Мастер была очень осторожна. Она связала пряди и уложила их в пакет, чтобы отправить в благотворительную организацию «Ради любви», где делали парики для детей, больных раком. Когда я увидела в ее руках свои локоны цвета осенней листвы, мне показалось, что меня ранили (хотя это было до того, как я увидела раненого человека). Я не могла заставить себя взглянуть в зеркало, когда она накладывала краску и отделяла фольгой пряди для мелирования, и прикрыла глаза. Парикмахер бодро поинтересовалась:

– Как вам это нравится?

Я открыла один глаз. Присмотрелась. Я не знала, что сказать. Передо мной была молодая женщина приятной наружности, но и ее не знала.

– Обычно мы делаем как раз наоборот. Я еще ни разу не встречала рыжеволосую девушку, которой хотелось бы перекраситься в каштановый цвет. Однажды ко мне пришла натуральная платиновая блондинка. Она хотела рыжий, – заметила женщина.

Мастер оказалась профессионалом. Она сделала ступенчатую стрижку, которая открывала мое лицо, подрезала волосы у висков. Если учесть, какие у меня были кудрявые волосы, могло получиться гораздо хуже. Я боялась, что стану похожа на девушку в клоунском парике. Стрижка была очень модной, не в стиле «кантри». Мои глаза вдруг засияли с новой силой, а подбородок красиво очертился. Цвет не выглядел искусственным. Я вписывалась в образ «городской куколки». Все было натурально и роскошно. Больше никто бы не сказал, что я просто «девчонка из соседнего дома». Моя голова словно готова была взлететь в воздух, казалось, будто все эти годы я таскала на себе непомерный груз.

– Это великолепно, – восторженно произнесла я.

У самой дамы волосы были цвета воронова крыла с лиловой прядью.

– Теперь мне будет легко ухаживать за волосами. Я должна следить за ними из-за работы. Так что все будет проще...

Я не могла дождаться, когда вручу мастеру сорок баксов и выберусь из салона.

– Здесь двадцать дюймов! – обратилась она ко мне. – У нас еще не было таких щедрых пожертвований.

Меня согревала мысль о том, что я помогу детям. Я снова понесла утрату по вине Скотта Эрли. Он с таким же успехом мог остричь меня сам.

После занятий я позвонила Келли и представилась:

– Здравствуйте, меня зовут Рейчел Байрд. Это ваше объявление я видела?

Я тщательно выбирала имя. Рейчел перекликалось с Рахиль, а Рахиль в Библии оплакивала своих детей. Келли спросила меня, могу ли я с ней встретиться прямо сейчас и захватить с собой рекомендательное письмо.

– У меня нет ни резюме, ни рекомендательных писем, – сказала я. – У меня нет принтера. Родители пообещали мне выслать его, когда подберут что-то подходящее по цене. Я учусь на ассистента врача «скорой помощи». Я могу привезти вам рекомендательные письма, но позже. Много рекомендательных писем. Когда мне было двенадцать, я часто приходила в родильный дом и помогала возиться с детьми. Когда родился младший брат, я фактически полностью взяла на себя заботу о нем, потому что мама была тогда очень больна.

Я запаниковала. Мысль о том, чтобы запастись рекомендательными письмами, не приходила мне в голову. На что я могла рассчитывать? Сможет ли Клэр выслать мне рекомендацию, но так, чтобы на ней не значился код Юты? И согласится ли она написать ее для Рейчел Байрд? И захочет ли она послать ее жене Скотта Эрли? Нет-нет, она вышлет ее мне. Я могла бы сказать, что собираюсь использовать ее рекомендательное письмо для нескольких анкет. Я могла бы перепечатать его на принтере в школе. Но кого бы еще вспомнить из тех, кто не жил в Юте? Тетя Джил из Колорадо? Или тетя Джульетта из Чикаго? А родственники в счет? Не вызовет ли у Келли подозрение «география» людей, рекомендующих меня для работы? Нет. Это смешно. Здесь ведь Калифорния. Калифорния на западе. Но все равно оставалось решить вопрос с именем. Я могла бы удалить его из файлов. Главное – спокойствие. Я должна соответствовать образу Рейчел, девушки с каштановыми волосами.

Спустя час я уже парковалась перед большим зданием, выкрашенным в розовый цвет.

