Линкольн Филдз, растерянный и обомлевший, снова очнулся все в той же гостиной.

Он вскочил на ноги, кинулся к Гарту Йану и стал отчаянно трясти его:

— Гарт! Почему он перестал играть! Скажи ему, чтоб продолжал! Скажи!

Гарт Йан посмотрел на землянина изумленно, словно не мог взять в толк, о чем тот говорит, потом удивление на его лице сменилось жалостью.

— Он не переставал играть, Линкольн.

Филдз смотрел на него невидящими глазами, в которых не мерцало ни тени понимания. Пальцы Нови Лона все так же стремительно порхали по клавиатуре, лицо выражало все тот же исполнительский экстаз. Истина хоть и с трудом, но проникла в сознание землянина, и его пустые глаза наполнились ужасом. Испустив хриплый крик отчаяния, он сел и спрятал лицо в ладонях.

Пять минут истекли! То удивительное чувство не вернуть!

Гарт Йан улыбался, и улыбка его была злой.

— Еще мгновение назад мне было жаль тебя, Линкольн! Но теперь я рад, что все так обернулось. Да, рад! Ты заставил меня сделать это, ты вынудил меня! Надеюсь, ты удовлетворен не меньше, чем я. До конца дней своих, — его голос опустился до свистящего шепота, — до конца дней своих ты будешь помнить эти пять минут. Ты будешь понимать, чего тебе так мучительно не хватает, и знать, что ты никогда этого не получишь. Ты слепец, Линкольн! Слепец!

Землянин отнял руки от лица и усмехнулся, но его вымученный оскал никого не мог обмануть. Ему понадобилась вся сила воли до последней капли, чтобы сохранить хотя бы видимость хладнокровия.

Он не решился заговорить, опасаясь, что голос сорвется. Нетвердой походкой он двинулся к выходу. И до самого порога шел с гордо поднятой головой.

Но в ушах его звучал тонкий язвительный голосок, повторявший снова и снова: "Ты пришел сюда нормальным человеком, Линкольн. А уходишь слепцом! Слепцом! СЛЕПЦОМ!!!"

Семь тысяч пятьсот сороковая сессия Галактического Конгресса восседала торжественным конклавом в просторном полукруглом зале на Эроне, второй планете Арктура.

Председатель медленно поднялся и обвел взглядом собравшихся делегатов. Как и все арктурианцы, он отличался широким лицом, сейчас несколько покрасневшим от волнения. Перед тем как обратиться к делегатам с официальным заявлением, председатель выдержал паузу, чтобы придать происходящему особую торжественность.

Ведь в великую галактическую семью новые планетные системы принимались не так уж часто. Иной раз в ожидании подобного события можно было прожить целую человеческую жизнь.

Длинной паузе председателя делегаты ответили не менее долгим молчанием.

Двести восемьдесят восемь планет с кислородной атмосферой и гидрохимизмом входили в Систему. Двести восемьдесят восемь делегатов присутствовало на сессии. Здесь были представлены существа всех человекообразных форм и обликов: высокие и худые, широкие и дородные, низенькие и коренастые. Некоторых отличали гибкие волосы, кое у кого редкий серый пух покрывал всю голову и лицо. Встречались пышные кудри, уложенные в высокую прическу. Но в большинстве своем делегаты были лысыми. Одни выделялись крупными ушными раковинами, поросшими волосами, у других выпячивались на макушку слуховые мембраны. Глаза некоторых, словно у газелей, отливали глубоким пурпуром, крохотные зрачки других напоминали черные бусинки. Попадались делегаты с зеленой кожей, а отдельные гуманоиды могли похвастать наличием небольшого хвоста и даже восьмидюймового хоботка вместо носа.

Но все они походили друг на друга тем, что являлись гуманоидами и обладали разумом.

Наконец пауза кончилась. Снова загудел голос председателя собрания:

— Делегаты! Система Солнца раскрыла тайну межзвездных перелетов. На основании этого факта она может быть принята в состав Галактической Федерации.

Сообщение вызвало бурю аплодисментов, и арктурианец поднял руку, призывая к тишине.

