Папа ответил:

— У детей бывают срывы — без всяких причин. — Он улыбнулся мне. — У Лаури в этом возрасте тоже были.

Я вспомнил случай, когда он пообещал поиграть со мной в футбол и не стал. Когда он наконец пришел, я пнул его вместо мяча и продолжал яростно пинать. Но у меня была вполне определенная причина. Это было как раз перед тем, как у нас поселилась Ильза, и я знал о ней; и знал, что он разговаривал с нею по телефону и забыл о своем обещании.

Когда Анжела спустилась, она казалась нормальной, во всяком случае, по отношению к остальным — со мной она вообще не разговаривала. Марта отправилась готовить ужин, а Анжела взяла видеокассеты. Мы оба видели, что она выбрала — одну из программ Триппи-шоу.

Папа сказал:

— Нам этого не хочется.

— Время есть. Марта сказала, что ужин через полчаса.

— Все равно…

Я думал, что она начнет привычное подлизывание, чтобы добиться своего, но она без всякого выражения смотрела на папу, держа в руке кассету.

Немного погодя папа сказал:

— Ну ладно, только потише. Я пойду в кабинет и попробую выяснить, какая погода в Альпах.

Я пошел к себе. Меня провожала триппи-музыка.

В понедельник утром у нас было два урока физики — удручающее начало недели. Дикий Билл опаздывал, и мы болтали. Говорили о Триппи-шоу, и я заметил разное отношение: одни говорили, что передача плохая, другие восхищались. Казалось, нет никакой возможности предсказать, кто будет “за”, кто “против”.

Энди сказал, что она показалась ему глупой. Не глупая, возразил я, а вообще ноль, и пересказал историю с рыцарем и драконом.

Родни Чамберс, сидевший передо мной, сказал:

— А ты откуда знаешь?

Я удивился — не вопросу, а тому, кто его задал. Не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь высказывал свое мнение.

Я сказал:

— Я узнаю вздор, когда вижу его. Но моя младшая сестра с ума по нему сходит. Вероятно, просто возраст.

Чамберс встал.

— Заткнись! — сказал он. — Или я заставлю тебя заткнуться!

И взмахнул кулаком. Удивительно — он раньше никогда не дрался; но больше всего меня поразило выражение его лица. Точно как лицо Анжелы, когда она бросилась на меня. Остальные смотрели молча. Я попытался отделаться улыбкой.

— Триппи-шоу — лучшая программа телевидения. — Чамберс наклонился вперед. — Повтори, Кордрей!

Дверь в класс открылась, и появился Дикий Билл.

— Небольшая доурочная дискуссия, леди и джентльмены? Я полагаю, не о физике. — Он пробежал пальцами по волосам и остановился перед нами. — Мне кажется, я слышал упоминание о Триппи-шоу. Странно, но я сам смотрел вчера эту передачу, и она понравилась мне больше, чем я ожидал. Любопытно и очень привлекательно. — Он помолчал и одернул свою учительскую мантию. — Да, весьма привлекательно. Но, полагаю, пора заняться физикой. Глава девятая.

Папа не рассказал Ильзе о припадке Анжелы, вероятно, чтобы не беспокоить ее. Он звонил ей каждый вечер, как только возвращался домой. Похоже, Швейцдеду было не хуже, но и не лучше. Ильза хотела вернуться, но оставалась, потому что следующий приступ мог убить его.

Меня это устраивало. Марта строже Ильзы — никакие подкупы не действуют, — но я знал, чего ожидать от Марты. Анжела, казалось, тоже не ощущала отсутствия матери, но в те дни Анжела вообще интересовалась только одним — Триппи-шоу. Она не заботилась о пони, и Марта должна была напоминать ей о том, что пора выводить пони на прогулку или чистить стойло. Анжела собрала все программы — даже ту, которую я не записал, — и непрерывно их крутила. Марта пыталась прекратить это, но с Анжелой произошла истерика, и Марта не настаивала. Анжела вступила в новый клуб фанов — любителей триппи и получала разное барахло по почте.

Я слышал однажды вечером, как Марта говорила папе, что с этим нужно что-то делать.

Папа ответил:

— У детей бывают кризисы.

