– Вот, посмотри, ты порочный человек. Я даже не замечаю, что курю вторую сигарету за полчаса! Я – это я. Знаешь, почему ты думал, что я принесу тебе счастье? Потому что мы с ней похожи. – О, леди, что я слышу! Вы всегда повторяете, что не любите, когда вас с кем-то сравнивают. Надья с достоинством кивнула. – Именно поэтому я хочу, чтобы ты нас познакомил. – Она махнула рукой. – Послушай, Брайан, я не понимаю, к чему мы ведем все эти глупые разговоры. Ведь мы с тобой понимаем, что к чему. Мы знаем, что все в жизни должно делаться хорошо. А когда ты работаешь, отдыхаешь, куришь, пьешь и трахаешься по инерции – просто для того, чтобы это сделать – то это не жизнь. По крайней мере, для таких людей, как ты. Ну, и для таких людей, как я, тоже. – Как это – отдыхать и трахаться по инерции? – поинтересовался я дежурным тоном. – Тебе лучше знать. Это ты пытаешься навешать себе на уши лапшу. Стыдно, Брайан! Признайся себе, что ты хочешь другого. – Это похоже на сеанс психоанализа. – Я достал очки. – Вы хотите об этом поговорить? – Ты познакомишь нас, Брайан? – снова задала вопрос Надья, не отреагировав на шутку. Я помолчал, наблюдая за ее лицом. Ничего, кроме легкого любопытства, я там не разглядел. – Хорошо, – наконец, ответил я. – Я вас познакомлю. Хотя мне не нравится эта идея. – Потому что она не плохая, а порочная? – Надья снова наклонилась ко мне. – Ты ведь знаешь, дорогой, меня не так-то легко испортить. Для этого надо хорошо постараться. Мне иногда обидно от мысли о том, что, наверное, я испорчена до конца… – Я смотрю, тебе нравится об этом думать? Надья с улыбкой покачала головой. – Не знаю, что тебе ответить. Ах, не хмурься, Брайан, тебе это не идет! Кроме того, будут мимические морщины. – Она глянула на часы. – Надеюсь, я тебя испортила не до конца, и ты остался джентльменом? Я бы хотела, чтобы ты помог мне накрыть на стол. Глава 7 Первую рабочую неделю я напоминал сонную муху – сказывался другой режим дня. Точнее, его отсутствие. Да что там говорить – режима дня у меня никогда не было, так как у человека, который имеет привычку идти спать в начале четвертого утра, не может быть даже подобия режима дня. Но теперь такой роскоши я позволить себе не мог. Равно как и роскоши зачитаться допоздна и встать в десятом часу. В половину пятого я уже был на ногах. Просыпался полностью около девяти, выпив пару чашек кофе, а к вечеру падал от усталости. Те, кто думает, что в гибком графике много плюсов, смотрят на мир через розовые очки. В эту пятницу мне пришлось изрядно понервничать. В конце недели нервничали все: кто-то не успел сдать отчеты в срок, кто-то носился с планами статей, кто-то назначал деловые встречи, втайне надеясь, что их можно будет перенести на потом. Но эта пятница была особенной. Я встал не с той ноги (сомневаюсь, что в четыре тридцать утра может быть иначе), и меня раздражало все. Беспричинно-траурные лица коллег в коридоре, сукин сын, припарковавший машину на моем месте, сломавшийся чайник, забытая дома зажигалка, отсыревшие спички. Я ругался, кричал на подчиненных, разбил пару стаканов и, видимо, для того, чтобы достойно завершить день, поссорился с Агатой. Мы часто ругались, но по-настоящему ссорились редко. На этот раз я ушел, демонстративно хлопнув дверью, предварительно выразив свое категорическое несогласие с ее взглядами. Стоит ли объяснять мою эйфорию, когда я отправился домой с твердым намерением забыть о работе хотя бы на выходные? …Ужинать я не стал, и это привело кошек в недоумение. Мы всегда ужинали вместе – это было давней традицией. Мои любимцы ели с аппетитом, иногда поглядывая на меня – может, я решу перекусить на ночь? Но голода я не чувствовал. Я чувствовал усталость. Больше моральную, чем физическую, как и бывает после рабочего дня. Когда я поднялся и пошел в спальню, на ходу снимая пиджак, кошки тоже побрели за мной. Они