— У нас об этом человеке ходят легенды. — Муса помолчал. — С кем бы я не стал связываться — так это с ним. Он ценит людей, которые что-то делают для него, и платит им добром. Но я не завидую тому, кто сделает ему что-то плохое. Он убил вашего брата, а вы пытались убить его жену. И он вам этого не простит.

Ибрагим сцепил пальцы в замок.

— Думаю, Сандра права, — сказал он. — Нам нужно собраться и поговорить. В том, что случилось, не виноваты другие люди.

— Пожалуй, кроме жены капитана Гордона.

— Жену капитана Гордона уже никто не вернет.

Муса покачал головой, то ли соглашаясь, то ли смиряясь со сказанным.

— Кстати, если мы уже заговорили про Сандру, — снова нарушил он молчание. — О ней я тоже навел кое-какие справки. Вас это интересует?

— Я знаю о ней все, что мне необходимо знать.

— И о том, как она отличилась в истории с делом Ицхака Бен Шаббата?

— Давайте подумаем о том, что мы скажем нашим израильским гостям. До их визита осталось меньше суток.

Бесшумно вошедшая Габриэль поставила на стол две чашки кофе.

— Прошу вас, джентльмены, — сказала она. — Крепкий и сладкий, как вы просили.

— Присядь, дорогая, — пригласил Ибрагим, кивая на свободное кресло.

Габриэль села и положила ногу на ногу.

— Вы привезли что-то интересное? — обратилась она к Мусе.

— Вы все знаете без меня, мадемуазель Вэстен, — ответил он. — От себя я хочу добавить, что моя жена — страстная поклонница вашего творчества. И я буду рад получить экземпляр вашей новой книги с автографом, когда вы опубликуете рукопись.

Габриэль улыбнулась.

— Полагаю, это произойдет через пару месяцев. Вы знаете, переговоры с издательством и другие, не менее утомительные вещи… но я обязательно пришлю вам подписанный экземпляр, если вы дадите мне свой почтовый адрес. Не знала, что ваша жена читает подобную литературу.

— Дарья — женщина с европейскими взглядами. Она училась в Европе. Не могу сказать, что Европа хорошо на нее повлияла, но разве я могу говорить своей жене, что читать? Кроме того, если она это читает, то книги стоят того.

— Может быть, ты хочешь сообщить нам что-нибудь особо секретное о твоих бывших коллегах? — спросил Ибрагим.

Габриэль задумчиво подняла глаза к потолку.

— Майор Толедано очень любит женское внимание, — сказала она. — Капитан Гордон боится красивых женщин. А майор Землянских — великолепный любовник.

Муса посмотрел на Ибрагима, ожидая его реакции.

— Что-нибудь стоящее, дорогая? — спросил тот мягко. — Что-то, что может помочь делу?

— Ты ведь просил что-то особо секретное. А какие секреты могут быть у женщин? Только касающиеся секса. — Габриэль бросила взгляд на Мусу и снова улыбнулась. — Ваша жена, разумеется, почерпнула это из моих книг.

Ибрагим понимающе закивал.

— Хорошо, милая. Я не буду утомлять тебя, ты можешь идти спать. На прощание я хочу сказать тебе только одно. Если я узнаю, что ты меня обманываешь…

Габриэль поморщилась.

— Как ты можешь такое говорить? Я пытаюсь организовать вам встречу, чтобы вы спокойно поговорили вместо того, чтобы устраивать охоту друг на друга и убивать ни в чем не повинных людей, а ты обвиняешь меня в том, что я тебя обманываю? Ты обижаешь меня, Ибрагим. Если бы я тебя обманывала, то вряд ли сидела бы здесь так спокойно.

Ибрагим взял чашку с кофе.

— Если бы я не знал тебя так хорошо, дорогая, то подумал бы, что ты что-то не договариваешь.

Габриэль поднялась.

— Пойду выпью рюмку водки на ночь. Ваше общество утомляет, джентльмены. Приятных вам снов.

… Сидевший в кресле мужчина не менял расслабленной позы. Он изучал вошедшего спокойно, так, будто ожидал увидеть его здесь.

— Вот так, — заговорил он, — судьбе было угодно, чтобы мы встретились еще раз. Дай-ка я на тебя посмотрю. Ты повзрослел. Изменился. Хотя я, наверное, узнал бы тебя, даже если бы ты изменился до неузнаваемости. Нас слишком многое связывает.

