Задачка так и осталась неразгаданной – веселые фанфары уведомили о том, что вагончик снизился и урок окончен. Дети, роняя стулья, бросились наружу. Учитель захлопнул ноутбук, пригладил уши – и, заметив, что Порфирий не трогается с места, вопросительно улыбнулся в его сторону:

– Крутой Порфирчик, у тебя вопросик?

– Угу. Неужели ваш урок длится всего пятнадцать минут?

– Такова инструкция Министерства образования от февральских календ прошлого года. Наукой доказано, что дети способны воспринимать непрерывный поток полезной информации не долее четверти часа. Все, что сверх того, не усваивается, но лишь уязвляет и без того ранимую детскую психику.

– Когда мы учились в школе, занятия длились по полчаса, а каждая перемена – пятнадцать минут…

– Ах, вы правы, в прежние времена детей нещадно мучили знаниями, – лицо педагога исказилось страданием. – Теперь переменка длится гораздо дольше – сорок пять минут. Детишкам нужно время, чтобы перекусить, покурить, встретиться с подружками, обменяться впечатлениями от полученного образовательного материала. А теперь, клевый Порфирчик, если ты позволишь, я побегу – в лиловом вагончике через две минуты начнется мой урок для шестого класса.

Литот покосился на учебник, зажатый у педагога под мышкой. На обложке значилось: «Изморий Компостер: Нетрадиционные задачки по трихонометрии».

Литот прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Паллада, как же ему не терпелось, чтобы вагончик поскорее вновь поднялся в небо! Квестор уже мысленно пробирался по темной подвесной галерее на второй этаж дома номер 401, затем, кутаясь в шумоизоляционный плащ, поднимался на лифте на предпоследний этаж… Тиская повлажневшую рукоять «сундука», приближался к черной двери, за которой – ужас, зло, смертельная угроза человечеству…

– Добрый день, дорогой Порфирчик Литотик! – раздался вдруг ласковый дамский голос, вырвавший квестора из приятной задумчивости. – Меня зовут Примула Абмрозия, я твой учитель по истории.

Над Литотом склонилось нечто длинное, худое, с высокой прической и огромными серьгами в ушах. Это был педагогический робот [25] модели «Амбиваленс», довольно новенький, но уже изрядно потрепанный школьниками: на блестящем черном корпусе в изобилии видны следы от засохшей жвачки и погашенных окурков, а также плохо затертые разводы красочных росписей.

– А что, больше никого не будет? – удивился Порфирий, оглядывая пустые стулья. Он заметил, что транспарант в углу теперь высветил новую надпись: «ТРИНАДЦАТЫЙ КЛАСС: УРОК ИСТОРИИ».

– Наш вагончик уже поднимается, а остальные ребятишки, видимо, заняты другими важными делами, – ласково сказала роботесса, поправляя многоэтажную прическу. – Итак, любезный Порфик, на сегодня есть одна модная тема для обсуждения. Ты что-нибудь слышал о великой и кровавой Второй мировой войне?

– Не слышал, – квестор отвернулся к окну, вновь прилаживая к глазам окуляры. В его планы не входило отвечать на вопросы.

– Ну, тогда, если не возражаешь, я тебе в занимательной форме немножко расскажу, – обрадованно затараторила механическая учительница. – Обрати, пожалуйста, свое внимание на экран. Здесь ты видишь карту театров военных действий Второй мировой войны.

Квестор не мог ее видеть, ибо натужно вглядывался в даль сквозь окуляры бифокатора – к сожалению, вагончик еще не поднялся на достаточную высоту: пока видны только балконы малоэтажных фиолетовых зданий НИИ Проблем и методов десоциализации, расположенного прямо напротив площадки с чертовым колесом.

– Как ты, конечно, знаешь, отличный Порфик, исход войны был предрешен в тот великий день «Д», когда атлантические союзники высадились под Дюнкерком. До этого эпохального момента в течение четырех с лишним лет судьба планеты решалась в Африке на полях колоссальных танковых сражений между войсками атлантических цивилизаций и чудовищной военной машиной Третьего рейха. Монтгомери и Роммель – вот два имени, два полюса, два основных действующих лица этой исторической драмы. Вторым по значимости театром военных действий принято считать Тихий океан, где доблестные американцы сражались с безумными японцами. Наконец, третий геополитический фронт – это северная Атлантика: битва за британское небо и затяжная война флотских конвоев, воздушные и подводные дуэли.