Келли и я обменялись рукопожатиями. Она тут же приступила к делу:

– Ассистент врача на «скорой помощи». Значит, вы должны иметь представление об уходе за младенцами.

– Да, конечно, – сказала я. – Как и все, кто помогает в родильных отделениях. Я знаю основы профессионального ухода за детьми младенческого возраста. Кроме того, у меня был большой опыт дома.

Я знала, что нам предстоит снова изучать эти темы на занятиях. Я посмотрела расписание заранее.

– У вас такой большой опыт, – заметила Келли.

Она говорила тихим голосом, и, хотя он звучал уверенно, в нем слышались детские нотки. Она была очень симпатичной, но выглядела намного старше, чем когда была в церкви. Под глазами у нее залегли тени, скрытые неумелым макияжем. Она была слишком худой, а лицо, наоборот, казалось опухшим.

– Да, – ответила я. – Пожалуй, нет ничего такого, чего бы я не знала о здоровом ребенке. Даже кризисная ситуация не вызовет у меня паники.

Мы как раз начинали изучать особенности работы с такими маленькими пациентами. У них все органы были крошечными, а голова довольно большой и тяжелой, поэтому чрезвычайно важно было не навредить им чрезмерным усердием.

– Хочешь посмотреть на Джульетту? – спросила меня Келли. – Жаль, что ты не можешь познакомиться с моим мужем, он сейчас на занятиях. Мы переехали сюда пару месяцев назад, еще до того как родилась Джульетта.

– Мою тетю тоже зовут Джульеттой, – вымолвила я.

– Разве это не самое прекрасное имя на свете? Но в нем столько печали. Когда вспоминаешь о четырнадцатилетней шекспировской Джульетте, сердце сжимается от горя. Имя выбрал Скотт. Сначала я возражала: мне показалось, что имя с такой историей будет приносить неудачу. Но теперь я рада, что он настоял. А вот и она, моя девочка!

У меня пошли по спине мурашки. Келли говорила именно то, что я думала об имени своей тети.

Джульетта оказалась очаровательным ребенком. Самым красивым из всех, кого мне доводилось видеть. Ресницы у нее были такими длинными, как мои розовые ноготки. У малышки были густые волосы, по цвету похожие на гриву Джейд, – что-то среднее между легкими оттенками каштана и русым, а кожа напоминала персик. Я чуть не сказала, что она очень похожа на мою маленькую сестру Беки, когда та была такого же возраста.

Но, честно говоря, я уже не помнила, какой была новорожденная Беки.

– Она – нечто! – воскликнула я.

Я переняла это выражение от миссис Дезмонд. Та употребляла его по отношению ко всему – от шоколадного печенья до телепрограмм.

– Она очень красивая, правда? Мы никогда не думали, что нам будет даровано такое счастье. Мой муж был болен... он был очень болен. Он провел в больнице почти пять лет.

Ничего подобного, хотелось возразить мне. Он провел там только четыре года. Если быть точным, то три года и одиннадцать месяцев.

– Ему сейчас лучше? – выдавила я из себя.

– Значительно лучше. Он в полном порядке. И он не знает причины своей болезни.

Келли склонилась над Джульеттой. Она поправила подушку, и я заметила, что сделала это так, как нас учили на занятиях, когда мы проходили тему ухода за людьми с травмой позвоночника. Она продолжила:

– Я не знаю, как объяснить это получше. У Скотта было душевное расстройство. Но не пугайся, с ним сейчас все в порядке. Он не опасен. Он совершил нечто невообразимое, когда был болен. Скотт этого даже не помнит, но, когда к нему приходит осознание того, что он совершил, он очень страдает. У него была тяга к суициду. Это продолжалось несколько месяцев. Не волнуйся. Сейчас бы ты этого ни за что не сказала. Он прекрасный отец и просто обожает Джульетту. Мой муж учится на библиотекаря. До того как заболеть, он выучился на фармацевта. Это было ужасно. Он страшно задел чувства одной семьи.

Я хотела ее ударить.

Я хотела ее обнять.

Задел чувства семьи? В горле у меня пересохло от волнения.

Но, с другой стороны, чего я ждала от этой женщины? Чтобы она сказала потенциальной няне своего ребенка, что ее муж зарезал двух детей? А теперь все в порядке, потому что он принимает лекарства, и вообще вы не будете часто видеться?