Нужным нахожу приметить, что все донесения ваши ко мне и отношения по делам части, управлению вашему вверенной, должны вы были и впредь должны будете доставлять к товарищу министра морских военных сил, как непосредственному начальнику вашему. По причине отдаленности и затруднения в сообщении я, обращая вас к данным при отправлении вашем наставлениям, ограничивай теперь означенных важнейших токмо предметов, коих приведение в действо ныне вам поручается. Впрочем, предоставляя все подробные и по обстоятельства могущие востребоваться распоряжения опытности и усердию вашему к службе, я уверен, что вы не оставите принять приличнейшие меры для наилучшего исполнения моих намерений. Александр"1.
Этот рескрипт совершенно развязывал руки Сенявину, хотя другому командующему он, напротив, мог бы скорее связать руки. Ответственность всецело возлагалась на Сенявина. Еще раньше, чем на Корфу, был получен рескрипт (он был получен 11 июля), 23 мая в Петербурге последовало распоряжение министра иностранных дел князя Адама Чарторыйского, подтверждавшее, что царь "с особливым благоволением" узнал 5 мая о занятии Боко-ди-Каттаро, но при этом министр уведомлял Сенявина, чтобы впредь во всех действиях он "руководствовался в полной мере наставлениями посла нашего в Вене, которому даны препоручения трактовать с австрийским министерством и с находящимися в Вене французскими агентами обо всем относительно занятия войсками нашими Боко-ди-Каттаро"2.
Таким образом, Сенявину навязывался новый начальник, русский посол Разумовский, сидевший в Вене и имевший инструкции не перечить австрийскому правительству ни в чем во имя исполнения Австрией своих обязательств перед Наполеоном. А Наполеон, разумеется, в первую очередь должен был потребовать, чтобы Австрия заставила русских уйти из Бока-ди-Каттаро и удалиться из Триеста, куда невозбранно заходила эскадра Сенявина при своих операциях на Адриатическом море.
Таким образом, Александр не только предоставляя Сенявину выпутываться из сложнейшего положения, как знает, но и создавая еще особое "средостение" между собой и адмиралом, подчиняя Сенявина Разумовскому и уж совсем умывая руки.
Последствия не заставили себя ждать. Началось с Триеста. Часть эскадры Сенявина с самим флагманом находилась в Триесте, когда в середине мая 1806 г. военный комендант Триеста австрийский фельдмаршал Цах прислал Сенявину повеление австрийского императора о закрытии австрийских портов для русских и английских судов. Это повеление состоялось под. прямой угрозой Наполеона. Во исполнение этого приказа Цах предлагал сенявинской эскадре немедленно покинуть Триест. Сенявин "утром 21 мая отвечал на оное в сих кратких словах: "Объявление ваше получил и оставлю порт как только исправлю некоторые повреждения моих кораблей""3.
Фельдмаршал Цах этим не удовлетворился. Он опять послал к Сенявину сказать, что французы категорически требуют от Австрии немедленного удаления Сенявина, угрожая в противном случае занять город своими войсками. "Положение ваше затруднительно… — отвечал Сенявин, — а мое не оставляет мне ни малейшего повода колебаться в выборе. Поступок ваш, мне как генералу, а не политику, кажется, не соответствует дружеству и союзу, в которых вы меня уверяете. С долгом моим и с силою, какую вы здесь видите, не сообразно допустить вас унижать флаг, за что ответственность моя слишком велика, ибо сие касается чести и должного уважения к моему Отечеству". Во время этих очень неприятных переговоров на рейд экстренно прибыл фрегат русской эскадры с известием, что французы заняли Рагузу и собираются напасть на Боко-ди-Каттаро. Сенявин решил идти к угрожаемому месту. Но так как под давлением французов комендант Триеста Цах задержал некоторые суда русской эскадры (желая этим напугать Сенявина и ускорить его уход из порта), то русский адмирал категорически потребовал прежде всего их освобождения. "Теперь нет времени продолжать бесполезные переговоры. Вам должно избрать одно из двух: или действовать по внушению французских генералов, или держаться точного смысла прав нейтралитета. Мой выбор сделан, и вот последнее мое требование: если час спустя не возвращены будут суда, вами задержанные, то силою возьму не только свои, но и все ваши сколько их есть в гавани и в море. Уверяю вас, что 20 000 французов не защитят Триеста. Надеюсь, однакож, что через час мы будем друзьями, я только и прошу, чтобы не было ни малейшего вида, к оскорблению чести российского флага клонящегося, и, собственно, для вашей же пользы, чтобы не осталось и следов неудовольствия. Скажите генералу Цаху, что теперь от него зависит сохранить дружбу августейших наших монархов, которая столько раз была вам полезна, и впредь пригодиться может. Уверьте его, что через час я начну военные действия", — заявил Сенявин офицерам, посланным от Цаха. Австрийский комендант немедленно освободил русские суда, тем более, что эскадра Сенявина уже начала строиться к бою. Русская эскадра 27 мая (1806 г.) покинула Триест и пошла к Боко-ди-Каттаро.
