Теперь они видели больше, но ненамного. Они приближались к надстройке на корме корабля. Мэтью сложил руки и крикнул. Голос его прозвучал в пустоте, ответа не было. Слышался лишь свист ветра, шелест дождя.

Позже, когда они огибали корму, Мэтью показалось, что он слышит крик. Мгновение спустя он увидел его причину: ободранная морская чайка расхаживала по песку. Если не считать червей и рыб, это было первое живое существо, встреченное ими после собаки и кроликов на Олдерни. Билли закричал при виде птицы, и она поднялась в воздух, пролетела с десяток ярдов и снова опустилась. Что привело ее к кораблю? Смутные воспоминания о прошлых мирах? Или ее кто-то здесь подкармливал? Мэтью вторично крикнул, голос эхом отдался в тишине.

И тут же он увидел лестницу.

Она была сделана из стали и нейлона и свисала с фальшборта у кормы по правому борту. Она достигала земли, и оставшаяся часть ее грудой лежала на песке. Мэтью подошел к ней и потянул, сначала легко, потом изо всех сил. Она была прочно укреплена наверху.

Он посмотрел на Билли и сказал:

— Ну как? Поднимемся? Сможешь подняться по веревочной лестнице? Тут высоко.

— Конечно, смогу! Честно.

— Иди первым. — Мальчик легко начал подниматься. Мэтью дал ему подняться несколько ярдов и начал сам. Лестница раскачивалась под их весом, и Мэтью охватила волна тошноты от высоты. Он остановился, крепко вцепившись в стальную перекладину, и страх землетрясений, наложившись на боязнь высоты, заставил его оцепенеть. Если произойдет сильный толчок и эти стальные стены наклонятся и заскользят к нему… Он старался уверить себя, что это абсурдно, но не мог преодолеть ужас. Он слышал, как Билли крикнул что-то. Вначале он ответил бессмысленным хрипом. Откашлявшись, он заставил себя спросить:

— Что?

— Я говорю, что почти поднялся! Но стало труднее. Лестница ударяется о борт.

— Отдохни немного.

— Нет, не нужно.

Постепенно страх уменьшился, и хотя все еще леденил Мэтью, тот сумел справиться с ним. Он переставил одну ногу, поднял руку и ухватился за следующую перекладину. Мэтью начал медленно подниматься, заставляя себя не думать ни о чем, кроме механического перемещения рук и ног. Он слышал радостный крик — Билли добрался до верха, — но не ответил. Приходилось быть осторожным: резкое движение могло ударить его вместе с лестницей о борт. Он знал, что верх уже близко, но не поднимал голову. Вдруг перед его глазами очутились перила, а за ними ноги Билли.

Интересно, что страх покинул его, как только он перебрался на палубу, и не только страх землетрясения, но и боязнь высоты. Он был на приподнятой палубе, окружавшей надстройку; ниже и впереди длинной линией танки уходили к фантастически далекому носу. Мэтью снова поразили размеры корабля. Больше не казалось странным, что он прошел через катастрофу невредимым.

Или относительно невредимым: часть ограждений по левому борту была сломана, а в отдалении виднелась какая-то выпуклость, которая могла быть проломом. Отсюда трудно было разглядеть.

И тут Мэтью осознал еще что-то. Он сознавал это все время, но не отдавал себе отчета. Теперь это уже невозможно было игнорировать или отрицать… слабое дрожание металла под ногами, приглушенный гул откуда-то из глубины корабля. Он, не веря своим глазам, смотрел на приземистую надстройку. По-прежнему ни признака жизни, но где-то внутри работала машина.

Мэтью снова закричал:

— Эй! Есть кто-нибудь?

Билли подхватил его крик. Дождь пошел сильнее. На палубе располагался плавательный бассейн, и капли дождя с шумом падали на поверхность воды. Несколько легких кресел из трубчатой стали и яркого пластика стояли возле доски для прыжков в воду. Как будто люди загорали и купались здесь, а когда начался дождь, ушли в помещение.

— Никого нет, — сказал Билли. — Может, изнутри нас не слышат.

— Может быть. Пойдем посмотрим.

Они направились к двери надстройки. Открыв ее, Мэтью испытал еще один шок. Он ожидал увидеть темное помещение — перед ним был залитый электрическим светом коридор. Билли ахнул рядом.

