А рука эта была такой величины и силы, что называть ее голой было, конечно, глупо. Такой рукой, пожалуй, можно и дрова без топора колоть.

Познакомились мы. И разговорились.

— Тоже по военному делу лечу! — похвастал я. — Задание нелегкое — о десантниках написать. А чего — ума не приложу! Ну, прыгают с парашютом… То ли дело — пограничники! И собаки сторожевые, и дозоры, и секреты, и нарушители, и задержания. Да о них, говорят, уже много написано…

Николай рассмеялся:

— И я ведь кода-то хотел на заставе служить. Только вышло иначе. Такая вот история…

Самолет наш летел под неустанно сияющим солнцем. Земля внизу была плотно укрыта облаками. В тишине ровно гудели двигатели. И Николай Тетя неторопливо рассказывал свои заоблачные истории…

— Честно говоря, росточек у меня был никудышный. Стыдно даже ростом назвать. Так, метр с кепкой. А все потому, что не на кого было равняться.

Родился-то я в степном краю — трава да ковыль. Горы на горизонте холмиками кажутся. Лошади — и те низкорослые, немногим выше сусликов.

Но в любых краях люди мечтают. Так и я — мечтал на границе служить. У пограничника главное не рост, а смекалка. А я наперед знал, как нарушителя ловчее задержать.

Вот сижу, к примеру, где-нибудь под камушком — совсем и не видно меня.

А тут как раз — диверсант!

— Стой!

Что такое?! Голос из-под земли!

А я опять:

— Руки вверх! Бросай оружие!

Конечно, любой бросит. Страшно, когда один голос — будто и впрямь из земли растет.

Голосище у меня всегда был великанский! Таким и оглушить можно. Вот и придумал я одним голосом в плен брать и до заставы вести. При моем тогдашнем росте на глаза лучше не показываться — засмеют диверсанты.

«Ничего себе, — думал я, — мальчик с пальчик под два метра. Вот уж заливает!»

— Яблоками пахнет! — Николай глянул в иллюминатор, — Вот оно что — яблони зацветают.

Я тоже поглядел — бело-розовая облачная равнина. Лишь ветер поднебесный гонит над ней серую дымку.

— Не сомневайтесь, — сказал Николай, — Глаз у меня зоркий. Чего хотите разгляжу — за лесами, за морями. А не разгляжу, так учую. На зрение и нюх была большая надежда, когда в армию шел. Дело, понятно, такое — куда направят, там и служи. Но все же данные у меня очень пограничные!

Хотел я показаться во всей красе на распределительном пункте. Да старшина так на меня глянул, что и голос пропал, и глаза замутились, и нюх — как отрезало. Здоровенный старшина. По фамилии Верзилкин. То на меня поглядит, то совсем мимо.

«Вот он я — тут», — хотелось сказать. Глубоко старшина задумывался: могут ли мальчики с пальчики в армии служить? Привстал было, но тут же сел. Очень уж свысока пришлось ему глядеть на меня.

— Да-а, — говорит, — Да, совершенно удивительный случай!

И смотрит в документы. А там все точно — «Николай Тетя, 18 лет, годен к военной службе». Одним словом — хоть в танк, хоть в подлодку. А лучше всего на погранзаставу.

— Вот что, Тетя, — принял решение старшина Верзилкин, — пойдешь в десантные войска! Ребята там один к одному — богатыри. Но когда все один к одному, то уж и не поймешь — богатыри ли… Сравниться-то не с кем! А тут и ты кстати…

И старшина Верзилкин поднялся во весь рост для примера.

Внушительный, конечно, примерчик получился — что-то вроде встречи слона с моськой.

— Понял, Тетя, мою мысль?! Вопросы есть-нет! Шагом марш, мужичок с ноготок! — дружески он улыбнулся — вот, мол, как здорово все придумал.

Тут и голос ко мне вернулся:

— Есть, товарищ старшина! Да только никак нет — не мужичок с ноготок! Точнее будет — мальчик с пальчик. Мужичок-то уже не вырастет, а мальчику еще расти и расти!

— Вот каков ты, Тетя, — хмыкнул старшина, потирая уши, — Голосище у тебя что надо! Служи отлично, и расти изо всех сил!

Таково мне было напутствие старшины Верзилкина.

Николай Тетя опять глянул в иллюминатор:

— До земли километров десять. Подходяще для затяжного прыжка.

Я ничего, кроме облаков, не разглядел. Но по радио доверительным голосом сообщили: «Наш самолет совершает рейс на высоте десять тысяч метров. Вскоре вам предложат прохладительные напитки».

И правда, девушка в синей пилотке принесла лимонад под названием «Яблоко».

— А я-то подумал, с земли запах доносится, — виновато улыбнулся Николай и продолжил рассказ.

Дорога в военную часть не близкая — поездом, на пароходе, да еще на машинах. А сопровождающим у новобранцев как раз старшина Верзилкин.

— Попадешь, Тетя, в мою роту, — говорит, — сделаю из тебя человека.

— А сейчас-то я, что ли, не человек?

— Пока ты просто Тетя Коля. Мальчик с пальчик, — улыбался старшина.

Конечно, мальчик с пальчик. Когда рядом такие верзилы, до плеча не дотянешься. Особенно здоровы Фокин, Пакин, Царев и Королев. Они-то надо мной больше других и потешались.

— Тебе бы, Тетушка, в кавалерию — на пони скакать!

— Или в музыкальный батальон — по клавишам бегать!

— Отставить шутковать! — покрикивал на них старшина. — Слава придет и невидного найдет!

В общем, ехали мы весело. И прибыли наконец к месту службы, в десантную часть.

Нагляделся я по дороге на мир — и леса видал, и реки-озера, и горы снежные, а такой красоты не видел! Все ровнехонько — по линеечке. Все сверкает, будто только что покрасили. Даже трава какая-то особенная — чисто изумруд. А пахнет как! Кожей, дегтем, металлом и еще чем-то неизвестным. Прямо на этот запах я пошел и уперся в шкафчики, где заперты автоматы. Оружейной смазкой пахло!

И понял я тогда, что нашел свою судьбу, свою долю. Доля моя солдатская — понял я. Такая моя участь! И другой искать не стоит.

Выйдешь из казармы — кругом плакаты. И все толково на них написано.

«В армию пошел — родную семью нашел» (поговорка).

«Гвардейская слава — врагу отрава» (пословица).

«Командирский приказ, что отцовский наказ» (капитан Крапива).

А рядом плац — площадь для строевой подготовки. Такой он ровный, как степь моя родная. По краям — зеркала в нормальный человеческий рост. И рядом с каждым на железном щите изображен солдат в полном форменном порядке. Гляди на него, на себя в зеркало — сравнивай. Как выправка? Все ли пуговицы на кителе сияют? Начищены ли сапоги до блеска?

Хорошо перед зеркалом строевой шаг печатать! Да ребята не могут удержаться, посмеиваются:

— Тебе, Тетюха, и карманного зеркальца хватит!

Махнешь на них рукой и маршируешь. Эх, привольно! «Вот бы, — думал я, — всю степь заасфальтировать да пройтись по ней из конца в конец под командой капитана Крапивы…»

Поделился я этой мыслью со старшиной. Но он меня быстро окоротил:

— Глупости это, Тетя! Красиво маршировать — полдела. Не для того степь нужна. Она для тактических учений. Много чего нужно знать и уметь солдату. Особенно десантнику!

— А что именно, товарищ старшина?

— Придет время — узнаешь!

И вот однажды построили нас, новобранцев, на плацу. Стоим смирно, тихо. Я в самом конце, вроде заячьего хвостика.

Вышел перед строем капитан Крапива и спрашивает:

— Что такое счастье?

Все молчат — тишина. Слышно только, как на богатырской груди капитана Крапивы ремни от дыхания поскрипывают. Эх, думаю, была не была — отвечу!

— Первое счастье, когда в глазах стыда нет!

— Отставить разговоры в строю! — прикрикнул старшина Верзилкин.

— Так ведь спрашивают, — удивился я.

— Это риторический вопрос, — разъяснил старшина, — Он ответа не требует! На него сам товарищ капитан отвечать будет!

— Верно, старшина, — кивнул капитан Крапива. — Так вот, счастье — это хорошая доля. А что такое доля?