Так как мы собирались купить лошадей и для себя, то условились при поездке в Барселону воспользоваться услугами arrieros, или возчиков, которыми кишела Херона; мы понадеялись, что это будет очень легко, — и чуть не попали впросак. Сочельник и ярмарка, назначенная на второй день Рождества, привлекли со всех концов Каталонии бесчисленное множество путешественников, а мы дождались именно этого дня, чтобы позаботиться о необходимом экипаже. В одиннадцать часов утра мы все еще искали arriero, и только на одного из них мы еще рассчитывали, как вдруг, дойдя до его дома, увидели, что и он готовится к отъезду.
— Будь прокляты твой двуколка и твои мулы! — воскликнул Бутрэ вне себя от гнева, садясь на тумбу. — Чтоб все дьяволы ада, если они есть, бушевали на твоем пути и сам Люцифер предоставил тебе кров! Мы, значит, не уедем!
Arriero перекрестился и отступил на шаг.
— Да хранит вас Бог, друг Эстебан, — сказал я, улыбаясь. — Есть у вас пассажиры?
— Не могу сказать положительно, чтобы они у меня были, — ответил возчик, — потому что у меня только один пассажир, сеньор Баскара, управляющий труппой и gracioso,[38] который едет в Барселону догонять своих актеров. Он отстал, чтобы сопровождать багаж, то есть вот этот чемодан, набитый тряпьем и старьем, который не перегрузил бы даже одного осла.
— Это и к лучшему, друг Эстебан! У вас четырехместная коляска, и сеньор Баскара охотно позволит нам оплатить три четверти дороги, которую он, кстати, может всю целиком поставить в счет своему директору. Мы сохраним это в секрете. Потрудитесь его спросить, разрешит ли он нам быть его спутниками.
Баскара колебался ровно столько, сколько нужно было, чтобы придать своему согласию видимость услуги. В полдень мы выехали из Хероны.
Утро было такое прекрасное, какое только можно пожелать в это время года; но едва мы оставили за собой последние городские дома, как белые дымки, легкие и мягкие, с самого восхода солнца порхавшие над верхушками холмов, разрослись с необычайной быстротой, охватили весь горизонт и обступили нас со всех сторон, как глухая стена. Вскоре они превратились в дождь со снегом — дождь очень мелкий, но такой сильный и упорный, что казалось, будто воздух вокруг превратился в воду или будто наши мулы завели нас в самые глубины некоей реки, по счастью проницаемые для дыхания. Подозрительная стихия, сквозь которую мы продвигались, потеряла свою прозрачность настолько, что мы не различали пути; наш возница сам поминутно удостоверялся, что не сбился с дороги, впиваясь в нее взглядом и ощупывая ее ногой, прежде чем направить свой экипаж. Эти часто повторявшиеся проверки все больше и больше задерживали наше движение. Самые удобные броды за несколько часов сделались опасны, и Баскара при каждом переходе поручал себя святому Николаю или святому Игнатию, покровителям мореплавателей.
— Я, право, боюсь, — с улыбкой сказал Сержи, — что небо услышало ужасное проклятье, которым Бутрэ встретил сегодня утром несчастного arriero. Кажется, что все демоны ада бушуют на нашем пути, как он и пожелал. Недостает только, чтобы мы отужинали с самим дьяволом, — тогда сбылось бы его предсказание. Обидно, согласитесь, терпеть последствия такой безбожной злости.
— Ладно, ладно, — отвечал Бутрэ, наполовину пробуждаясь. — Предрассудки! Суеверие! Фанатизм!
И он тотчас же заснул снова.
Дорога стала несколько надежнее, когда мы достигли скалистой полосы с ее более твердой почвой. Но дождь, или, вернее, поток, сквозь который мы с таким трудом плыли, нисколько не ослабевал. Он стал иссякать только три часа спустя после захода солнца, а мы были еще очень далеко от Барселоны. Мы прибыли в Маттаро, где решили заночевать; лошади выбились из сил, и у нас не было другого выбора; однако едва мы въехали в широкие ворота гостиницы, как arriero открыл дверцу и с грустным видом объявил нам, что двор уже забит экипажами, для которых не оказалось места.
— Сама судьба нас преследует в этой злосчастной поездке, — прибавил он. — Место найдется разве что в замке Гисмондо.