устроились в кресле, немного потеснив друг друга, и притихли, по-прежнему изучая меня. Я оставил включенной лампу у кровати, полистал книгу, потом повертел в руках сотовый телефон. Вспомнил, что обещал позвонить Лианне, но решил, что совсем не важно, в чьей кровати я усну, как бревно, лишь только приняв горизонтальное положение. В будние дни я мог лежать без сна часами. Засыпал я долго, иногда для этого мне требовался час, а то и больше, и поэтому у меня с давних времен выработалась привычка вспоминать события прошедшего дня. Но эта пятница была исключением из правил. Я не успел вспомнить, почему поссорился с Агатой (я не уверен, помнил ли я это вообще), ибо через пять минут уже спал, как убитый. …Звонок будильника заставил меня открыть глаза и оглядеться. К любителям будильников я не принадлежал, и теперь думал о том, почему в выходной не могу насладиться спокойным тихим утром в теплой постели. Я обреченно вздохнул и снова закрыл глаза в надежде, что все мне просто приснилось, но будильник зазвенел снова, и мне пришлось встать. Часы показывали половину седьмого, и я не смог сдержать очередной вздох и не задать себе вопрос: почему я завел будильник на шесть тридцать? И вспомнил, что собирался прогуляться по магазинам. И откладывать это на следующую неделю было бы чересчур. Я потянулся, подошел к окну, приоткрыл ставни и сел на подоконник. На улице было тихо. Желанием ехать в город я не горел. Только такие идиоты, как я, планируют дела на субботу. В такой день надо читать книгу на крыльце дома, наблюдать за птицами, смотреть кино или же лежать на диване и потихоньку дописывать очередную статью, методично набирая текст на шелестящей клавиатуре портативного компьютера. А вечером гулять с фотоаппаратом на плече и блокнотом в кармане. К нормальным людям я не относился, а поэтому принял душ, достал из шкафа старые джинсы и видавший виды свитер, выпил кофе и отправился в город. …Думаю, по-настоящему хорошо поймет меня лишь тот, кто когда-нибудь переезжал из города в более тихое место. Или наоборот, из тихого места в город, решив, что ему будет лучше среди шума машин. Жизнь за городом была размеренной и спокойной. Я пил кофе, гулял, вытирал пыль, готовил еду, чистил ковры – и делал все это медленно. Я даже работал медленно, если это происходило дома. И проживал один день, хотя в темпе городской жизни можно было за это время прожить целый год. Городская жизнь ассоциировалась у меня с мясорубкой. Движение тут не останавливалось ни на секунду: все вертелось, крутилось, летело. По своим понятиям, я прожил в Нью-Йорке довольно долго – почти пять лет. За это время я сменил две квартиры, но до сих пор называл его Нью-Йорком только тогда, когда этого требовала ситуация. Обычно я говорил: «Этот город», и в моем голосе можно было услышать отвращение и снисхождение. Я не верил, что можно полюбить мегаполис. Он слишком большой и неуловимый для того, чтобы его полюбить. Мне всегда казалось, что для любви нужна некая статичность, возможность остановиться, вздохнуть и сказать: «Вот! Это мой город. Я люблю его». Выросший в тихом пригороде Питсбурга, я так и не научился любить большие города. Первые полгода в мегаполисе были для меня сумасшествием. Я думал, что никогда не привыкну к такому темпу жизни. Когда же я исполнил давнюю мечту и оставил шумный город, то понял, что гораздо труднее будет от этого темпа отвыкнуть. И, уже отвыкнув, я долго испытывал что-то вроде неловкости перед самим собой. Мне казалось, что в городе уютнее, привычнее, из окна квартиры на двенадцатом этаже я видел город и чувствовал жизнь. Теперь неловкости я не испытывал. Я чувствовал себя комфортно – брел по улице, спрятав глаза за стеклами солнцезащитных очков, и наблюдал за людьми. Толпа не вызывала у меня особых эмоций – только легкий интерес. В детстве я так наблюдал за зверями в зоопарке. |