— Но я никогда не видела, чтобы она так себя вела, когда ее пытаются образумить. Мне кажется, ее нужно лечить.

— Мне казалось, ты презираешь психиатров.

— Ну, по крайней мере покажем ее Джеффри.

Джеффри Монмут — наш доктор; они с папой играют в гольф.

— Не считаю нужным.

Папин голос звучал негодующе; должно быть, он просто не мог признать, что что-то неладно с его Анжелой, особенно признать перед членом гольф-клуба.

— Ты не видел, какая она бывает. — Папа не ответил. — Нужно думать и о других вещах, не только о том, что Ильзы нет дома.

Я слушал из зала. После этих слов я повернулся и отправился к себе.

Через несколько дней против триппи выступила “Дейли мейл”. Мы не выписываем эту газету, но когда я пришел в школу, ее передавали из рук в руки. Большая шапка:

Ниже буквами поменьше: “Это шоу — угроза нашей юности?” Далее цитировались известные психологи, которые утверждали, что культ триппи может быть опасен, потому что вызывает фанатизм, который проявляет тенденцию к выходу из-под контроля. Приводились примеры: дети вели себя так, что поведение Анжелы на этом фоне казалось образцом нормы. Один мальчик пытался сжечь свой дом, когда у него отобрали кассеты с записями триппи. Тринадцатилетняя девочка чуть не убила отца кухонным ножом. Утверждалось, что в других странах еще хуже: в США и в Германии дети толпами оставляли дома и жили вместе триппи-коммунами. Как только их возвращали домой, они сбегали снова.

Один из фанатиков триппи в школе достал зажигалку и сжег газету. Остальные смотрели, как она горит; лица их напомнили мне фильм, в котором сжигают ведьму: так смотрели на этот костер.

В начале первого урока все еще говорили об этом; а урок был — физика. Шум не затих, даже когда вошел Дикий Билл, и я ожидал, что он взорвется: он всегда строго следил за дисциплиной в классе. Вместо этого он добродушно взглянул на фанатиков триппи, даже каким-то любящим взглядом.

Он сказал:

— Я видел, как вы сожгли эту злую газету. У нас в учительской тоже был номер, и я его сжег.

Фанатики триппи все еще шумно приветствовали его, когда послышался стук в дверь и вошел мистер Денлам, секретарь школы. Это был маленький человек, робкий, особенно когда дело касалось Дикого Билла. Он подошел ближе и что-то прошептал. Дикий Билл презрительно улыбнулся:

— Если директор хочет меня видеть, разумеется, я в его распоряжении.

Он дал нам задание и вышел, вслед за ним и Денлам. У двери Дикий Билл остановился и обернулся, продолжая улыбаться. А потом сказал, почти выкрикнул:

— Да здравствует трипод!

Этим вечером основной темой теленовостей были триппи. Показали толпу у здания “Дейли мейл” и стычки, когда полиция пыталась рассеять эту толпу, — триппи тащат в полицейские фургоны, полисмен с лицом, залитым кровью. Комментатор сказал, что еще одна толпа собралась у дома издателя; окна дома разбили, а на стенах намалевали фигуры триподов.

“Сегодня во второй половине дня, — продолжал комментатор, — в палате общин выступил премьер-министр. Он сказал, что ситуация находится под контролем. Особенно тревожит то, что фанатики триппи по всей стране собираются вместе. Сообщается о нескольких таких группах, занявших пустые квартиры и конторы в Лондоне; аналогичные коммуны появились в ряде провинциальных городов, включая Бирмингем и Эксетер”.

Марта сказала:

— Не думала, что позволят зайти так далеко. Нужно руководить твердой рукой.

— Легче сказать, чем сделать, — заметил папа.

— В этом-то все и дело. Слишком много говорят, слишком мало делают.

Комментатор начал говорить об акциях и ценных бумагах и о финансовой панике, и Анжела, которая сидела, глядя на экран, встала и вышла из комнаты. Марта и папа продолжали говорить о бунтах. Марта все больше сердилась, и папа соглашался с ней; он никогда долго не выдерживал сопротивления. Он говорил: да, триппи-шоу следует запретить, когда я услышал, как открылась, а потом закрылась входная дверь.

Я сказал:

— Это Анжела.

Папа повернулся ко мне: