— Можете на меня рассчитывать, товарищ полковник!

В Майкопе я остановил колонну вблизи квартиры командования НКВД. На лестнице мне встретился один из русских офицеров, выехавших из деревни впереди нас. «Я уже представил рапорт по этому вопросу, — бросил он мне мимоходом. — Вас ждут».

Генерал НКВД сердечно принял меня. У меня оказалась такая репутация, что он даже не спросил о моих документах и приказе к прибытию. Несмотря на это, я показал их ему. Движением руки он дал мне знать, что это лишнее.

— Вы были правы, — сказал он. — Эти казаки прирожденные предатели. Я приглашаю вас сегодня вечером, с этого момента вы являетесь моим гостем и будете жить как положено.

Услышав эти слова, я подумал, что меня разоблачили. Но нет! Генерал реквизировал для нас просторную и удобную виллу с гаражом. Нам повезло, так как в набитом беженцами Майкопе невозможно было найти квартиру. Таким образом мы могли реализовать наши планы в самом центре позиций противника. В моем распоряжении оставалось шесть или семь дней до прибытия наших танков. Необходимо было максимально использовать их.

После тщательного обыска виллы мы удостоверились, что там нет микрофонов, но о наших делах все равно разговаривали только при работающем радио. Моих оба заместителя — прапорщик Франц Куделе, иначе лейтенант Протов, а также сержант Ландовски, иначе лейтенант Очаков — превосходно играли свои роли. В Майкопе царил хаос: боялись нас. Наше подразделение оставили в покое, однако малейшая неосторожность кого-нибудь из моих людей могла все испортить. В течение первых двух дней я вынужден был собрать нескольких моих солдат, которые не проявляли достаточной бдительности:

«Вы забыли чему вас учили в Алленштейне?[260] Товарищ Вуйшкин, измените наконец это добродушное выражение лица, которое может погубить вас и всех нас! Вы — сотрудник Народного Комиссариата Внутренних Дел, и никогда не забывайте об этом. Товарищ Лебедев, прекратите ухаживания за продавщицами бывшего универмага, у вас другая задача. Я уже говорил вам, что к слову «фашистская» вы должны добавлять «вонючая крыса» или что-то подобное. За исключением нескольких случаев, вы произносили «фашист», как будто говорили «сапожник» или «механик по ремонту автомобилей». Так нельзя! Когда вы употребляете слово «фашист», вначале необходимо его злостно высмеять. Затем нужно посмотреть вашему собеседнику прямо в глаза и приглядеться подозрительно. Он тем более испугается, что, не зная точно, кем является этот «фашист», будет чувствовать себя виноватым и сбавит тон».

После двух ночных приемов у генерала Першола и большого количества совместно выпитой водки мы уже были с ним в хороших дружеских отношениях. Нам пришлось вместе посетить оборонительные позиции. Единственным действительно грозным участком этих позиций было пересечение дороги с железнодорожной линией — там оказалась сконцентрирована вся артиллерия в три эшелона вглубь территории, плюс выкопаны противотанковые рвы. Генерал спросил у меня, что я думаю об оборонительных позициях, только на этот раз откровенно!

— Товарищ генерал, оборона подготовлена отлично. Однако при условии, что фашистские танки поедут по этой дороге и к тому же один за другим. Но что будет, если они появятся со стороны вон тех полей подсолнечника или вон из-за того холма!

Генерал задумался и ответил:

— Точно такое же замечание я сделал товарищам специалистам по противотанковой обороне!

— Фашисты смогли войти в Таганрог и Ростов только потому, что их ждали на одной главной дороге, товарищ генерал! И что произошло? Они произвели атаку на более широком фронте в боевом порядке, напоминающем звезду! То же самое они могут сделать и здесь. Один передовой отряд здесь, следующий там, а еще один позади нас, чтобы обойти с тыла! Необходимо все предусмотреть, товарищ генерал. Эшелонированное наступление всегда опасно.

— Вы правы. Зная ваше мнение, я смогу более энергично защищать свою точку зрения. Соответствующие мероприятия необходимо осуществить еще этой ночью.

