Я Тамару расцеловала, кулончик ей подарила, он ей давно нравился. Такой груз она с меня сняла, дай ей бог здоровья! Всем сестрам и брату позвонила, успокоила.

А вечером Гарик пришел, я — ему в ноги, прощения прошу. Он испугался, ничего не поймет. «Мама, да что случилось?» — говорит. А я ничего ему рассказывать не стала, стыдно мне было, что на ребенка такое подумать могла. Только заставила пообещать, если в его жизни что-нибудь страшное или стыдное случится, чтоб в первую же минуту ко мне бежал. Я все пойму и на помощь брошусь. Сын растерялся, конечно, но обещал.

На меня Нанусина история произвела в некотором смысле воспитательное воздействие. Подумалось, что, когда у нас в доме исчезают какие-нибудь вещи, например скотч или отвертка-крестовка, а недавно — энциклопедический словарь, мы сразу же наезжаем на Мишку или Алика. На их ответные вопли, что они тут ни при чем, внимания особо никто не обращает. А если в такой ситуации искомое изыскивается-таки где-нибудь под кроватью, то никому и в голову не приходит просить у детей прощения за черные подозрения. Вот такая большая разница!

Однако надо было ехать на свидание.

Поблагодарив общительную грузинку за кольцо, я еще раз глянула на себя в зеркало и, оставшись весьма удовлетворенной, расцеловалась с Алкой и помчалась на встречу к Сидорчуку.

Он уже топтался возле кафе в обнимку с букетом роз. Однако дело принимает серьезный оборот!

Мы уселись за столик, сделали заказ, и Валерьян уставился на меня с ожиданием:

— Колись, солнце мое, во что влипла?

Я подумала-подумала и взялась колоться, естественно упуская интимные детали. В конце концов, он человек мне не посторонний, а старый друг, должен понять. Мама всегда нас учила, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Опять же впечатления от Нанусиного рассказа еще не развеялись.

Но Валерка оказался верен национальным подходам. По мере моего повествования подполковник бледнел, зеленел, а потом стал каким-то стеклянным и резюме вынес голосом почти из стали:

— Достукалась! В бандитские разборки влезла! Еще и меня туда тянешь! Ты, Ольга, подставу мне не делай. У меня карьера, и я по лестнице круто иду. А не с мафией рука об руку. И тебе не советую.

И так он это весомо изрек, что я даже растерялась.

Конечно, мне следовало подумать, прежде чем его об услугах просить. Да я как-то ничего криминального делать его вроде бы не просила. А вон как он расценил все!

Ошибочка, в общем, вышла. Хорошо, что уже все доели. Говорить оказалось не о чем. Где уж тут просить найти грузовичок? Похоже, что Сидорчук вообще пожалел, что знаком со мной, и наша дружба дает трещину.

Кофе допили в гробовой тишине и вышли. Валера с определенным осуждением оглядел «мой» джип, но взял себя в руки и дверцу услужливо открыл. Подумал и выдавил: «Тебя (сильно выделив это «тебя») я выручу всегда». А вот моих дружков, надо понимать, нет. На том и расстались. Я подумала, что он, наверное, правильно поступил. Однако не зря мне никогда замуж за него не хотелось.

Я еще с полчасика покаталась по городу, пытаясь придумать выход, и, не без оснований, пришла к выводу, что мы зашли в тупик.

К Петровне я возвращалась с легкой грустью в душе. Дверь открыл Вадик и сразу отрапортовал:

— Детей в дом доставили, бабушке на руки пере… — На последнем слове он споткнулся, и улыбка просто слетела с его лица. Черт, я сдуру прихватила из машины букет подполковника. Впрочем, я слишком устала сегодня, чтобы выдерживать сцены ревности:

— Вадик, перестань. Валерка всегда галантен с дамами.

Но Вадик не перестал, а схватил меня за плечо, просто зверски, и подтащил к зеркалу в прихожей. При этом он молчал, но как-то грозно. Сцепив зубы. Я невинно глянула на себя в зеркало и онемела, примерно как Вадик. Мои губы были в синяках. Надо было подольше лед держать, а теперь — думайте что хотите, называется.

— Это косметические процедуры, — пролепетала я. — Хочешь, дам телефон клиники? Уточнишь.

