Пальцы Полифема не нащупали беглеца, и большой баран вынес Улисса из пещеры. Очутившись на воле, он вскочил на ноги и поспешил отвязать своих сопутников. Вслед за чем они, верные своей разбойной натуре, погнали стадо к галере. Ожидавшие их члены команды приготовились громко оплакивать товарищей, убитых и съеденных циклопом, но Улисс подал знак, чтобы они молчали и поскорее грузили на судно украденный скот. Управившись с этим делом, моряки оттолкнули галеру от берега и налегли на весла. Однако тут одержимый гордыней Улисс, каким рисует его Гомер, совершает фатальную ошибку, за которую будет наказан всяческими бедами и гибелью всех своих людей. Отойдя на безопасное расстояние от берега, он язвительно кричит циклопу:

Услышав торжествующий голос беглеца, ослепленный циклоп отломил от горы огромную глыбу и метнул на звук. Глыба упала рядом с судном, задев рулевое весло, и поднятая ею волна отбросила галеру обратно к острову. Улисс оттолкнулся от берега длинной жердью, и его люди опять энергично заработали веслами. В испуге они уговаривали Улисса больше не дразнить чудовище, но он опять закричал:

Полифем взревел от злости и ответил Улиссу. Живший в земле циклопов прорицатель Телам, сын Евримия, предсказывал, что Полифем будет ослеплен человеком по имени Одиссей, но великан ждал, что «явится муж благовидный, высокий ростом, божественной силою мышц обладающий», а не «малорослый урод, человечишко хилый», который прибегнет к вероломной уловке, вином лишив его силы. Полифем предложил Улиссу вернуться, чтобы он мог его одарить. На что Улисс, пуще прежнего дразня Полифема, крикнул, что желал бы вовсе его умертвить. Тогда циклоп, воздев руки к небу, произнес проклятие. Обращаясь к своему отцу, богу морей Посейдону, он призвал его:

С этими словами циклоп схватил еще большую глыбу и в отчаянии метнул в сторону уходящего корабля. Он промахнулся и на этот раз, глыба упала сразу за кормой галеры, родив волну, которая увлекла судно вперед, к острову диких коз, где ждали Улисса остальные корабли флотилии.

История о метающем камни Полифеме настолько популярна и распространена, что в десятках населенных пунктов Средиземноморья, да и на берегах Черного моря тоже, местные рыбаки показывали мне на торчащие из воды рифы и камни, говоря: «Вот камни, которые метал циклоп». А потому я ничуть не удивился, когда в Пицидии мне сказали, что в двух милях отселения, с высоких скал Дракотес я увижу в воде глыбы, брошенные Полифемом. Дескать, в пещерах у самого верха одной скалы некогда обитали чудовища, там-то Улисс и встретился с циклопом, и разве не о том же говорит само название «Дракотес», подразумевающее «нечто чудовищное», вроде циклопа?

Стоя на вершине скал Дракотес, я и впрямь увидел скатившиеся в море камни. Слева различались контуры островов Паксимада в восьми милях от берега, и верхняя часть утеса, куда я поднялся, изобиловала нишами и пещерами; некоторые из них, служащие загонами для скота, были огорожены камнями. Это место вполне могло быть обителью Полифема; впечатление усиливалось при виде черного силуэта «Арго», бросившего якорь на отмели перед длинным песчаным пляжем, где можно было рассмотреть торчащие из дюн остатки древних стен и крохотные фигурки расчищающих развалины людей. То были канадские археологи; десятый год они раскапывали недавно открытый древний порт, который кое в чем соотносился с историческим фоном «Одиссея».

Порт назывался Коммос, и Гомер должен был — во всяком случае, по описаниям — знать эту часть южного берега Крита. Он упоминает расположенный в четырех милях от моря минойский город Фест, говоря, что по соседству с ним Менелай потерял на рифах несколько кораблей после того, как его флотилию, как и суда Улисса, отнесло противными ветрами от мыса Малея. В Фесте находился царский дворец; Коммос был либо придатком этого города, либо важным самостоятельным портом минойской культуры. Археологи раскопали на берегу монументальные сооружения с роскошными колоннадами и двориками и широкую мощеную дорогу, ведущую к Фесту. Назначение внушительных построек — то ли дворцов, то ли огромных складов, то ли ангаров для кораблей — еще предстояло выяснить, но не подлежало сомнению, что Коммос был важным торговым центром. Здесь найдены черепки привозной керамики с Кипра и из приморья Сирии, обнаружена кузница, где, вероятно, обрабатывалась медь, доставленная с востока.

Коммос был основан в пору величия минойской империи около 1600 года до н. э. и процветал три столетия. Затем что-то произошло, город вымер. Его строения были заброшены и развалились. Скромные жилища простых тружеников наверху, откуда открывался прекрасный вид на берег, были покинуты. Люди куда-то ушли. Археологи не брались сказать, что заставило их уйти, но установили, когда это произошло: в середине XIII века до н. э., примерно во времена Троянской войны; именно тогда, как выразился руководитель канадской экспедиции доктор Шоу, «погасли огни». Было это незадолго до поры, к которой принято относить странствия Улисса, и я спрашивал себя, не намечается ли тут некая связь. Раскопки в Коммосе показывают, что, после того как порт был заброшен, иногда сюда еще заходили корабли. Возможно, то были люди вроде Улисса и Менелая, и они принесли оттуда предания, в которых сведения о лучшей поре минойской культуры смешивались с наблюдениями над примитивным бытом переживших катастрофу? Что случилось с уцелевшими жителями Коммоса и других минойских поселений на этом побережье? Не вернулись ли они к былому, крайне скудному хозяйству, живя в пещерах и занимаясь примитивным скотоводством, какое Улисс застал у циклопов? Если так, то загадочные слова о неухоженных полях, где все еще росли злаки и виноградная лоза, могут подразумевать заброшенные пашни древней минойской культуры.