За одну ночь и два дня от свадьбы Ирка ехала отдаваться какому-то Игорю в Бирюлево. Это было, конечно, очень ново и оригинально — дух нового времени, я бы сказал, его примета.

— Ир, перестань, пойдем отсюда, — просил я.

— Я не хочу его видеть, — заорала она, — и не хочу туда возвращаться, он мне молодость испортил.

Я чуть не захохотал.

— Успокойся. Меня не волнует твой Юстинов, но я не хочу, чтобы в двенадцать ночи ты ехала черт-те куда кому-то отдаваться, одна. — (Как будто можно было это делать вдвоем. Я совсем с ней одурел.)

— Я не хочу с ним спать!

— Хорошо, будешь спать со мной.

— Тогда согласна, — неожиданно согласилась она.

Я взял ее за худую руку и повел домой.

— Он тебе вроде добра желает, хочет, чтобы ты не курила, посмотри на свою грудь, у тебя же после каждой сигареты кашель из нее рвется, бухания.

— Да-а, а кто меня довел, что я курю не переставая, кто меня… Год назад, Господи, только год назад я даже не знала, что это такое — гинеколог; а как противно, когда он лезет туда. Ничего, Юстинову еще все воздается, все!

Она опять начала заводиться.

— Ир, успокойся сейчас же!

Мы поднялись наверх на восьмой этаж. Дверь была не захлопнута.

— Иди в ванну, будь умницей, умойся и переоденься.

Она пошла. Я не поверил, я думал, опять начнется.

Итак я сосчитал, что Иркина истерика продолжалась три с половиной часа.

— Ну, где эта идиотка? — спросил Юстинов. Он лежал в кровати и делал вид, что читает книжку Джойса, рассказы, изданные в Милане на русском языке.

— Андрюш, перестань, не трогай ее и не обращай внимания, иначе больше я ее успокаивать не буду.

— Но она хоть успокоилась? —Да.

— А что тот парень от тебя хотел?

— Какой? — Я уже и забыл.

— Когда Ирка звонила.

— А, познакомиться хотел, я ему понравился. Хотел дружить навсегда.

— А я слышал…

— А чего ж ты не спустился? — спросил я. — Коли слышал…

— Видишь ли, Саш…

И в этот момент появилась Ирка. В ночной рубашке она была тиха, мила, очаровательна.

— Я не хочу только рядом с ним ложиться, — сказала она.

Все-таки она жизненная актриса, подумал я. — Хорошо, Ир, ляжешь с моей стороны.

У Юстинова была широкая большая кровать, там могли хоть четыре человека в ряд улечься.

— Нет, ты посмотри, она еще со мной спать не хочет, — вякнул Юстинов.

— Андрюш! Успокойся! — сказал я и добавил: — Ир, ложись уже, не выводи меня.

Оказалось, что она боится спать с краю. И она легла в середине. Середина была широкая. Но она прижалась ко мне, под мое одеяло.

Я сразу же стал проваливаться в сон, в дрему сна, моментально.

Потом она выскользнула из-под одеяла, и я услышал:

— Андрюшенька, ну я же не нарочно, прости меня, я больше никогда так не буду.

Потом я слышал, что она лезла к нему под одеяло, где он лежал, по крайней мере, под моим ее уже не было.

Он ей говорил:

— Пошла вон, я не желаю с тобой разговаривать.

Потом было сопение, и они, кажется, это сделали. Несмотря на то что в кровати был я. Не то пошли в ванную, я уже не помню, я спал. И это было прекрасно.

Проснулся я утром с ощущением, как будто на мне возили самосвалы. У стены шептались, как ни в чем не бывало.

— Друзья, вы там если что делаете, то предупреждаю, я проснулся и встаю, мне в ванну хочется…

— Давай, Саш, вставай.

— Что ты, Санечка, мы ничего не делаем.

Я поскакал в ванную, но вы понимаете, что — туалет, это мое любимое место, я считаю, что оно самое необходимое в жизни человека.

Когда я вернулся назад, Ирка сидела на Юстинове и тешилась. Она резвилась.

Дорого мне эта резвость их стоила.

— Санечка, — начала Ирка кокетливо, мордаха ее была невинна, — а ты можешь нам показать какой-нибудь способ сейчас, ты мне так много рассказывал…

Я чуть не уписился снова.

— Прямо сейчас, Ир?

— А что такого, Саш, Ирка говорит, ты там какие-то книжки читал, изучал что-то. Я в этих делах не ученый, работаю по-простому, по-крестьянски.

А я догадывался…

— Да, — говорит наша ласточка, — сунул, а Ирочке потом на аборт бежать. Все просто. Очень.

После завтрака, который приготовила нам Ирка, мы поехали в Сандуновские бани, я обожал их, а он перед свадьбой хотел отпариться.

Ирка чуть опять не закатила истерику, не хотела одна оставаться, но я пообещал, что сброшу ее с балкона восьмого этажа, и потащил к балконной двери. Юстинов помогал активно, она, кажется, поверила.

А в бане Юстинов, разоткровенничавшись, рассказал мне очень много всякого, о ней, о себе и об их делах. Но, если это повторить, у вас уши отвалятся. Или завянут.

Свадьба была абсолютно неинтересна, по сравнению с тем, что было до свадьбы. Никто, конечно, не знал, чья заслуга — их женитьба.

Я когда-то читал книгу «Лирика русской свадьбы» — так эта очень непохожа.

Было немного пресновато, и все ели, чтобы наесться. Немного позже пришла бывшая поблядушка Юстинова Катя Травкина, с которой он полтора года таскался, принесла ему цветы, поцеловала в обе щеки и села рядом со мной. Ирка ее, конечно, знала, как и большая половина здесь присутствующих, но отреагировала на редкость спокойно. Травкина мне не понравилась, и позже ее забрал к себе Яша. Под конец свадьбы Юстинов сцепился и поскандалил со своим лучшим другом Литницким, с которым Ирка сидела долго на лестнице и рассказывала Сашке про свои аборты, сделанные от Юстинова.

Юстинов же собирался напиться («собственная свадьба! — такое дело редко бывает»), и ему это, кажется, удалось. Он приревновал Ирку, это было неслыханно и невиданно. Чуть не получился скандал. Каких еще будет немало!

А перед этим, в середине свадьбы, Ирка представила одного очень нежного солнечного мальчика, который с ней учился в школе, был ее вечным другом, считался очень талантливым; подразумевалось, что когда-то был (а может, и до сих пор) робко влюблен в Ирку и сейчас учился в МГИМО, в ожидании большого будущего. Ирка была очень горда, что его знает. Такого чистого. И лучистого.

Свадьба кончалась, еды было мало, питья тоже. Непонятно, кто на чем экономил. И Яша Гогия бегал или ходил в буфет наверх и приносил недостающее, покупая. За свои деньги.

Я вышел из-за стола.

В туалете на полу лежал абсолютно в сосиску пьяный тот солнечный мальчик, уже не излучаясь, соученик Ирки, из школы избранных детей. Лежал, отключившись намертво, напившись в доску, и кто-то пытался привести его в себя. Туалет на свадьбу был отведен один, общий, а мальчик лежал у входа, и женщины ходили писить, перешагивая через него на возвышение туалета. В момент, когда я вошел, над ним хлопотала какая-то оставшаяся женщина (видимо, вернувшаяся с возвышения). Оказалось, это Иркина мама. Я не знал, что делать, и мялся вокруг от желания.

— Не стесняйся, — сказала она, — я не буду смотреть. Мне его надо в себя привести, а то свадьба кончается.

Я вернулся; Юстинов все говорил, что потом мы, друзья, поедем догуливать и допивать к нему, но когда свадьба закончилась и Ирка еще успела подзакатить маленькую истерику, родители посадили их в заказанную машину, и они как-то кисло уехали.

А перед этим Боб воскликнул:

— Вот она — семья!

Мы остались одни — компания с курса, — и Яша Гогия предложил лететь в Таллинн: там есть ночные клубы, и мы прекрасно догуляем — билеты он покупает на всех. Вот это было самое интересное из всей свадьбы.

Мы чуть не улетели.

Я бреду по институту, и тоска страшная, я не знаю, чем заняться. Все уже знают меня, и я всех знаю. Ну не всех, а тех, кто знает меня. В результате я наталкиваюсь на Зинаиду Витальевну, которая спрашивает, почему я не на занятиях. Я говорю, что живот болит, и она отлипает. Она неплохая женщина и никаких лишних вопросов не задает, только один, для приличия. Все-таки инспектор, секретарь нашего прекрасного факультета.

Я иду по институту и так уютно, то здесь постою, то там поговорю, — так и время бежит, убивается.