— Послушайте, — сказал я, выскакивая из коляски. — После такого мучительного путешествия ночевать под открытым небом, да еще в одном из гостеприимнейших городов Испании — это уже слишком!
— Сеньор офицер, — сказал один из погонщиков, который курил сигару, лениво прислонясь спиной к дверному косяку, — у вас будет немало товарищей по несчастью. Вот уже два часа, как ни в одной харчевне, ни в одном доме никого не принимают. Там остановились те, кто приехал раньше. Место найдется только в замке Гисмондо.
Я давно уже знал эту поговорку, обычно применявшуюся в народе при подобных обстоятельствах, но никогда еще ее скучное повторение так сильно не резало мне ухо.
Однако я все-таки пробрался к хозяйке через шумную толпу путешественников, arrieros, мулов и конюхов, и мне удалось привлечь ее внимание, крепко постучав рукояткой шпаги о какую-то медную посудину.
— Конюшню, комнату, хороший ужин! — крикнул я тем повелительным голосом, который обыкновенно приносил нам успех. — Все это немедленно! Служба императора!
— Эх, сеньор капитан, — возразила она, не робея, — сам император не нашел бы в моем заведении местечка, чтобы присесть. Еды и вина сколько угодно, если вы расположены поужинать на свежем воздухе, этим, слава Богу, нетрудно запастись в таком городе; но не в моей власти расширить дом, чтобы принять вас. Христом Богом клянусь, место найдется только в замке…
— Чума разрази пословицы и родину Санчо,{126} — перебил я ее резко. — Хоть бы еще этот проклятый замок существовал где-нибудь на самом деле; ей-богу, я бы охотнее переночевал там, чем на улице.
— За чем же дело стало, — сказала она, пристально взглянув на меня. — Вы ведь вправду подали мне мысль! Замок Гисмондо — не далее трех четвертей лье отсюда, и там в самом деле всегда есть свободное место. Правда, этим преимуществом мало кто пользуется; но не такие вы, французы, люди, чтобы уступить дьяволу хороший ночлег. Подумайте, подойдет ли это вам, и тогда вашу повозку нагрузят всем необходимым, чтобы вы провели веселую ночь, если только вас не посетят непрошеные гости.
— Мы слишком хорошо вооружены, чтобы бояться каких бы то ни было гостей, — ответил я, — а что касается дьявола, то я слышал, что он довольно приятный собутыльник. Позаботьтесь-ка о провизии, мамаша. Дайте еды на пять человек, из которых каждый ест за четверых, фуража для мулов и, пожалуйста, побольше вина, потому что с нами Бутрэ…
— Лейтенант Бутрэ? — вскричала она, широко разведя руки и затем всплеснув ими, что, как всем известно, есть выраженное жестом восклицание. — Mozo,[39] две корзины по дюжине настоящего rancio.[40]
Десять минут спустя внутренность нашей повозки приобрела вид кладовой богатого дома, снабженной так обильно, что там не поместился бы и самый худой из нас; но, как я уже говорил, погода, по-прежнему угрожающая, на время, казалось, успокоилась. Не колеблясь, мы решили пойти пешком.
— Куда мы идем, сеньор капитан? — спросил arriero, удивленный этими приготовлениями.
— Куда же, мой бедный Эстебан, если не в то место, которое вы сами указали? В замок Гисмондо, по всей вероятности.
— В замок Гисмондо? Да сжалится над нами Пресвятая Дева! Мои мулы — и те не отважились бы на такое путешествие!
— Они все же отважатся на него, — возразил я, всовывая ему в руку горсть мелочи, — и за эти труды будут вознаграждены обильной трапезой. Для вас, добрый мой друг, здесь есть три бутылки старого паламосского вина, о котором вы мне скажете свое мнение. Только не будем терять время, потому что все мы, и люди и мулы, почти ничего не ели и, кроме того, небо опять ужасно хмурится.
— В замок Гисмондо, — жалобно повторил Баскара. — Знаете ли вы, сеньоры, что такое замок Гисмондо? Никто никогда не проникал в него безнаказанно, не заключив предварительно договора с лукавым, и я бы не сунулся туда за все сокровища королевских галионов. Нет, право, я не пойду.
