– Понял? Пусть ищет меня в дельфинарии, у брата.
Мальчик кивнул, подергал Тото за косматое ухо и исчез в толпе.
Теплоход был небольшой. Сразу, как взойдешь на борт с трапа, можно либо спуститься в носовой или кормовой салоны, либо подняться на палубу – на переднюю или заднюю площадку. На обеих площадках стояли решетчатые скамьи, многие пассажиры-туристы облюбовали себе места там. Один седой и худой европеец стоял на носу теплохода, как орел, дышал, обдуваемый свежим ветром, с таким удовольствием – даже ноздри раздувались. Все были одеты просто, по-дорожному, и трудно было отличить миллионера от не миллионера.
Теплоход загудел, застучал мотором сразу, как только подняли трап. От причала отползал задом и медленно, чадя черным дымом. На рейде развернулся и взял курс на Рай.
Синьора Тереза сидела возле своих вещей в кормовом салоне и все пересчитывала их по пальцам, все не могла проверить, сколько у нее было и сколько мест осталось: одиннадцать или тринадцать? Янг, взяв на руки Тото, разгуливал по теплоходу. Из кормового салона перебрался было в носовой, потом вылез на переднюю площадку. Там в лицо бил упругий ветер, и надо было сильно жмуриться, чтоб он не высекал слезы из глаз. Опершись на поручни и свесив голову, видел, как взвихривается дугою пенистый ус, лижет щеку теплохода. Встречные волны разбивались о нос, брызги взлетали выше поручней. За кормой кружились чайки, садились на широкий бурунный след, хватали оглушенных рыб.
Постоял и возле капитанской рубки, разглядывая сквозь широкое стекло, как мужчина в морской фуражке, но без кителя, в одной белой рубашке с короткими рукавами, покручивает рулевое колесо-штурвал. Как хотелось Янгу быть на его месте, покрутить этот штурвал! Почувствовать самому, как махина теплохода слушается тебя: «Лево руля! Право руля!» Или хотя бы постоять рядом с капитаном, поглядеть сквозь это стекло вперед, и то был бы счастлив. Наверное, очень потешный был у него вид, потому что капитан сочувственно подмигнул ему и улыбнулся. А может, не ему, а Тото? У того был очень комичный вид, язык, высунутый чуть ли не на пядь, мотался, как плохо привязанный.
Янг хотел и сам усмехнуться доброму капитану, но увидел нечто странное: в рубку вошел еще один человек, молодой китаец. Капитан, не оборачиваясь, что-то сказал ему, видимо, думал, что это свой – помощник или машинист. Как вдруг капитан вздрогнул, лицо его вытянулось и посерело. Торопливо, словно уколовшись, взглянул на свой бок, под руку, и снова стал глядеть вперед. Губы капитана дрожали, лоб покрыли капли пота – как жемчужины. «Что с ним? Может, плохо стало?..» – Янг тоже бросил взгляд туда, на правый бок капитана. Там было темно, и Янг придвинулся ближе к стеклу. Увидел: китаец тыкал капитану в бок револьвером с какой-то трубкой-насадкой – может, глушителем? Китаец держал револьвер в левой руке, а правой с силой обрывал какие-то провода и антенны…
У Янга от страха присохли к палубе ноги. Он видел: капитан отрицательно качает головой – не соглашается на какое-то требование китайца. Тихо щелкнул выстрел, потом другой – по радиопередатчику. Курортники ничего не услышали. Янг успел еще заметить: китаец не дает капитану упасть, подталкивает к штурвалу, чтоб поворачивал туда, куда надо было бандиту.
В это время со скамьи вскочил молодой человек, приблизился к Янгу, схватил его за локоть и повел перед собой в кормовой салон, столкнул по ступенькам вниз. Падая, Янг крепко ударился, но тотчас вскочил на ноги, оглянулся. Тот, что спустил его по ступенькам, вместо пальца приложил к губам дуло пистолета – «Тс-с-с!». В это время открылась дверь из машинного отделения, показался машинист или помощник капитана, рванул дверь рубки со словами: «Отклоняемся от курса! Что случилось?» Навстречу ему из рубки два раза выстрелили, помощник схватился за живот и упал под ноги молодому бандиту. Тот оттолкнул убитого от себя и стал возле дверей машинного отделения, следя, чтоб больше оттуда никто не вышел.
Янг присоединился к синьоре и оторопело глядел, что будет дальше. В салоне уже судорожно всхлипывали-стонали от страха. "Мадонна миа! Мадонна миа! Такая траджико морте[8]! И нас… могут… морте…" – шептала синьора Тереза.
Тем временем в дверях машинного отделения показалась еще одна голова – матроса, и бандит, торчавший у двери, ударил его рукояткой пистолета по голове, и тот осел, исчез с глаз. Тогда бандит стал спихивать в те двери, вниз, и убитого. А в салоне в это время плакали женщины. С одной сделалась истерика: судорожно всхлипывая и рыдая, она вскрикивала: «Мамочка моя! Деточки мои!» Мужчины пытались громко протестовать, мол, будут жаловаться, как только теплоход… Однако стоило грабителю, стоявшему у дверей, грозно шевельнуть пистолетом, чтоб все тотчас умолкли.
– Сидеть и не шевелиться! Вещей не трогать! Стреляю без предупреждения! – и тут же стрельнул по сумке одной дамы, которая пыталась пододвинуть ее ближе к себе: – Я же сказал не шевелиться!
Из капитанской рубки вышел первый бандит, подался в носовой салон, где началась какая-то заварушка, послышались те же угрозы: «Не вставать! Не шевелиться! Пристрелю на месте!»
В окно салона Янгу видно было, как тает на горизонте остров Главный, как маячат вдалеке рыбацкие моторные и парусные баркасы и джонки. Рыбаки занимались своим делом, и ни один не подозревал, что делается на теплоходе.
«Куда мы плывем? Куда приказали держать курс? Надолго ли хватит сил у раненого капитана?» – тревожился Янг.
«Отвезут подальше в сторону, ограбят и потопят… Подорвут вместе с кораблем! А тут и путей морских нет, никто не будет искать…» – шептались в салоне.
А теплоход все плыл и плыл в сторону Голубого острова, и даже самых высоких деревьев Главного уже не было видно – растаяли в дымке.
Откуда взялся черный катер с пулеметом на носу, Янг не заметил. Глянул в иллюминатор тогда, когда другие пассажиры усердно завертели головами, пристально следя за маневрами катера. А тот сделал один круг около теплохода, будто брал его в петлю, сделал другой. Люди, стоявшие возле пулемета на катере и вдоль бортов с оружием в руках, махали этим оружием капитану, чтоб застопорил ход. И теплоход вскоре остановился, тихонько закачался на волнах. Черный катер тотчас подплыл к правому борту, с катера на теплоход полетели веревки с четырехлапыми крюками на концах. Пираты подтянули и пришвартовали свой катер вплотную, ловко, как коты, перебрались на теплоход. Каждый держал в руках мешок из пленки и оружие – пистолет или автомат, все мгновенно рассыпались по салонам и палубам. Пираты не все были с виду китайцами, были и похожие на малайцев.
В короткой суете, когда было отвлечено внимание того, что стоял у двери в машинное отделение, донна Тереза успела сорвать с пальца один перстень с бриллиантом, бросить его в кошелек, а кошелек сунуть под Тото в изгиб Янгова локтя.
И тут снова прогремел выстрел – пальнул тот, что стоял у дверей машинного отделения. Женщина, начавшая заранее вынимать из уха золотую сережку, ойкнула и схватилась за руку – из-под пальцев заструилась кровь.
– Сидеть смирно! Не шевелиться, пока до вас не дойдет очередь! – прокричал бандит.
Пираты управлялись быстро. У кого перстенек не снимался, силой сдирали чуть ли не с кожей. У одной женщины так рванули сережку, что по шее потекла кровь. В мешки летели перстни, кулоны, колье, браслеты, крестики с цепочками, жемчужные ожерелья, деньги. Выворачивались сумки, даже некоторые чемоданы, баулы и коробки, но в тряпках долго не копались, и самих тряпок не забирали. И без них мешки наполнялись быстро. Янг с ужасом ждал приближения пиратов, кошелек жег руку.
– Икскьюз ми! Миль пардон, мадам! – от почтительного тона пиратов по спине бежали мурашки.
Янг видел только глаза, глаза, глаза… Вытаращенные, полные страха глаза пассажиров. Даже всхлипов больше не было слышно, лишь полузадушенное «гмг… гумг…» – люди боялись открыть рот. У многих были вставлены золотые зубы или коронки – хоть бы их не вырвали!
