Через два дня Ефремову велено было возвращаться к войску. В компании с двумя русскими воинами он тут же выехал из Бухары, но отправился отнюдь не в Хиву. Имея при себе грамоту с подлинной печатью, они поскакали прямо в Коканд. Несчастная персиянка была коварно обманута…

До Коканда беглецы добрались без всяких приключений. Грамота избавляла их от опасных расспросов, открывала двери караван-сараев, давала корм лошадям и еду им самим. Бежавших никто не хватился: в Бухаре их считали убывшими к войску, в войске же числили бывшими в Бухаре. Никем не заподозренные, они достигли Ходжента, мест, где власть бухарцев кончалась.

В Ходженте Ефремов и его товарищи выдали себя за купцов. На имевшиеся у них деньги купили товаров и присоединились к купеческому каравану, отправившемуся в Кашмир. Путешествие длилось тринадцать дней, а дорога пролегала по высокогорью, где, не сумев приспособиться к разреженному воздуху, умер один из русских, бежавших с Филиппом из Бухары. Они похоронили его ночью, тайно совершив христианский обряд.

По прибытии в Кашмир русские стали узнавать, как попасть оттуда в Россию — в Кашмире сходились несколько караванных путей из разных стран. Сюда купцов влекли знаменитые кашмирские ткани, здесь же был большой пригород, заселенный китайцами, торговавшими товарами своей страны. Филипп и его товарищ узнали, что из России в Кашмир тоже приходят караваны купцов-татар; с одним из таких караванов можно было бы вернуться в Россию. Однако, по здравому размышлению, они отказались от этого плана. Хорошо изучившие восточный уклад жизни, они знали, что этим путем, хоть и кажущимся прямым, на родину попасть трудно. Им вновь предстоит пройти через владения бухарцев, где их, возможно, уже ищут, но даже если и повезет, далее нужно было идти с иноверцами через степи Киргиз-кайсацкой орды, где никакие законы вообще не действовали. Их, беглых чужаков, караванщики запросто могли отдать разбойникам как плату за право прохода по степи.

Поэтому русские беглецы решили идти кружным путем, держась подальше от земель, где были в рабстве и откуда бежали. С выгодой распродав товары, они отправились в Яркенд, купили там разного другого товара и слугу-негра и с купеческим караваном отправились в Тибет. В дороге умер второй русский спутник Филиппа. Похоронив товарища, Ефремов со слугой пошел с караваном дальше. В Тибете он продал товары, но лошади у них пали, а новых купить было негде. Филипп и его слуга примкнули к трем мусульманам, шедшим в Индию. Пешком они добрались до Дели, где мусульмане от них отстали. В чужом, совершенно незнакомом городе Филипп познакомился с армянином, который пригласил его к себе в дом, накормил, приодел. После того как Филипп и его слуга немного отдохнули, армянин дал им лошадей и письмо к англиканскому священнику.

Этот священник жил на землях, где правили англичане; до него путники добирались семь дней. Он встретил Филиппа радушно, а после, угощая обедом, предупредил, что, скорее всего, им заинтересуется комендант Мидлтон, и посоветовал при встрече с комендантом, не вдаваясь особенно в географию, говорить, что он, Филипп, родом из Санкт-Петербурга, города, наверняка коменданту известного.

Священник знал, что говорил! На допросе Филипп сказал все, как учил священник, и от себя, решив, что кашу маслом не испортишь, присовокупил, что он дворянин, графа Чернышева родственник. Получив на свои вопросы уверенные ответы, комендант поспешил, от греха подальше, сбыть русского с рук долой и пообещал содействовать его отправке в Англию. Он написал письмо некоему мистеру Чемберу и направил с тем письмом Филиппа в Калькутту.

До Калькутты Ефремов в сопровождении своего негра ехал сначала посуху в повозке с огромными колесами, а потом плыл в лодке, по рекам Гангу и Джанме. Прибыв в Калькутту после долгого, но достаточно благополучного путешествия, он отыскал мистера Чембера и вручил ему письмо от коменданта Мидлтона. Но тот, прочитав послание, реагировал на него вяло и ничего не стал предпринимать, чтобы отправить русского в метрополию. Тогда, хорошо ученный жизнью, Филипп решил дать взятку, а так как денег у него уже давно не было, то он не нашел ничего лучшего, как презентовать мистеру Чемберу слугу-негра. Он, которого и самого еще недавно продавали, дарили и выменивали, был истинным сыном своего века! Получив подарок, мистер Чембер оживился, вялость его как ветром сдуло, и взамен явилась необычайная деловитость, благодаря которой вскоре Филипп был устроен на корабль, плывший в Англию. На этом судне он прошел по Индийскому океану, обогнул Африку и через четыре месяца плавания достиг берегов Ирландии. Высадившись на берег, Ефремов проехал в наемной карете через всю Ирландию в Дублин. Из Дублина на каботажном судне переправился в Англию, в Ливерпуль, а из Ливерпуля опять в наемной карете поехал в Лондон.

В Лондоне он явился для доклада русскому министру генералу Смолину. Тот, выслушав рассказ о его странствиях, велел ему отправляться морем в Петербург, где немедля явиться к тайному советнику Безбородко. В Петербурге Ефремов по приказу Безбородко составил подробнейший отчет о своем путешествии, описав многие места, где до него русскому человеку бывать еще не приходилось! Помимо собственных приключений, Ефремов, как помнил, описал животных, растения, плоды, законы, обычаи, повадки людей. Помянул города, в которых побывал, как дома строят и что едят. Сообщил, чем вооружены войска в странах, через которые проехал. Очень много внимания уделил шелководству, описав весь процесс: от разведения шелковичных червей до размотки нитей.

Сведения эти, во многом отрывочные и беспорядочные, записывались, видимо, по мере того, как «вспоминалось». Например, из нравов и обычаев Ефремов особенно отметил искусство виноделия у кашмирцев и их склонность к пьянству, весьма удивительную среди мусульманских народов.

Рапорт Ефремова изобиловал отступлениями от темы доклада, рисующими верность его присяге и христианской вере, сохраненную им, русским унтер-офицером, несмотря на долгую службу в войске хана Бухары. При этом он не без гордости упомянул, что, служа в Бухаре, достиг чина, в переводе на русские чины равного майору.

Сведения, им сообщенные, были ценны тем, что об иных местах, где ему довелось побывать, до того в России известия имелись скудные, малодостоверные, часто устаревшие, а о ряде мест вообще отсутствовали.

Об удивительном путешествии унтер-офицера было доложено императрице. Его пожаловали чином прапорщика и определили на службу в Коллегию иностранных дел «по знании им бухарского, персидского и других азиатских языков». Таким образом, годы плена и странствий были зачтены Филиппу Ефремову как проведенные на службе, а значит, ему было выплачено соответствующее содержание. Так завершилось девятилетнее «хождение через азиятския земли и моря» русского унтер-офицера.

Очередная попытка прорваться в Индию и Китай через Хиву была предпринята русской короной уже в самом конце XVIII века, в правление императора Павла Петровича. Это был, пожалуй, самый фантастический и дерзкий, к тому же совершенно необыкновенный по своей политической подоплеке план. Его вызвал к жизни весьма странный антианглийский альянс императоров Павла и Наполеона Бонапарта, строивших совместные планы нанесения мощного удара по британским владениям в Индии. Странность заключалась в том, что Наполеон был, так сказать, императором «революционным», по большому счету — узурпатором и самозванцем. Природный, «законный», наследник престола, император Павел Петрович, в принципе не должен был бы искать союза с правителем страны, чья власть порождена революционной смутой и казнью такого же, как и он, русский император, законного короля Франции, помазанника Божия. Согласно этому плану, французские войска должны были на морских транспортах добираться до черноморских портов и оттуда скорым маршем выдвигаться на исходные рубежи для дальнейшего похода через степи и пустыни в Индию совместно с корпусом русских экспедиционных войск. Но прежде того казаки под командованием атамана Платова должны были стремительным броском достигнуть Хивы, взять ее и тем самым «открыть ворота в Индию» для союзников. В очередной раз в русских штабах заговорили о маленьком Хивинском ханстве, спасающемся от покорения только благодаря тому, что до него трудно добраться.