Квестор нетерпеливо заерзал на своем стульчике: ага, вот фиолетовые крыши уплыли вниз, теперь осталось дождаться, пока вагончик поднимется еще метров на сорок, чтобы исчез из виду плоский золотистый корпус «Транс-кавказского банка»…

– Между тем отдельные менее значительные стычки возникали и в других местах Европы – на Балканах, в Скандинавии и Прибалтике, в болотах Припяти и в приволжских степях. Об одном из таких локальных столкновений мы и поговорим сегодня. Речь пойдет о так называемом «Сталинградском конфликте».

Взмахом металлической ладони учительница запустила учебный видеоролик: на экране поползли какие-то консервные банки со звездами на измятых боках, потом показались небритые люди, зачем-то залезшие в канавки, похожие на траншеи для прокладки подземных оптико-волоконных кабелей. Наконец, с неба посыпались черные кегли и расцвело большое облако пыли.

– Известно, что Германия и Советский Союз до конца 1942 года оставались тайными союзниками, – мягким голосом вещала педагог, комментируя происходящее на экране. – Фашисты и коммунисты лишь имитировали военные действия друг против друга, тогда как на самом деле продолжал действовать пакт Роботова—Миллентропа, закрепивший совместные действия свастики и красной звезды против Свободного мира. Мощнейшие пропагандистские машины Германии и Советов один за другим порождали мифы о грандиозных битвах, якобы происходивших между ними на бескрайних заснеженных просторах России. Все это было придумано для того, чтобы на Западе не догадались о том, что Сталин и Гитлер остаются преданными друзьями и готовят совместный вооруженный натиск против Соединенных Штатов и их союзников в Европе. Обратите внимание на этот кадр – невооруженным глазом видно, что это грубая агитационная поделка. На снимке фотографа Юрьев-Яропольского, сделанном на Южном фронте в июле 1941 года, мы видим советско-фашистских солдат, поднявшихся в штыковую атаку. Любопытно, что они бегут как бы на зрителя, т.е. камера снимает бойцов со стороны вражеских позиций.

Квестор слушал краем уха и все удивлялся тому, как медленно ползет вагончик. Все тянутся и тянутся сороковые, пятидесятые этажи банка, бликующие золотом… и видно, как в открытых окнах совещаются розовощекие головы банковских служащих, в соседнем кабинете у кумира Гермеса Трисмегиста замер в молитвенном порыве пухлый финансист с рыжим портфелем под мышкой, этажом выше сквозь узкую фрамугу можно видеть, как с сигареткой в руке медитирует пожилая секретарша…

– Однако наряду с фальшивыми «битвами» под Москвой и Петербургом, история знает один совершенно реальный конфликт, внезапно происшедший в районе Сталинграда. Как планировало руководство советско-немецкого блока, Сталинград должен был стать крайней точкой в демонстративном и тщательно срежиссированном продвижении немцев на восток. Картинное «падение» Сталинграда призвано было подтолкнуть Запад к выделению Москве дополнительной военной и экономической помощи. Однако совершенно неожиданно возникла помеха в лице сержанта американской армии Пабло, мексиканца по происхождению, который был заброшен в Сталинград на разведку. В задачи Пабло не входило оказание вооруженного сопротивления противнику, но его личный героизм и мужество оказались сильнее служебных инструкций. Пабло разгадал коварный русско-немецкий заговор и, проникнувшись гневом и омерзением к гнусным предателям, решил умереть за Свободу, но забрать с собой на тот свет как можно больше немецко-нацистских и советско-фашистских выродков. Сержант Пабло окопался в одном из домов, имеющих ключевое стратегическое положение в самом центре города. Более трех недель он выдерживал осаду немцев с одной стороны, и русских – с другой. Изрешеченный пулями, отравленный газами, непрестанно шокируемый гадкими звуками немецкой губной гармошки и отвратительным видом гнилых зубов во рту у русских солдат, он стоял насмерть. Он расстреливал обойму за обоймой, и каждый патрон бил прямо в цель. Трупы врагов в серых и зеленоватых шинелях трехметровыми сугробами вырастали вокруг дома, где держал свою героическую оборону сержант американской морской пехоты. Он сражался до последней капли крови, до последней сигареты – но пришел час, когда сигареты закончились, и Пабло понял, что ему остается жить считаные часы. Вскоре закончился шоколад, консервированный шпинат и жевательные резинки. До последнего чипса держался мужественный американец. Когда чипсы закончились, он отбросил свой дымящийся ракетомет, поднялся в полный рост и запел патриотическую песню «Бай-бай, американский пирог»…