Некогда было слушать словоохотливую итальянку. Радж пообещал сделать все так, как синьора просит, и откланялся.

Почти час прошел, пока он вернулся назад. Про тренировку каратистов так и не вспомнил, а сегодня ведь надо было идти к мистеру Ромешу в подвал.

Итальянки возле проходной не было. Он внимательно посмотрел на сторожиху. Та поняла его взгляд.

– Не было, не появился еще.

«А разве они пойдут через ворота? Они с моря подплывут». Радж все еще надеялся, что приключения мальчиков закончатся благополучно. Он и представить не мог, где они сейчас находятся и что могло случиться.

Он и макароны сварил, и остыть они успели. Снова подогрел их и ел один, а они росли во рту, застревали в горле. Солнце уже село, стремительно надвигалась темнота. Включил свет, и в открытую дверь хлынули малые и большие толстобрюхие бабочки. Напряженно прислушивался к звукам на море, на аллеях дельфинария. И наконец услышал женские голоса, всхлипывание. Заскрипел бамбуковый настил на мостике.

– Вот тут… Вон дверь открыта… – послышался голос сторожихи.

Радж выскочил за дверь, но женщины уже не увидел – ушла назад, к проходной. В полосу света вступила кудрявая смуглянка – заплаканная, удрученная, в какой-то оборванной сверху, словно обгрызенной, юбочке.

– Натача?! – узнал Радж. Схватил за руку, стремительно потащил в кладовку. – Как ты тут оказалась?

Натача согнулась, закрыв лицо руками, сотрясаясь от рыданий.

Толчки были не грубые, но сильные, продолжительные – больше под грудь и живот, порой доставалось и подбородку и носу – чуть не пошла кровь.

Это тогда, когда он глубоко зарывался лицом в воду и мог захлебнуться. Янг еще окончательно не пришел в сознание, но уже чувствовал, как горло отпустила судорожная спазма, как дикий, со рвотой кашель словно когтями раздирал горло и бронхи. Когда же смог воспринимать окружающее немного яснее, ощутил боль в груди, в животе, в черепе. Невыносимой болью ныли суставы, тупо дергались мышцы на руках и на ногах, щемящий зуд терзал всю кожу. Между икрой и щиколоткой на левой ноге жгло как огнем – кожа там, должно быть, была содрана.

«Пху-ух-х! Ф-фуш-х-х… Ху-ф-ф…» – казалось, услышал сквозь шум в ушах удивительные и очень знакомые звуки. Замотал, затряс головой, чтоб вылилась из ушей вода, и из правого уха потекла теплая струйка. «Пфу-х-х!» – услышал уже более четко. Попытался сам шевельнуть руками и ногами, чтоб удержаться на воде. Да, он был на воде, а не под водой… На воде! При этом вода здесь казалась более теплой, чем в озере, на глубине. Но этого тепла было так мало для его изболевшегося, измученного тела!

Стиснув губы, зажал нос, попробовал продуть уши, делая глотательные движения. Тяжелые выдохи донеслись и справа и слева, слышал и свист, и скрип, и некое блеяние или бормотание. «Дельфины?!» – пробилось сквозь боль и муть в голове. – «Со мною дельфины?!» Махнул несколько раз саженками к ближайшему «хуф-фх!», и ладонь скользнула по гладкому, точно отполированному, холодному телу. Провел ладонью, нащупал спинной плавник. По величине его узнал: не взрослый дельфин попался ему, а малыш. И не убегал он от Янга, а сильней заработал хвостом, как только почувствовал, что взялись за его плавник. Можно было немного подгребать левой рукой, помогать дельфиненку, но у Янга было еще так мало сил!

Куда же везет его малыш? Где Янг оказался? На том свете, наверное. Вспомнилось, как тонул, как умирал на дне озера, как засосал его водяной вихрь… Да, только на том свете может быть такая вековечная темнота, без единой звездочки над головой. Но почему же тогда он все ощущает, как живой? У него все болит, как у живого, а на том свете должны быть только легкость и наслаждение для души и тела, полная нирвана. Правда, только для праведников, для тех, кто никогда никакого греха не совершил. А какие же грехи за двенадцать лет жизни он совершил, что Вишну рассердился и швырнул его в пекло, в темноту?

Вода кажется не черной, она, как разведенное молоко, тут и там по ней пробегают какие-то искорки или точки… Значит, и на том свете есть и море и дельфины?!

А где же люди?! Их же сотни умирает, тысячи… Почему я тут один? Может, это еще только дорога в пекло, на тот свет… Над головой увидел небольшое светлое пятно, оно все время увеличивалось, а потом резнуло по глазам светом. Просвет в высоте был не круглый, а как бы искривленная узенькая восьмерка. Дельфиненок замер на месте, перестал работать хвостом, а взрослые дельфины медленно и степенно, изредка посвистывая, закружились вокруг Янга. Будто давали возможность вдосталь налюбоваться светом, который пробивался сверху. И Янг смотрел на сдвоенную полоску света как на необычное чудо и заметил уже, что она голубая и на этой голубизне видны даже несколько огненных искринок. «Небо? И звезды?! На светлом небе – звезды? Там еще день, а так не бывает, чтобы днем – звезды! Только на том свете такие фокусы бывают…» Потом Янгу показалось, что на том светлом пятне что-то суетится, летает, сдается, он даже услышал мышиный писк. «Неужели летучие мыши?!» А как высоко до них! Та светлая дыра казалась проломом в куполе высоченного храма-дворца. Какая-то чудовищная сила разломала, разорвала землю, создала этот сводчатый, островерхий грот.

Да, это пещера, грот, залитый водой. Янга всосало на дне озера в щель, он проваливался в нее с приключениями, застревал. И его не очень деликатно кто-то тащил за ногу, спасал. Кто бросился ему на помощь в водяной хаос и тесноту, кто мог услышать его последний предсмертный крик? Радж как-то говорил, что дельфины страшно боятся узких, щелей, никогда не лезут в них, чтобы не застрять. Эта боязнь у них передается из рода в род, из поколения в поколение. Но ведь кто-то из них решился на подвиг, одолел страх.

Дельфины разместились вокруг Янга на самом светлом месте. Видно, как выставили из воды морды, разинули рты, можно разглядеть даже острые колышки зубов. Сколько же дельфинов? Три, четыре… Малыш – пятый… Усмехаются, будто загадали загадку: угадай, кто перед тобой? Один высунулся из воды настолько, что показались три белые царапины на боку.

– Ева-а-а! – хрипло и радостно крикнул Янг, узнавая. Под сводом прогудело эхо, заметались, взлетели летучие мыши. – А это Дик! Ты это, ты!!! Не крути головой… – Янг подплыл к нему. – Вот, и зуб тот, что не в шеренге других, и четыре пенька справа… Ты, жулик, ты! А малыш – Боби! Наши дельфины-ы! Ура-а-а!!!

Раскатом загремело эхо, сверху даже что-то оторвалось и плюхнуло в воду. Янг оставил Дика и повернул к Боби. А тот уже и сам плыл навстречу. Потерлись щеками, Янг даже поцеловал его. Вокруг кружились и с облегчением вздыхали дельфины. Будто и им было до сих пор страшно одним в этом подземелье. Кто их сюда загнал, упрятал? «Их спрятали тут… Значит, где-то должен быть выход к морю… И чем-то загородили тот выход, чтоб дельфины не убежали. Сами дельфины не могут разгородить ограждение. А если я им помогу?»

Он едва держался на воде, так обессилел. Стоило руке соскользнуть с тела Боби, и мог бы утонуть. Силы, чтобы опереться на дельфина, уже не хватило бы.

«Никуда не денется тот выход… Если он есть…»

Отдохнуть бы, отдохнуть… Окоченел окончательно, деревенеют руки и ноги. Хочется стонать и плакать – не хватает духа выдерживать эти муки.

Направил Боби за рострум вдоль стены, пытаясь хоть слегка работать ногами. Плыли медленно, очень медленно в глубину грота, от светлого пятна в темноту. Глаза, побывав немного в более светлом месте, не хотели ничего видеть, слезились от напряжения. «Стой, Боби, стой… Я руку сменю…» Перебрался на правую сторону от дельфиненка, взялся за плавник левой рукою, а правой вел по скользкому камню, по мокрой скале, щупал. Вот уже и острый угол, тупик… Запрыгала в воду из небольших выемок какая-то живность – может быть, крабы, может, еще что. Повернул Боби назад, вдоль другой стены, противоположной.

Впереди, куда продвигались ощупью, миновав светлое пятно, послышался тот глухой, ровный и нудный шум. Грот имел удлиненную, с острым тупиком, форму. А в эту сторону стены раздвигаются все больше и больше. «Бобичек, не вырывайся… Потерпи, милый…»