Сенявин имел все причины спешить из Триеста к восточному берегу Адриатического моря: известие о Рагузе, которое он получил в Триесте как раз во время пререканий с Цахом, было очень серьезно.
Рагузская республика (славянский Дубровник) номинально числилась в тот момент "под покровительством Оттоманской Порты", но Наполеон твердо решил занять эту территорию, зная, что фактически эта славянская республика, "права" на которую были уступлены французам их "союзниками" турками, пользовалась с давних пор почти полной независимостью, а теперь, после появления Сенявина в Боко-ди-Каттаро, готова отдаться под русское владычество. Как и бокезцы, очень многие жители Рагузы, купцы и все, кто кормился около морской торговли, боялись больше всего перехода во французское подданство: Англия блокировала все порты на Средиземном, Адриатическом и других морях, едва только попадали, хотя бы временно, под власть Наполеона.
Во главе Рагузской республики стоял сенат, являвшийся прежде всего представительством крупного купечества. Едва только в Рагузе узнали о том, что Сенявин занял Боко-ди-Каттаро, сенат немедленно послал сенатора Владислава Сорго просить русского адмирала о покровительстве. Овладение русскими островом Курцало очень подняло в Рагузе и без того большой авторитет Сенявина, и когда 6 мая (1806 г.), уже возвращаясь с Курцало в Боко-ди-Каттаро, адмирал по приглашению сената посетил город Рагузу, его приняли "с великими почестями и торжеством". Адмирал распоряжался в Рагузе несколько дней (в первой половине мая), и его эскадра, войдя в порт, взяла в плен или истребила несколько французских корсарских судов. Но по ряду признаков становилось ясно, что французы непременно нападут на Рагузу в самом недалеком будущем. Сенявин вступил тогда в военное соглашение с сенатом Рагузы. Решено было, что при первой же вести о приближении французов рагузанцы впустят русские войска в крепость и город и горожане, вооружившись, будут помогать русским в борьбе против общего неприятеля. Но французская атака последовала несколько раньше, чем ожидали: Сенявин 13 мая отправился с эскадрой в Триест, а 14-го французский генерал Лористон двинулся на Новую Рагузу и 15 мая занял ее без сопротивления.
Броневский приписывает этот поворот событий измене и проискам некоторых членов сената Рагузы.
Лористон, заняв город и крепость, объявил, что Рагуза отныне вошла в состав владений французского императора.
Это внезапное известие Сенявин получил, когда покидал триестинский рейд.
Сенявин поставил перед собой две задачи: во-первых, не допустить французов в Боко-ди-Каттаро и, во-вторых, выбить их из Рагузы. Сенявин установил тесную блокаду Новой Рагузы.
В завязавшейся борьбе, когда у русского адмирала не было прочной уверенности в соответствии его действий намерениям петербургского двора, Сенявина могло выручить только быстрое и успешное ведение военных действий.
