Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Еще в 1832 году преподобный Серафим Саровский предсказывал: «Они дождутся такого времени, когда и без того очень трудно будет земле Русской, и в один день и в один час, заранее условившись о том, поднимут во всех местах земли Русской всеобщий бунт, и так как многие из служащих тогда будут и сами участвовать в их злоумышлении, то некому будет унимать их, и на первых порах много прольется невинной крови, реки потекут по земле Русской, много дворян, и духовенства, и купечества, расположенных к государю, убьют…»

Но в то время в России происходила борьба не просто с представителями правящего класса. Свергая царя, физически уничтожая все, что могло напоминать о царской власти, народ тем самым отвергал помазанника Божия, самого Бога и православную веру. Вначале Николая II лишили царского венца, практически заставив его отречься от престола. Руководители армии и депутаты Думы заверили государя, что только он поможет спасти Россию от революции. Так, царь остался один.

В день отречения он записал в своем дневнике: «Кругом измена, трусость и обман!» Лишившись установленной с незапамятных времен официальной власти, народ утратил веру и в духовное руководство. Свобода от царя привела Россию к весьма сомнительной свободе от веками утвержденных моральных норм, Христовых заповедей.

В декабре 1916 года, когда государыня посетила в Новгороде Десятинный монастырь, старица Мария при виде ее протянула высохшие руки, произнесла: «Вот идет мученица — царица Александра», затем обняла и благословила. Паша Саровская накануне смерти, кланяясь портрету государя, сказала: «Он выше всех царей будет». На портреты всей семьи царской она молилась, как на святые иконы, прося: «Святые царственные мученики, молите Бога о нас». К царю были обращены и ее слова: «Государь, сойди с престола сам».

Когда государыня узнала об отречении царя от престола, она промолвила: «Это воля Божия. Бог допустил это для спасения России». Именно в день отречения царя, 15 марта 1917 года, в селе Коломенском под Москвой произошло чудесное явление иконы Божией Матери, названной Державной. На этой иконе Царица Небесная изображена в царской порфире, с короной на голове, со скипетром и державою в руках.

Таким образом, Пречистая Дева приняла на Себя бремя царской власти над народом России. С этого момента начался крестный путь царской семьи на Голгофу. И все члены этой семьи всецело отдали себя в руки Господа.

Нарушив данную перед Богом присягу верности царю, бывшие верноподданные с такой же легкостью затем встретили известие об аресте царя и царицы.

Николай II и его семья 21 марта 1917 года в Царском Селе были взяты под арест. Следственная комиссия, назначенная Временным правительством, изводила семью обысками и допросами, но не сумела найти ни одного факта, свидетельствовавшего о государственной измене. Когда у одного из членов комиссии спросили, почему они не опубликуют переписку между царем и царицей, тот ответил: «Если мы ее опубликуем, то народ будет поклоняться им, как святым».

Даже находясь под арестом, члены царской семьи не переставали трудиться: очищали парк от снега, летом работали в огороде, рубили и пилили деревья. Такая удивительная работоспособность царя изумляла солдат, один из них даже сказал: «Ведь если ему дать кусок земли и он сам будет на нем работать, то скоро опять себе всю Россию заработает».

В августе 1917 году царя и его семью повезли под охраной в Сибирь, а в день праздника Преображения Господня они прибыли на пароходе «Русь» в Тобольск. Простые люди в Тобольске при виде августейшей семьи снимали шапки, крестились, а некоторые падали на колени и плакали, и среди таких были не только женщины, но и мужчины. Это время стало периодом горького сожаления государя о своем отречении, которое не спасло Отечество, а привело к страшным последствиям: приходу к власти большевиков, развалу армии и полному духовному разложению страны. Отречение оказалось не просто бесполезным, но даже роковым действом.

Однажды царь спросил у охранника, что делается в России, тот ответил: «Льется кровь рекой от междоусобной войны. Люди уничтожают друг друга». Государь ничего не ответил, но лишь поднял глаза к небу.

