– А это зачем?.. – Сглотнув слюну, Серега ткнул пальцем в сторону вазочки с чем-то белым, похожим на порошок. Из его середины торчала ложка.

– Пармезан, сыр, – поспешил ответить официант. – Это, конечно, на любителя – к рыбе, но мы на всякий случай подаем.

– Принеси «Эспрессо». Сейчас, – приказал ему Лысый Леннон и, повернувшись к Сереге, спросил: – Вкусно?

Втянув в рот длинную макаронину, тот подтвердил:

– Класс!

– Я здесь частенько бываю. – Лысый Леннон окинул глазами стены, расписанные морскими сюжетами. – Здесь даже модель корабля есть. Видел? Жаль, только одна и плохонькая… Будь я хозяином, поставил бы штук десять разных. Чтоб с парусами и с пушками.

– Угу, – отозвался Серега.

Лысый Леннон ответил снисходительным взглядом. Мгновение спустя выражение его лица переменилось. Он распрямился, сосредоточив свой взгляд на ком-то за спиной приятеля.

Серега оглянулся.

В зал вошла необычайно привлекательная женщина. Как флагманский корабль, под всеми парусами она устремилась к их столику. Полы наилегчайшего мехового манто живописно развевались за ее спиной.

Швейцар, семенивший позади дамы, едва успел подхватить сброшенную на ходу шубку. Надя, а это была именно она, осталась в тоненьком белом свитере и светло-голубых брюках, обтягивающих стройные ноги в ковбойских сапожках.

На вид ей было не больше двадцати пяти, хотя придирчивый взгляд мог обнаружить в ее внешности штрихи, указывающие на действительный возраст: пресловутый тридцатилетний рубеж был давно позади.

Лицо, узкое и правильное, прямой нос, глаза не большие и не маленькие, твердый взгляд и вьющиеся каштановые волосы ниже плеч. Она напоминала породистую лошадь, норовистую, нервную и хорошо осознающую свое исключительное положение.

Ее тонкие ноздри подрагивали от напряжения, когда она усаживалась на стул, придвинутый официантом.

– Кофе, как обычно… Есть не буду – кусок в горло не лезет.

Официант снова устремился по своему протоптанному маршруту, а Лысый Леннон с тревогой вглядывался в лицо женщины.

– Рассказывай, – кивнула Надя. Можно только удивляться, как решительно и умело она управлялась с мужчинами. – Рассказывай, я говорю.

– В старухином доме ничего не нашли…

– Это я уже слышала. Теперь объясни, почему.

Лысый Леннон повернулся к Сереге:

– Поел?

Тот покрутил головой.

– Иди!

Не смея возразить, Серега встал из-за стола и направился к выходу. И не ошибся бы тот, кто предположил, что он горевал по оставшимся на тарелке спагетти.

Надя помешивала ложечкой кофе.

– Ну?

– Глаз с нее не спускал.

– Дальше, дальше, Нодарик…

– Упали ей на хвост сразу, как только поняли, что девчонка что-то нашла. Иначе зачем убегала? На выезде из Брянска упустили, у самой Москвы – догнали. Определили номер мобильника, поставили на прослушку. Жаль, что на это ушло много времени, наверняка что-то пропустили. Нахальная, сволочь, шустрая.

– Нахальная, говоришь? Ну-ну… – Надя усмехнулась.

– Я с ней не слишком церемонился. Бампером припер, чтоб не дрыгалась.

– Не о том рассказываешь. – Надя откинула волосы назад и уселась, сложив перед собой руки. Она в упор смотрела на собеседника.

– Рассказываю, как было! – огрызнулся тот и продолжил: – Через заднее стекло видел, как она говорила с кем-то по телефону. Ребята из Управления слышали: разговаривала с отцом. Послезавтра улетает в Италию, рейс – в Римини. Потом едет в Венецию.

– А вот с этого момента – подробнее… – вскинулась Надя.

– Это все. Остальное – мелочи, по хозяйству что-то. – И он продолжил: – Подъехала к университету, забежала внутрь. Серега обыскивал машину, я – за ней. Глаз не сводил. Ни с кем не разговаривала, никуда не заходила, покрутилась и вышла. А после того, как поставила машину и пошла домой, мы ее прямо на улице…

– Обыскали?