— Передо мной, — продолжал он, — официальный рапорт с Альфы Центавра, на пятой планете которой высадились гуманоиды с Солнечной системы. Рапорт полностью положителен, потому запрет на полеты в Солнечную систему и коммуникации с ней может быть снят. Солнце теперь открыто для кораблей Федерации. В настоящее время готовится экспедиция под руководством Джоселина Арна с Альфы Центавра с тем, чтобы передать этой системе формальное предложение на вступление в Федерацию.

Он сделал паузу. Двести восемьдесят восемь делегатов принялись скандировать:

— Слава тебе, хомо сол! Слава тебе, хомо сол! Слава!

Таким было традиционное приветствие Федерации всех ее новых членов.

XXX

Тан Порус выпрямился во все свои пять футов два дюйма — хотя на родном Ригеле он был роста выше среднего — и, плохо скрывая раздражение, окинул собеседника быстрым, но проницательным взглядом зеленых глаз.

— Такие вот дела, Ло Фан. Вот уже шесть месяцев этот уродец, этот проклятый сквид с Беты Дракона ставит меня в тупик.

Ло Фан осторожно дотронулся до своего лба длинными пальцами, при этом одно из его волосатых ушей несколько раз дернулось в судороге. Он проделал пятьдесят восемь световых лет, чтобы побывать на Арктуре II у крупнейшего психолога Федерации и — самое главное — посмотреть на этого странного моллюска, реакции которого завели в тупик великого ригелианина.

На первый взгляд сквид ничем не отличался от других сквидов: жирная, тускло-пурпурная масса мягкой плоти, равнодушно распустившая щупальцеобразные отростки по всей поверхности огромного бака с водой.

— Да, выглядит достаточно ординарно, — заметил Ло Фан.

— Ха, — фыркнул Тан Порус.— Сейчас увидите!

Он щелкнул выключателем, свет погас, тусклый голубой луч рассек темноту и осветил бак с водой, в котором, не обращая ни на кого внимания, безразлично плавал сквид с Беты Дракона.

— Даем стимул, — сообщил Порус.

Экран над головой наполнился мягким зеленым светом, точно сфокусировавшимся на баке. Через мгновение зелень сменилась тускло-красным и почти сразу ярко-желтым светом. С полминуты освещение менялось, сдвигаясь по спектру, когда же сделалось ослепительно белым, раздался чистый, напоминающий колокольчик звук.

Но вот стихло эхо, вторившее колокольчику, и по телу сквида прокатилась дрожь. Затем сквид медленно сместился к краю бака. Порус потянулся к занавеске.

— Этот звук вообще-то усыпляет, — проворчал он. — Еще одна неудача. Любой сквид, с которым нам приходилось иметь дело, камнем шел ко дну, стоило ему услышать эту ноту.

— Усыпляет, говорите? Странно. Вы строили графики импульсов?

— Непременно. Там все в порядке. Отмечена точная длина используемых световых волн, продолжительность каждого светового диапазона, указано точное значение тона звукового сигнала в конце.

Ло Фан, не скрывая сомнения, изучал график, при этом лоб его покрылся морщинами, уши удивленно топорщились. Он достал логарифмическую линейку из внутреннего кармана:

— Какого типа нервная система у этого животного?

— 2-Б. Простенькая и ординарная 2-Б. Я заставил анатомов, физиологов и экологов уточнить это, что они и делали до посинения. И все же они утверждают: 2-Б! Проклятые дураки!

Ло Фан ничего не ответил, только аккуратно стал перемещать туда-сюда движок линейки. Остановился, пригляделся как следует, пожал плечами и потянулся к одному из толстенных томов, стоявших на полке у него за спиной. Зашелестел страницами, подбирая близкие значения среди приведенных в таблицах, завершил свои манипуляции и беспомощно произнес:

— Бессмыслица!

— Сам знаю. Я шестью разными способами пробовал рассчитать эту реакцию и каждый раз терпел неудачу. Даже когда я выстраивал систему, объясняющую, почему эта тварь не засыпает, я не мог понять специфического воздействия раздражителя.