Позднее, во время нашего путешествия, в джунглях, мне довелось увидеть, как Буди ловко вскарабкался на десять метров вверх по прямому стволу дерева. Именно благодаря своей ловкости и сноровке он и сумел в этот день вернуться на борт в штормовую погоду. После этого случая каждый член экипажа уяснил для себя, что перемещаться по палубе «Альфреда Уоллеса» в плохую погоду следует с величайшей осторожностью. Желание удержать равновесие на мокрой палубе сродни попытке устоять на куске скользкого мыла в тот момент, когда наше легкое суденышко то взмывало вверх, то проваливалось в яму, переваливаясь с борта на борт под ударами могучих волн. Хуже всего было, когда маленькая лодка шла параллельно волнам: при каждой наваливающейся волне судно накренялось так сильно, что верхние доски его обшивки погружались глубоко в воду. После падения Буди за борт каждый счел разумным пристегиваться к страховочному канату при сколько-нибудь заметном усилении ветра; это делал даже Янис, который никогда прежде, за долгие годы работы моряком, вообще не видел подобного приспособления.

Наутро все было по-прежнему: дул такой же сильный ветер, и волнение продолжалось. Во избежание непредвиденных ситуаций мы подняли два небольших штормовых паруса. Это были не лайар танья, а так называемые опускаемые люгерные паруса — такой тип парусного вооружения использовался на островах, но также был достаточно широко распространен и в северных водах. Под этими маленькими парусами «Альфред Уоллес» потихоньку продвигался вперед, пока изможденная недосыпанием команда ждала улучшения погоды.

К вечеру ветер стих, и море стало гораздо спокойнее. К полуночи мы снова подняли паруса, на сей раз уже лайар танья; когда ветер стих совсем, мы запустили мотор и стали медленно пробираться сквозь ночь в сторону островов Кай. Мы прибыли как раз вовремя, чтобы высадить Билла на берег, и он успел на автобус до Туаля, отправляющийся в полдень. Его месячное пребывание с нами завершилось, и он отбыл домой, уже имея некоторое представление, что значит ходить под парусом на прау калулис. Остальные были удовлетворены сознанием того, что наше судно способно преодолевать длинные морские переходы, до 300 километров, и что мы добрались до самой восточной точки нашего плавания по графику. Мы достигли границы Моллукского архипелага и проследовали по следам экспедиции Уоллеса на Кай-Бесар и Ару. Это было хорошее начало, и при точной навигации наша прау должна была выдержать оставшуюся часть запланированного зигзагообразного маршрута по Островам пряностей Уоллеса.

Опыт, который мы приобрели во время плавания на Кай и Ару, заставил нас о многом задуматься. Стало ясно, что государственные заповедники — не единственные места, где можно найти ту дикую природу, которой так восторгался Уоллес, или где дикие животные и растения могут пережить предсказанную им опасность человеческого вмешательства. Кай-Бесар наглядно продемонстрировал, что некоторое равновесие в сосуществовании местного населения и редких птиц, насекомых и растений в принципе возможно. Напротив, посещение заповедника Баун оставило тревогу и беспокойство — переживет ли он равнодушие и бездействие официальных властей? Остров Эню с мертвыми черепахами, конечно же, представлял собой зону бедствия. Оставалось только удостовериться, подкрепит ли посещение других запланированных мест столь противоречивые впечатления. Успешное путешествие Уоллеса на Ару побудило его остаться еще на пять лет на Островах пряностей. Гораздо позже, когда писал отчет о путешествии по Индонезии, он охарактеризовал свое пребывание на Ару следующими словами: «Оглядываясь в прошлое, могу утверждать, что из всех моих поездок именно эту я вспоминаю с ощущением самого полного удовлетворения». Что ж, следующая тысяча миль плавания «Альфреда Уоллеса» покажет, сойдемся ли мы с великим натуралистом в оценках.

В Варбале Джонни и его бригада жаждали узнать, как у нас идут дела. «Альфред Уоллес» побывал уже так далеко, как ни одна из построенных ими прау калулис прежде не забиралась, и они были очень довольны тем, что лодка получилась столь удачной. Когда я попросил усилить тяжелую деревянную поперечину, поддерживающую рулевые весла, которые болтались при сильном волнении, Джонни и его помощники преисполнились такого энтузиазма, что принялись за работу немедленно и трудились на протяжении всей ночи при свете фонарей-молний. Мы же провели следующие два дня, сидя на песке в тени пальмовых деревьев, распарывая и перешивая небольшие штормовые паруса, чтобы тщательно подготовить их к следующей встрече с непогодой. Теперь наш статус в сознании населения Варбала изменился. Если ранее нас принимали за несколько эксцентричных иностранцев, которые, возможно, не вполне отдавали себе отчет в том, что делают, то сейчас все уже знали, что мы в состоянии дойти на прау до Ару и вернуться обратно, поэтому к нам стали относиться с некоторым почтением, как к настоящим морякам. У меня, правда, было подозрение, что, увидев нас вновь, жители Варбала облегченно вздохнули, поскольку опасались, что, если мы утонем и не вернемся, всю деревню ждут неприятности со стороны местных властей.

За годы на Варбале побывали многие мореплаватели — заказывали лодки и ждали, пока их сооружение не будет завершено. Затем они уплывали на вновь построенных судах и, вполне возможно, островитяне больше никогда с ними не встречались. Мы приняли нашу отремонтированную лодку и, с точки зрения местных жителей, как только команда Джонни сделала последний взмах топором, мы были предоставлены сами себе и могли двигаться дальше по своим делам. Поэтому без каких-либо церемоний утром 27 марта мы в последний раз покинули Варбал. «Альфред Уоллес» был пришвартован на своем привычном месте, в лагуне позади деревни, и вскоре после рассвета мы повели судно, отталкиваясь шестами, по мелководью, затем вошли в канал, который извивался за выдающейся в море косой. Здесь, где деревня доходила до границы воды, мы подняли паруса; Янис посмотрел в сторону ближних домов, затем громко крикнул и кому-то помахал рукой. Там был его приятель — он коротко махнул Янису в ответ и вернулся к своему занятию. Больше никто не уделил нам ни малейшего внимания. Наше отплытие оставило местных равнодушными: ну вот и еще одна лодка местной постройки уходит.

Рукоять управления такелажем

Жизнь на борту обрела какую-то упорядоченность. За время плавания на Кай-Бесар и Ару мы выяснили, где и как лучше складывать груз на прау. Имея на борту небольшой лодки команду из шести человек — Яниса, Бобби, Джо, Леонарда, Буди и меня, нам приходилось соблюдать максимум осторожности. Вход в каюту находился со стороны кормы и представлял собою невысокий дверной проем немногим больше отверстия в собачьей конуре, через него в каюту проникали свет и свежий воздух. Подобный проем в передней стенке каюты служил нам прежде всего в качестве вентиляционного отверстия, и по всей каюте гулял приятный сквознячок; но для входа-выхода проем был не очень удобен, поскольку наполовину его загораживало подножие головной мачты, поэтому протискиваться удавалось, лишь проявляя изрядную гибкость и ловкость. На бамбуковом полу каюты было разложено более двадцати водонепроницаемых баулов с одеждой и спальными мешками, а также с различным профессиональным снаряжением вроде принадлежностей для рисования Леонарда, атласов определителей птиц Буди и тому подобного. В середине каюты, как раз под коньком, оставался проход между баулами, где можно было перемещаться практически в полный рост — человек в шесть футов мог стоять здесь лишь слегка наклонив голову. Три домотканых полотнища, натянутых между свисающими с верхних балок веревками, отгораживали спальные места по углам каюты. Четвертый угол оставили открытым, чтобы развешивать промокшие во время дождя вещи и спасательное снаряжение. Тут же имелось свободное местечко, где я, сидя на полу с компьютером на коленях, мог писать отчеты для школьной программы.