Константин стоял посреди комнаты, до сих пор держа в руках пистолет, и размышлял, в какой момент будет удобнее им воспользоваться. Четверо мужчин, которых, в отличие от сидевшего, его появление застало врасплох, замерли в напряженных позах, ожидая развития событий.

— Увы, — сказал Константин. — Часть этого мне хотелось бы стереть из своей жизни.

— Почему же? Разве ты забыл, как дядя Салах показывал тебе Дамаск? Как он возил тебя по Европе? Разве ты забыл, как мы изучали каллиграфию? Неужели у тебя не осталось светлых воспоминаний? Думаю, твой отец сердился бы на тебя, услышав эти слова.

— Я бы предпочел не рассказывать своему отцу о том, чем ты занимаешься. И сделал бы все для того, чтобы он продолжал думать, что ты — просто успешный бизнесмен. — Константин оглядел присутствующих. — Перейдем к сути. Где бомба?

Салах сложил руки на коленях и с улыбкой покачал головой.

— Тебе всегда нужна была идея, за которую ты мог бы бороться, — проговорил он. — Идея, за которую ты готов воевать до последней капли крови. Ты похож на отца. Когда-то у тебя была одна идея, теперь у тебя есть другая. Эта война нравится тебе потому, что она никогда не закончится. Ты сможешь обманывать себя вечно, думая, что кому-то помогаешь. В этом мире все иллюзорно. Жизнь. Смерть. Деньги. Власть. Любовь. Ненависть. Месть. Поэтому стоит жить не ради идеи, а ради чего-то, что можно получить сейчас. Что дает тебе идея? Ты не знаешь, за кого ты воюешь, с трудом представляешь, с кем. Ты воюешь за честь? За справедливость? За правду? Все это — выдумка людей, которые не нашли в себе сил радоваться тому, что они имеют сейчас.

Константин поднял пистолет и взвел курок.

— Я спрашиваю в последний раз, и не заставляй меня повторяться. Где бомба?

— Мой бедный мальчик. — Салах снова покачал головой. — Ты — один из тысячи других, которые свято верят в то, что их смерть кому-то что-то принесет. Но если тебе от этого станет немного легче, мы можем проверить, так ли это на самом деле.

… — Константин! Проснись ты, черт тебя побери!

Гилад сидел рядом с диваном на коленях и вглядывался в его лицо.

— Я не сплю, я просто задремал.

Константин поднял с ковра упавшую книгу и оглядел сумрачную гостиную.

— Во-первых, я даже не слышал, как ты вошел. Во-вторых, ты разговаривал во сне, и я решил тебя разбудить. Все в порядке?

— Мне просто приснился плохой сон. Который час?

— Половина шестого.

Константин сел, устало потер глаза и пригладил волосы ладонью.

— Надо же, я на самом деле уснул. И проспал целых три часа. Будь добр, принеси мне стакан воды.

— Лучше я сделаю тебе кофе. Заодно проверим, как работает твоя чудо-кофеварка.

На кухне Гилад открыл один из выдвижных ящиков стола и достал оттуда пакет с кофе. Константин закурил и, открыв окно, посмотрел на улицу.

— Ты говорил с Боазом? — спросил он.

— Да. Он будет минут через сорок. Поедем вместе. — Гилад включил кофеварку и присел на небольшой стул возле стола. — Я не был в этой квартире. Тут уютно. Наверное, Марике она нравилась. Она не хочет забрать ее назад?

— Эта квартира осталась за мной.

— Отсюда открывается отличный вид. Я знаю, ты любишь подобное. — Гилад посмотрел на Константина. — Где ты гулял до трех ночи?

Константин взял пепельницу со стола.

— У меня были дела, — ответил он. — Нужно было выяснить кое-что насчет паспортов.

— Если ты сотрешь со своей шеи помаду, то я сделаю вид, что поверил.

Он с досадой пару раз провел ладонью по шее — скорее, для вида, чем для того, чтобы выполнить просьбу.

— Ты можешь сказать, что был у Марики, — сказал Гилад.

— Я не хочу говорить о Марике. Такой ответ тебя устраивает?

— Конечно. А почему ты не хочешь об этом говорить?

— Если он тебя устраивает, почему ты продолжаешь задавать вопросы?

Гилад поставил на стол две чашки с кофе и сел.