Он был явно доволен, что не должен один нести ответственность. Мы также приняли соответствующие меры. До утра 7 августа нами собиралась всяческая полезная информация и готовился наш план. 7 августа все было готово.

Я поехал в резиденцию НКВД. Першола там уже не было (мне никогда не довелось его больше встретить), а архив вывезли. В городе действовали грабители; везде царил полный хаос. Мы разделились на три группы. Первой, самой многочисленной, командовал сержант Ландовски. Ее задачей было не допустить — по мере возможности — уничтожения оборудования, предназначенного для добычи нефти. Пока что ничего не было демонтировано, так как не хватало грузовиков, а железнодорожная линия Армавир — Туапсе превратилась в линию фронта.

Второй группой я поручил командовать Куделе-Протову, который должен был остаться в городе и уничтожить телефонную и телеграфную станцию, соединяющую город с Северным Кавказом.

Ранее я сам хотел командовать первой группой, но ночью с 8 на 9 августа мне стало известно, что две гвардейские бригады, только что прибывшие из Тбилиси и Баку, заняли позиции на пресловутом пересечении. Глупая затея. На рассвете 9 августа мне сообщили по радио, что передовые отряды 13-й танковой дивизии находятся в двадцати километрах от Майкопа и вскоре атакуют пересечение. Поэтому я взял четыре автомашины и с вооруженными людьми на подножках с трудом прокладывал себе дорогу сквозь поток беженцев, переливавшийся по улицам города. Наконец удалось выехать за город, и вскоре я приказал остановить автомобили вблизи здания, стоящего особняком и хорошо охраняемого, — здесь находилась телефонная станция армии. Кое-где начали падать и взрываться снаряды наших гаубиц калибра 15 см. На дороге уже было значительно меньше народа; слышались выстрелы русской артиллерии. Шестеро моих солдат проскользнули в здание с пакетами под мышкой. Они вернулись бегом, и мы тотчас же уехали среди летящих снарядов в направлении фронта. Через три минуты прозвучал сильный взрыв: телефонная станция взлетела в воздух.

Подъехав к артиллерийским позициям, я заметил подполковника, командующего батареей, которому меня уже представлял Першол во время нашего «инспектирования». Я спросил у него, по кому и чему стреляют.

— То есть как это по кому, по немцам!

— Фашисты сегодня утром совершили обходной маневр, и их фронт находится уже за Майкопом! Попытайтесь дозвониться!

Он пытался, но ему, конечно же, не удалось этого сделать, поэтому подполковник приказал тотчас же прекратить огонь и отступить.

— Вы поедете с нами? — спросил он.

— Товарищ полковник, долг превыше всего, я поеду предупредить нашу боевую пехоту, пока не захлопнулась ловушка.

— Товарищ майор, известно ли вам, чем вы рискуете?

— С некоторых пор я уже отдаю себе в этом отчет.

Мы добрались до позиций гвардейской пехоты. Я представился генералу и доложил, что его подразделению грозит окружение, так как фашисты уже миновали Майкоп. Генерал оказался мелочным, подозрительным и, по всей видимости, не любил НКВД. Я еще раз прибегнул к уловке с телефоном, не забыв добавить, что стоящая позади них артиллерия уже отступила. Он напрасно пытался позвонить, после чего задал мне несколько затруднительных вопросов. Я понял, что у него появилось подозрение. Мы смотрели друг другу прямо в глаза… Мне подумалось, что без револьвера здесь не обойтись. В этот момент прибежал запыхавшийся сержант-связист с донесением, что артиллерия уже отошла! Я отвернулся. Только лишь тогда генерал отдал приказ к отступлению. Заметив начало выдвижения, соседние части прислали к генералу связных, что позволило мне избежать нежелательных дискуссий.

В то же самое время, в установленный час «X», Куделе-Протов появился с людьми на телефонной станции Северного Кавказа. Они вели себя так, как будто бы прибыли по приказу; озабоченные и раскричавшиеся. Им встретился какой-то майор, крикнувший: