, — и крикнула: — Маришка, притащи нам кофе!

Виновато поглядывая в мою сторону, Маришка вкатила сервировочный столик:

— Ой, Ольга Сергеевна! Вроде ничего и не изменилось, а как-то сексуально так стало!

Где это, интересно, ей сексуально стало? Губами, непослушными от заморозки и ледяного компресса, я потребовала:

— Зеркало тащи!

Маришка услужливо протянула мне кокетливое зеркальце. Ну, честно говоря, и правда, было неплохо, чуть-чуть припухло, но не так уж заметно.

— Мастерство не пропьешь! — гордо бросила Алка.

— Ладно, — смягчилась я. — Золотые у тебя руки, не буду душой кривить.

— Еще спасибо скажешь!

Примирившись, мы выпили кофе. При этом я категорически отказывалась от печенюшек, а Алка только хихикала:

— Да кончай ты! Ну, есть у тебя формы, да и хрен с ними! Тебе это даже идет. Из-за пяти лишних килограммов портить себе жизнь и лишаться маленьких радостей? Оно того стоит? Один раз живем, не комплексуй!

Была в ее словах сермяжная правда, но ей было легко рассуждать — сколько бы она ни лопала, все время была худышкой. Конституция!

По ходу трапезы подошла еще одна давняя Алкина пациентка — грузинка Нануся. По-видимому, у нее есть более серьезное имя — Нино там или Нано, но Алка все время зовет ее Нануся, поэтому и мы тоже так зовем. Нануся немедленно высыпала на наш кофейный столик килограмма полтора ювелирных изделий.

Они с мужем уже лет десять занимаются ювелиркой. Нануся мотается куда-то за дешевым золотом и всякими там топазами-рубинами-бриллиантами, а муж из этого ваяет в своей мастерской вещички необыкновенной красоты. Потом уже Нануся развозит все это добро по клиентам. Цены, насколько я знаю, у них были вполне приемлемые, а выглядит все наоборот — очень дорого и роскошно. К тому же у Нануси хороший вкус, она штудирует модные женские журналы, изучает в них фотографии изделий современных дизайнеров и направляет работу мужа в нужное русло.

Как было уйти, когда на столе лежала такая красотища?

Мы, как сороки, накинулись на золотишко, разглядывая и примеряя. Алка выбрала себе очередное колечко из белого золота с россыпью самоцветов, очень яркое и какое-то летнее. По сезону, в общем. Мне же очень понравилось кольцо из черного агата, в которое по окружности было врезано золотыми буквами «спаси и сохрани», я попросила Нанусю придержать его для меня на пару недель, в ответ та решительно нацепила его мне на палец и махнула рукой:

— Сможешь когда — завезешь деньги. А носи сейчас, раз душа к нему легла.

Я пыталась отбиться, но она махнула на меня рукой. Мне очень нравилась ее речь, неправильная, с измененными окончаниями, с перепутанными мягкими и твердыми согласными.

— Не боишься столько золота с собой возить? — спросила Алка.

— Ва! — Нануся опять махнула рукой. — Я на машине. И вообще — здесь ерунда. Я дорогие вещи в тепозытарии храну, а те, какие сама ношу, — панимношку дома. Ой, дэвочки! — всполошилась она. — История у меня нехорошая на той неделе была! Вай, сколько слез пролила!

— Что случилось?

— Комплект у меня есть, любимый, Алка, ты знаешь, с черными топазами.

— Ага! — Глаза Алки загорелись. — Кольцо и серьги. Роскошный. И камни огромные — хоть улицу мости, и цвет редкий, я не видела больше такого.

— Так а работа! — Нануся зацокала и гордо пояснила: — Мне Вахтанг его сделал, когда я ему дочечку родила шесть лет назад. Уже и возраст был приличный, и Гарику, старшему, шестнадцать исполнилось, а Вахтанг всю жизнь сетовал, что девочки у него нет, а приданого ей — полный дом. Так я взяла да и решилась.

— Молодец, — хором похвалили мы. — Так а что случилось-то?

— Ну так вот. Собираемся мы с Вахтангом на прошлой неделе в гости к родне. Я, конечно, маникюр сделала, педикюр сделала, прическу на голове уложила, нарядилась и решила топазы эти черные надеть. Серьги-то прицепила, а перстня — нет! Ну всю шкатулку перерыла — нету. Я — в слезы! Вахтанга зову, он тоже все обыскал, не нашел. Горе-то! И кольцо жалко, только это пережить можно. Так оно сразу ясно-то, что его Гарик из дома унес!

Нануся натурально всхлипнула и продолжала:

— Я реву, остановиться не могу. Говорю Вахтангу: это что же за беда такая с нашим мальчиком могла случиться, что он вынужден был на такое пойти? Ведь только институт закончил, машину ему купили, должность хорошую тоже. Что приключилось? Чем помочь?

Подход к проблеме показался мне интересным и очень национальным. Мы, русские, наверное, первым делом устроили бы детям допрос с пристрастием и угрозами, и не по поводу причин нехорошего поступка, а с требованием в первую очередь вернуть унесенное.

— Наревелась я, в общем, кое-как в себя пришла, в гости сходили — ничего не помню, в глазах темно было, на сердце все черно — вай, как там мой мальчик? Домой вернулись, Гарик уже спит. Я, грешным делом, руки его посмотрела — следов от уколов нет, очень я наркотиков боюсь! Спасибо, Господи, нас это горе миновало! Спать легла, какой сон! Вертелась, вертелась до самого утра. Утром завтрак Гарику подаю, в глаза заглядываю, как дела, спрашиваю. А он — как обычно, вежливый, хороший.

Ушел сын на работу, я всех сестер обзвонила, они ко мне сразу приехали, опять наревелись все вместе, что делать, у кого спросить — не знаем. Брату позвонили, он приехал, с Вахтангом в комнате закрылся, долго говорили, звонили кому-то — ничего не узнали. Я два дня как в бреду прожила. Гарик заметил.

— Что случилось, мама, — говорит, — на тебе лица нет?

— Приболела, — говорю, а сама все на него смотрю — он спокойный вроде. Ничего не пойму! На сердце камень! А потом подружка ко мне приехала кофе попить. Тамара. Она мой кофе любит, я хороший варю, Алла знает.

Алка подтвердила кивком.

— Ну, попили мы кофе, потом Тамара мне и говорит: что там у тебя под диваном блестит, возле ножки, или отсвечивает? Я полезла и прямо на пол села кольцо, то самое! Я, когда золото снимаю, всегда небрежно бросаю, потом уже в шкатулку складываю. Вот кольцо-то, видно, упало и закатилось.