Мы выпили, после чего Джина переключила свое внимание на меня.
– Сколько вам лет? – поинтересовалась она.
– Двадцать шесть.
– О, да вы совсем мальчик… – Она снова улыбнулась. – Вы выглядите так, будто вам нет и двадцати трех…
– А вы выглядите не просто отлично, а великолепно, – сказал я, решив не обижаться на «нет и двадцати трех».
Джина в очередной раз заулыбалась.
– Благодарю вас. Да, в наши дни пластическая хирургия делает чудеса… вы бы дали мне пятьдесят два?
– Нет, – ответил я, шокированный ее заявлением.
– То-то. Желаю вашей жене в мои годы выглядеть так же.
– Спасибо. Но пока что я не женат.
Она удивленно распахнула глаза.
– Быть такого не может. Но, если вы не женаты, то почему бы вам не уделить немного внимания вашей очаровательной соседке?
Сидевшая слева от меня блондинка улыбнулась. Я улыбнулся в ответ – и вспомнил, что у меня есть важное дело. Я до сих пор не преподнес Рэю подарок.
– Извините, мисс, – сказал я соседке. – Я вернусь через пару мину.
Я прошел за кулисы, где при свете лампы, похожей на старинный светильник, сидели две девушки. Они уютно расположились на мягком ковре. На столике рядом стояла бутылка коньяка, а на полу я заметил две рюмки. Девушки курили одну сигарету на двоих.
– Не желаете ли вы станцевать для вашего господина? – спросил я.
Девушки меня не ждали, но за танец было заплачено наперед. Поэтому они, нисколько меня не стесняясь, стали облачаться в костюмы для танца живота.
… Рэй оценил подарок по достоинству.
– Ну, старик, удружил! – воскликнул он. – А я-то думал – что ты на этот раз отчудачишь?
– Меня зовут Роуз, – подала голос блондинка.
– Ты умеешь танцевать? – спросил я.
– Танец живота? – не поняла она.
– Не совсем. Под эту музыку танцуют один из традиционных персидских танцев. – Я протянул ей руку. – Это совсем не сложно.
Мы оказались единственной парой, которой взбрело в голову потанцевать. В основе танца лежали классические восточные движения, направленные на то, чтобы жена смогла пробудить в муже желание и страсть, и Роуз их освоила без труда. Я снял пиджак, она избавилась от каблуков, и через несколько минут мы стали частью представления. Медные монетки зрителей достались и нам. Рэй протянул Роуз целых три монетки, и она наградила его поцелуем.
Когда танцовщицы спустились в зал, Рэй решил отличиться в очередной раз. Он достал купюру и показал ее одной из девушек. Та с улыбкой протянула руку и получила щедрый дар.
Рэй опустился перед девушками на одно колено.
– Вы станцуете нам еще? – спросил он.
Девушки посмотрели на меня, и я показал им кредитную карту.
– Сколько угодно, – ответила одна из них.
Рэй попытался поцеловать ноги девушки, но его ждал сюрприз. Танцовщица, видимо, осведомленная о персидских обычаях, под одобряющий хохот наших соседей по столу влепила смельчаку звонкую пощечину.
– Эх ты, иранист, – насмешливо сказал кто-то.
– Я не иранист, я востоковед общего профиля! – обиженно заскулил Рэй, потирая щеку.
– Целовать ноги может только муж, – пояснил я. – Это символизирует признание в любви, подчинение и доверие.
– К черту ваши ноги, – буркнул Рэй и взял со стола трубку. – Будешь?
Он открыл небольшую коробочку, достал из воротника рубашки тонкую иглу и, ловко подхватывая ей бурые комочки опиума, стал заполнять трубку.
– Бросал бы ты эту гадость, Рэй.
– Не нуди, Брайан. Лучше попробуй!
Через минуту над столом поплыл сладковато-тяжелый опиумный дым.
– На деньги, вырученные таким способом, они покупают оружие, – заметила Роуз.
– А еще и деньги за живой товар, – подхватил я.
– Наверное, дают взятки «Аль Каеде», – вмешался Рэй.
– А тебе не стыдно за то, что ты этому способствуешь?
– Мне-то? Если честно, то не очень. В конце-то концов, Брайан. Не для себя же они его выращивают.
– Найдем место потише, – шепнула она мне.
Рэй заговорщицки подмигнул мне и снова повернулся к Джине.
– Отличный вечер, – проговорила Роуз, устраиваясь на шелковых подушках.
Она открыла пачку сигарет и, внимательно разглядев содержимое, достала одну.
– Что это? – поинтересовался я, принюхиваясь – дым пах чем-то, отдаленно напоминающим гвоздику.
– Попробуй – узнаешь.
– Я отрицательно отношусь к наркотикам.
– Ты когда-нибудь курил «траву»? – спросила она.
– Пару раз, – признался я. – В университете.
– В университете все курили. Хорошее было время! – В ее голосе появились мечтательные нотки.
– Да уж. Я был одним из самых прилежных студентов. Если бы кто-то узнал, как я развлекаюсь, меня лишили бы и стипендии, и общежития. В лучшем случае.
– Кури. Я одна не справлюсь.
Сигарета оказалась неожиданно горькой, и вряд ли ощущения можно было назвать приятными, но за разговорами мы с Роуз совершенно незаметно докурили ее.
Она с преисполненным блаженства видом откинулась на подушки.
– Не думаешь, что пора домой?
– Не ко мне ли?
– Ну не ко мне же.
– Закажи такси. А я попрощаюсь с именинником. Уходить по-английски – это дурной тон.
Когда я подошел к хозяину, он раскуривал очередную «трубку мира».
– Наверное, мы отчалим, старик, – проговорил я негромко. – Еще раз мои поздравления.
– Рановато вы нас оставляете, – глянул на часы Рэй.
– Еще пара рюмок – и я точно тут останусь, причем надолго.
– Наклонись-ка!
Рэй взял меня за подбородок и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Ну и ну. Когда ты успел?
– На себя бы посмотрел! У тебя такие зрачки, будто тебе вкололи лошадиную дозу морфия.
Рэй со смехом толкнул меня в плечо.
– Ладно, бывай. Я позвоню.
Последним моментом, который я помнил более-менее хорошо, был тот момент, когда мы с Роуз сели в такси. После этого мысли и ощущения по-предательски крепко спутались в клубок, распутать который я не мог и на трезвую голову.
На столе под чашкой с недопитым кофе я нашел вырванный из моего блокнота листок с номером телефона Роуз. И мне стало тоскливо. Лучше бы она оставила записку с парой вселяющих надежду строк. Например, написала бы, что принимает противозачаточные таблетки. Или какой-нибудь общепринятый сувенир-трофей вроде трусиков, которые обыкновенно оставляют подобные беглянки. Но я отлично помнил, что белья на ней не было (это она мне продемонстрировала еще в клубе), а девушки такого поведения вряд ли любят рисковать своим здоровьем, а посему относятся к вопросам контрацепции с надлежащей серьезностью.