Режим содержания ужесточался, и в это время государыня записала в дневнике: «…надо перенести, очиститься, переродиться!» Находясь уже около года в Тобольске, государь писал: «Сколько еще времени будет наша несчастная Родина терзаема и раздираема внешними и внутренними врагами? Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать? А все-таки никто как Бог! Да будет воля Его святая!»

13 апреля 1918 года семью вывезли из Тобольска и на пути следования 17 апреля задержали в Екатеринбурге, заключив под стражу в доме инженера Ипатьева. Заключение длилось два с половиной месяца, и на протяжении этого времени царственные узники терпели от своих стражников уже ничем не прикрытую ненависть. За каждым движением внимательно следили, разнузданные солдаты не упускали случая сказать княжнам непристойности или выказать грубость, пленники спали на полу, за исключением больной Александры Федоровны и цесаревича Алексея, кормили их скверно, а личное имущество и даже одежду постепенно растаскивали. Но никто не роптал: все члены царской семьи до последнего момента сохраняли присутствие духа.

Озверевшие охранники приходили в еще большую ярость, видя подобное смирение и кротость. Ведь сознание собственной силы и вместе с тем бессилия может довести до крайности тех, кто уже переступил черту дозволенного.

Издеваясь над пленниками, истязая их физическими муками, стражники так и не смогли сломить тот душевный стержень, на котором зиждилось сознание православного человека. Жертвенная преданность Родине внушила душевный покой пленникам и возвеличила над страданиями. «Как я люблю мою страну, — писала Александра Федоровна, — со всеми ее недостатками. Она мне все дороже и дороже, я каждый день благодарю Господа за то, что Он позволил нам остаться здесь». «Я не хотел бы уезжать из России, — говорил Николай II. — Слишком я ее люблю. Я лучше поеду в самый дальний конец Сибири».

Никто из членов царской семьи и помыслить не мог о том, чтобы покинуть родное Отечество. Когда старшей дочери предложил замужество иностранный принц, будущий король, она наотрез отказалась, заявив: «Я не хочу покидать Россию, я русская и хочу остаться русской навсегда».

Царская семья страдала в заточении от морального и физического унижения, но все это переносилось с беззлобием и всепрощением. В дневнике Александры Федоровны есть запись изречения святого Серафима Саровского: «Укоряемы — благословляйте, гонимы — терпите, хулимы — утешайтесь, злословимы — радуйтесь. Вот наш путь. Претерпевший до конца спасется».

Все знали о приближении смерти. В те мучительные дни великая княжна Татьяна в одной из своих книжек выделила чертой следующие строки: «Верующие в Господа Иисуса Христа шли на смерть, как на праздник, становясь перед неизбежной смертью, сохраняли то же самое дивное спокойствие духа, которое не оставляло их ни на минуту. Они шли спокойно навстречу смерти потому, что надеялись вступить в иную, духовную жизнь, открывающуюся для человека за гробом».

За три дня до смерти, в воскресенье 14 июля, по просьбе государя в доме разрешили совершить богослужение. Впервые никто из царской семьи не пел во время службы, все молились молча. Протоиерей местного собора в Екатеринбурге отец Иоанн (Сторожев) позже вспоминал: «Когда по чину обедницы (так как мы служили не обедню, а обедницу) отец диакон должен был прочитать молитву «Со святыми упокой», он почему-то вместо того, чтобы прочесть ее, запел: «Со святыми упокой» (что обычно делается только на панихиде или похоронах). Я, хотя и заметил ошибку, стал, однако, ему подпевать. Как только мы запели, я услышал за собой шум — все присутствующие опустились на колени и горячо молились — вышла точно панихида… По окончании службы, когда подходили к кресту, отец диакон передал государю и государыне вынутые просфоры (осмотренные ранее чекистом Юровским). Когда я уходил, то, проходя возле Великих Княжон, ясно услышал их сдержанный шепот: «Спасибо, батюшка».

85
{"b":"198725","o":1}