Кэйдзо Хино

Остров мечты

Когда меняется привычное мироощущение (перемены бывают и благотворными, и наоборот), в жизни человека обязательно происходят какие-то события, — на первый взгляд, совершенно случайные и не заслуживающие внимания.

(Да и могут ли они происходить как-нибудь иначе?)

Представьте себе погожий день в преддверии весны и деловой квартал в центре города, неподалёку от Токийского залива.

На деревьях, выстроившихся чередой вдоль тротуара, ещё не успела проклюнуться молодая листва. В затенённых переулках между высотными зданиями пока что держится холод, зато на солнышке уже вовсю скачут резвые, будто очнувшиеся после долгой спячки сияющие блики. Сквозящий по улице южный ветер приносит с собой влагу, которая проникает в трещины и бесчисленные поры пересохшего асфальта.

По тротуару снуют прохожие, мужчины и женщины — это служащие здешних компаний, высыпавшие на обеденный перерыв. Солнечные лучи высвечивают в толпе стайку молоденьких сотрудниц, смеющихся и оживлённо переговаривающихся между собой, играют на стёклах нарядных витрин: в большинстве высотных зданий первый этаж занимают магазины дорогой одежды и модных безделушек.

Итак, перед нами обычная картина делового квартала в середине дня, ничем не примечательная, если не считать, что это был первый по-настоящему весенний день.

Сёдзо Сакаи только что пообедал в китайском ресторанчике, разместившемся в подземном этаже высотного здания в двух кварталах от офиса строительной компании, где он служил, и как всегда наслаждался короткой прогулкой. Хотя ему уже перевалило за пятьдесят, он нисколько не обрюзг, и его пищеварительная система функционировала вполне исправно. И моцион он совершал не для того, чтобы размяться, а исключительно ради удовольствия. Ему нравилось ходить по этой улице, застроенной современными многоэтажными зданиями.

В сущности, высотная архитектура Токио разделяется на два типа: это безликие, скучные сооружения, впопыхах возводившиеся в послевоенные годы, и так называемые здания «второго поколения», построенные с выдумкой, свидетельствующие о полёте дизайнерской фантазии. Здесь, по обеим сторонам этой улицы, высятся только новые здания, оригинальные, не похожие друг на друга. Разумеется, в уцелевших после бомбардировок домах довоенной постройки тоже можно обнаружить некую старомодную привлекательность, и всё же Сёдзо отдавал предпочтение современным зданиям, — ему импонировали их строгие, без излишних украшений, геометрические формы, а также умелое использование фактуры материалов, будь то природные минералы или металл. Именно такие сооружения казались ему по-настоящему красивыми.

Особенно эффектно они смотрелись на закате дня, после дождя, когда облака внезапно расступаются и лучи вечернего солнца, золотыми стрелами пронзая воздух, высвечивают стены и оконные ряды тянущихся ввысь небоскрёбов. Стоило Сёдзо ненароком увидеть подобную картину, как у него невольно захватывало дух и по спине пробегали мурашки.

Сейчас был обыкновенный солнечный полдень, никаких разительных световых эффектов, возникающих, как правило, в утренние или вечерние часы, не наблюдалось, но хорошая погода и обеденный перерыв привели Сёдзо в отличное расположение духа, и он решил продлить прогулку. Ни о чём особенном он при этом не размышлял, никаким воспоминаниям не предавался. Он просто глядел вокруг — на небо, уже смягчившее свою резкую зимнюю окраску, на манекены в витринах с чуть склонёнными набок головами, на перевёрнутые отражения высотных зданий в отполированном до блеска капоте чёрного лимузина. А когда затем он вновь посмотрел прямо перед собой, его взору предстала неожиданная картина.

Впрочем, нет, не совсем так. Улица выглядела как обычно: шероховатые коричневые стены банка «Синтаку гинко»,[1] массивные стеклянные двери с золотыми виньетками по краям, крапинки на коре растущих вдоль тротуара деревьев, три женские фигурки впереди в форменных костюмах цвета морской волны… Но поверх этой привычной картины «наплывом», словно на экране кино, вырисовывалось ещё одно изображение.