Я откровенно заискивала, потому что уж больно Вадик был в гневе страшен. Впрочем, не знаю, как бы я вела себя на его месте. На счастье, в прихожей образовалась Петровна и сначала тоже тормознулась от моих губ, но потом засмеялась:

— Ой, Олька в губы чё-то вкачала! Ну, все вы, девки, сдурели! А тебе классно сделали. Синяки-то пройдут, а губки хорошенькие. В какой клинике?

Не сказать чтобы сразу, но Вадика отпустило, а я бросилась искать в сумке помаду. Нарисовавшаяся из ванной Машка услужливо предложила мне свою, но, слава богу, и у меня нашелся какой-то завалящий тюбик.

Замаскировавшись в меру сил, я прошествовала в кухню, где меня с нетерпением ожидал весь наш трудовой коллектив, и кратенько обрисовала безвыходную ситуацию. Первую реплику подала Машка:

— Мент, он и в Африке — мент! А какая машина, вы говорите, у этого гонщика?

— «Феррари», зеленая. Была.

Машка задумалась. Машинами увлекается, что ли? Остальные уныло помалкивали. Пришло время признаться, что я здорово подустала, идей пока нет, однако мы — люди русские, поэтому утро вечера мудренее. В силу этого попросилась отпустить меня спать.

Горячую поддержку нашла только у Машки. Видать, у нее тоже нелегкий денек выдался. Наш капитан Лохматый попытался почесать затылок, но с возгласом «ой-е!» эту затею оставил и, перетерпев боль, вынес резюме:

— Машка с Ольгой пусть валят. Отсыпаются. Остальные — в доме. Выходить только по особому распоряжению. Ясный перец — моему.

— Поедемте, Ольга Сергеевна! Я так устала! Пожалейте меня.

Прямо и не знаю, чем ее утешить. И осуждать ударницу постельного труда не берусь, и преподаватель я ей все же. От раздумий отвлек Вадик:

— Я отвезу девчонок и вернусь.

— Ага, щас! — рявкнул Лохматый. — Лоха нашли! Пусть едут в твоем джипе, он тебе до утра не сгодится.

— Нет уж! — отрезала я. — Я на этом тракторе кое-как днем ездила, а ночью — увольте! Уж лучше пешком пойду.

Машка загрустила, Вадик тоже, но Лохматый проявил смекалку:

— Петровна, вызывай девчонкам такси. Токо со скидкой чтоб было.

Петровна, прежде чем звонить, глаз на нас с Машкой кинула. Мы дружно кивнули. Штирлиц!

Такси прибыло буквально через пять минут — фирма веников не вяжет. Вадик вышел нас проводить, обсудил с водителем маршрут, дал ему денег, затем попытался проститься со мной пылким поцелуем, но я не далась — рядом стояла моя студентка.

Он совсем загрустил и отпустил нас.

По пути Машка сразу затарахтела:

— Ой, Ольга Сергеевна! В нашей группе все вас так любят! Говорят, что интересно на занятиях. Я бы тоже ходила, училась бы, но — сами видите…

Я даже и не знала, как вести себя с нею. С одной стороны, девчонка весьма забавная. Глаза нараспашку, рот до ушей. Открытая какая-то. Да и дурой не назовешь. Двоечница, конечно. Но не от тупости, а от нехватки времени. А время вон каким трудом занято! Причем я испытываю неловкость оттого, что знаю род ее занятий, а она — нисколько. Вот сочувствия просит, на трудовую усталость жалуется.

Машка, скрестив длинные ноги, откинулась на спинку сиденья.

— Шеф, закурить можно?

Водитель глянул на нее в зеркало.

— Я не курю. И сигареты не вожу с собой.

Машка фыркнула и, проигнорировав деликатный отказ, достала из сумочки длинную сигарету. Щелкнув зажигалкой, эффектно затянулась. Я вжалась в уголок заднего сиденья.

По-видимому, наша пара вызывала у водителя недоумение. Он по очереди поглядывал в зеркало то на меня, то на Машку. Похоже, род ее занятий не вызывал у него сомнений, а вот на мой счет сомнения были. А Машка продолжала болтать:

— Мне на вас похожей быть хочется! Вот увидите, я постараюсь и все, чему вы нас учили, освою. Я, когда постараюсь, все быстро схватываю. И тогда у меня — хорошие показатели, довольны останетесь.

Водитель с повышенным интересом стал поглядывать на меня. Заинтересовался, видно, чему это я Машку обучаю и каких показателей помогаю ей добиться.