— На борту должны быть люди! — воскликнул Мэтью. — Они сумели запустить генераторы.

— Может, снова крикнуть?

— Нет, не думаю. Пойдем искать.

Они погрузились в паутину коридоров и переходов. Мэтью открывал двери и обнаруживал каюты, ванные, служебные помещения. Что-то странное было во всем. Он никак не мог этого сформулировать, пока не наткнулся на каюту с двумя койками. Койки были аккуратно заправлены простынями и одеялами, и все в каюте было в полном порядке. Мэтью понял, что та же аккуратность царит повсюду. Какой бы хаос ни царил здесь после катастрофы, кто-то ликвидировал его с фанатическим терпением.

Кто мог сделать это? Команда корабля, обнаружившая себя на сухом морском дне и нашедшая прибежище — возможно, какой-то массовый психоз, — в чистке и мытье? Или это делалось по команде сумасшедшего капитана? И то, и другое было одинаково невероятно, и уж во всяком случае, команда, пунктуально исполняющая свои обязанности, оставила бы следы своего присутствия. Но здесь никого и ничего не было. Шаги их глухо отдавались в коридорах, и они открывали двери в пустые комнаты.

Одна из них оказалась камбузом. Крышки столов были выскоблены и вымыты, кухонные принадлежности разложены рядами. Гудел большой холодильник. Мэтью открыл его и увидел несколько жареных цыплят, ветчину, масло, с десяток жестянок с пивом. Внутренности его свело от голода. Но они были непрошеными гостями, а где-то должны быть офицеры и команда. Он неохотно закрыл дверцу холодильника.

Билли, который самостоятельно осматривал камбуз, позвал:

— Мистер Коттер! Посмотрите!

Он открыл шкаф. Внутри были полки, нечто вроде кладовки. На второй полке аккуратным симметричным рядом стояли они, не очень правильной формы, может быть, но все же прекрасные: три буханки белого хлеба.

Ниже на полке лежали консервы и сыр под прозрачным покрывалом. Голова голландского, кусок горгонзолы, кусок чеддера.

Мэтью видел выражение Билли и не мог перенести этого. Он взял одну из буханок и сказал:

— Дай мне нож.

— А можно?

Но он уже пошел за ножом. Мэтью подавил желание впиться в корку зубами и ждал возвращения мальчика. Положив хлеб на стол, он сказал:

— Проверим их гостеприимство. Но если они скажут нет, я перережу им горло. Вот и ты намажь масло и бери, что хочешь.

Он отрезал по толстому куску для обоих. Билли намазал свой клубничным джемом. Мэтью задержался перед кусками сыра. Голландского больше всех. Он отрезал примерно половину, заметил, что оставил масло на сыре, и отрезал еще кусочек, чтобы убрать масло. Потом набил рот хлебом с сыром. Зубы его работали автоматически, и он обнаружил, что, не желая этого, глотает неразжеванные куски.

Он резко обернулся, услышав, что открылась дверь. Кусок хлеба с сыром, как виноватый мальчишка, он невольно сунул за спину.

Человек, вошедший в камбуз, улыбнулся:

— Ну, вы справились сами. Проголодались?

Он говорил на американском варианте английского со средневосточным акцентом. Не итальянец, решил Мэтью. Грек? Похож на грека. Это был низкорослый толстый смуглый человек. На нем безупречно сидел белый тиковый костюм и морская фуражка, отделанная золотом. Он сегодня брился: хотя и темно-голубой, подбородок его был гладким. И от него исходил слабый запах косметики.

Мэтью ответил:

— Мы очень проголодались. Очень. И с самой катастрофы мы не видели хлеба.

Человек великодушно взмахнул рукой:

— Не беспокойтесь. У меня много еды и питья. Хотите пива? — Он достал из холодильника жестянку. — А мальчик? Кока? — Он улыбнулся, показывая белые зубы с блеском золота. — Хочешь выпить коки?

Они поблагодарили его, но он покачал головой:

— У меня много. Меня зовут Скиопос, капитан Скиопос. Можете называть меня Ник.

Мэтью представил себя и Билли.

Скиопос сказал:

— Значит, мальчик не ваш сын? — Он сверкнул еще одной улыбкой. — Вы просто путешествуете с ним вместе?