В тусклом свете угасающего пасмурного дня тянется шеренга домов из закопчённого красного кирпича. Они примерно одной высоты, довольно-таки приземистые, кряжистые. Цементные пилястры выбелены ветром и дождями, каменные ступени у входа — такого же светло-серого цвета. По обеим сторонам парадного стоят каменные колонны. На каждом доме — вдавленная в стену прямоугольная медная пластина. На одной из них проступает надпись: «Строение Мицубиси № 21».

Там, внутри, находится читальный зал, где можно бесплатно просматривать советские газеты, журналы, брошюры и книги. Зал не особенно велик. Окошки маленькие, и желтоватый свет электрических лампочек растекается по объятому гнетущей тишиной помещению. Словно наяву Сёдзо видит обложку толстого журнала: бледно-голубая, скверного качества бумага без каких-либо полиграфических изысков, а на ней — тёмно-синие буквы названия «Октябрь». Это печатный орган Союза советских писателей. Под словом «Октябрь» подразумевается Октябрьская революция.

Сказать, что Сёдзо ничуть не удивился, было бы неправдой. Он, естественно, удивился, но не настолько, чтобы остановиться посреди улицы, чувствуя, как у него перехватывает дыхание. Увиденная им картина при всей своей невероятности возникла абсолютно естественно. К тому же и красные кирпичные здания, и синие русские буквы на журнальной обложке мгновенно исчезли — с той же внезапностью, как и появились.

Вскоре после поражения Японии в войне Сёдзо — в ту пору он был студентом — разыскал дом под названием «Строение Мицубиси № 21» и несколько раз приходил в помещавшийся там Советский культурный центр, чтобы почитать литературные журналы. Однако по окончании института ему стало уже не до Советского Союза и не до чтения литературных журналов, и с тех пор он не вспоминал о былом своём увлечении. Даже когда около десяти лет назад сюда, на эту улицу, переехал офис его компании. Ни тогда, ни тем более теперь у него не было ни причин, ни поводов возвращаться к этим малозначащим событиям минувших дней. Предаваться ностальгическим воспоминаниям вообще было не в его характере, а после того, как три года назад от внезапной скоротечной болезни умерла его жена, он и подавно запретил себе оглядываться на прошлое. И хотя журнальная обложка возникла у него перед глазами с той отчётливостью, какая бывает только наяву, он не ощутил ни малейшей ностальгии ни по этому журналу, ни по этому месту, ни по своей студенческой юности.

Именно так предпочитал думать Сёдзо, хладнокровно оценивая ситуацию, и всё же владевшее им лучезарное настроение омрачилось. И дело было не в Советском Союзе, да и не в нём самом, каким он был когда-то, а в том неприятном чувстве, которое оставила привидевшаяся ему картина. Эту новую, современную улицу он привык считать своим миром, и теперь в этот его мир внезапно вторглось что-то непонятное и чужеродное.

«Зачем придавать значение всякой чепухе? Ты ведь уже не мальчик. Да, в сущности, ничего особенного и не произошло», — увещевал он себя, однако в его ощущении реальности, в естественной и непреложной уверенности, что он и эта новая, современная улица немыслимы друг без друга, образовалась брешь, и пока он возвращался к себе в контору, его всё сильнее охватывало тревожное чувство.

Намеченный на вечер ужин был отложен: у партнёров возникли какие-то непредвиденные обстоятельства.

— Может, составишь мне компанию? — обратился Сёдзо к одному из своих подчинённых, уже собравшемуся было домой.

Они вышли из офиса и стали поджидать такси. Улица, такая многолюдная в обеденное время, почти совсем опустела. С некоторых пор дни стали длиннее, и, несмотря на вечерний час, воздух всё ещё переливался зеленовато-синими красками, словно морская вода на отмели, но повсюду в зданиях уже зажёгся свет. Особенно красивы были башни высотой в десять с лишним этажей с ровными рядами светящихся окон.