– Клянусь, Надя! – воскликнул Лысый Леннон. – С ног до головы, даже ботинки сняли. Ничего!

Он залпом выпил вино из пузатого фужера.

– Ты за рулем?

– Да…

– Не пей, когда за рулем. – Надя поднялась со стула и направилась к выходу. – И вот что… Достань мне билет на тот же рейс. Я полечу в Италию вместе с ней.

– А как же я?

– Ты полетишь другим рейсом.

Лысый Леннон отсчитал деньги, кинул на стол и устремился вслед за Надей.

– Ко мне? – спросил он, догнав ее у самого выхода.

– К тебе, – сказала Надя, и он широко распахнул перед ней дверь…

«Трагедия» превращалась в фарс. Гулять собирались всерьез, и «праздник» грянул…

Из буфета доносились смех и громкие возгласы. Рядом с Дайнекой шумно уселась растрепанная тетка средних лет, светловолосая, типичная русская из провинции, одетая в недорогую болоньевую куртку и джинсы.

– Валерио, нон вай!2 – заорала она вдруг по-итальянски, но с места не тронулась. Откинувшись на спинку неудобного кресла, продолжала наблюдать за годовалым мальчиком.

Перманентная потеря равновесия уносила малыша то в одну, то в другую сторону, причем отнюдь не туда, куда бы ему хотелось. Каким-то чудом в последний момент он успевал переставлять коротенькие кривые ножки, и было очевидно, что падение предопределено, хотя и откладывается.

– Еще час – и я возвращаюсь домой, – проговорила тетка по-русски.

– Вы живете в Италии? – спросила Дайнека.

– Да, уже много лет.

Между делом она рассказала, что, работая переводчицей, приехала однажды в Италию с группой туристов. Познакомилась с молодым итальянцем, но замуж выходить не спешила: слишком велика была разница в возрасте. Десять лет казались ей непреодолимым препятствием. Однако будущий муж сумел настоять на своем, и теперь плод их любви, неловко переставляя ножки, бежал к лестнице.

– Валерио, нон вай! – диким голосом заорала тетка и, вскочив, ринулась к сыну.

А Дайнека вспомнила, как три недели назад она улетала в Италию…

Въезжая на эстакаду Шереметьева-2, Дайнека думала о том, что где-то в зале второго этажа есть человек, который будет следить за ней и, скорее всего, полетит вместе с ней в Италию.

На табло она увидела, что уже идет регистрация на чартерный рейс Москва – Римини. У восьмого выхода выстроилась длинная череда людей, сумок и чемоданов. Дайнека встала в хвост очереди, осматриваясь и пытаясь вычислить своего «попутчика».

У большинства пассажиров наблюдалось «предстартовое» возбуждение. Одни передвигали вещи поближе к узкому проходу, который загораживал собой толстый таможенник. Другие с треском раздирали рулоны скотча, обматывая коричневыми лентами свою поклажу, в бессмысленных попытках защитить ее от погрузочного вандализма.

Были среди пассажиров и такие, кто с аристократическим высокомерием взирал на всю эту возню. В их спокойствии угадывалась неспешность, которая сопутствует твердому финансовому положению.

В нескольких шагах от Дайнеки, повернувшись к ней спиной, стояла молодая женщина. Элегантное, золотистого цвета норковое манто, светло-голубые брюки, длинные, ниже плеч, каштановые волосы. У ее ног примостился кожаный саквояж, очевидно, изготовленный на заказ. Он был украшен натуральным леопардовым мехом и вычурным золотым вензелем, сродни королевскому. Саквояж казался небольшим, женщина не везла с собой много тряпок.

«Там купит», – подумала Дайнека и посмотрела на свою сумку. Несмотря на то что вещей было немного по сравнению с изысканным саквояжем, она выглядела вульгарной или, по меньшей мере, «излишне упитанной».

Женщина повернула голову и, встретившись глазами с Дайнекой, тут же отошла в сторону.

На участке досмотра Дайнеке предложили пройти в отдельную комнату. Это не входило в ее планы, но отказаться от подобного предложения она не могла. Вслед за ней несли ее сумку.