Пот, жесткие руки, аромат палочек лхо. Это опьяняло его. Это притягивало к ней. Он заметил у нее старый шрам на затылке, чуть ниже линии роста волос.
Музыка закончилась.
— Спасибо, Мира, — он поклонился, — твой амасек ждет тебя у барной стойки.
— Моя карточка переполнена, я подойду попозже.
Должно быть, он выглядел разочарованным.
— Где Вы научились танцевать? — спросила она.
— Здесь, только что.
Она нахмурилась.
— Я не люблю лжецов. Никто не может научиться танцевать зендов за один вечер.
— Я и не лгу. Я смотрел и учился.
Она прищурилась. Жесткие глаза на жестком лице.
— Вы не очень хорошо двигаетесь, — сказала она, — но знаете шаги. На самом деле это отлично, но, все же, Вы слишком жесткий. Ваши плечи слишком зажаты.
Эндор поклонился снова.
— Я запомню это. Быть может, ты научишь меня еще каким- нибудь тонкостям этого танца?
— Простите, но моя карточка переполнена.
— И даже в конце ночи нет места?
Музыка заиграла снова. Флотские офицеры, уже ожидавшие ее, начинали злиться.
— Не забудьте про амасек, — сказала она, — быть может в конце ночи.
В зендов-клубах конец ночи означал рассвет. Множество мужчин ожидало танца с изнеможенными девушками. Пока Эндор шел в уборную, он увидел трех или четырех танцовщиц без обуви, которые курили палочки лхо и растирали кровоточащие пятки и опухшие пальцы.
Он вышел на заснеженную улицу в поисках общественного вокс-автомата. Эндор набрал номер Любструма и вновь попал на голосовой автоответчик.
— Где тебя носит? — проорал он в трубку. — Где ты?
Два стакана стояли на барной стойке. В одном жойлик с медленно тающим льдом, амасек в другом. Было полпятого утра.
— Господин Титан?
— Тит, — поправил он, обернувшись. То, что ему открылось, заставило его забыть про пульсирующую боль в висках, — меня зовут Тит.
— Простите. Это для меня? — кивнула она.
Он улыбнулся. Мира немного пригубила амасек.
— Последний танец? — спросила она.
— Я ждал этого.
Что-то в ее взгляде сказало Эндору, как сильно она презирает мужчин, которые ожидают танца с ней.
Она отвела его на танцпол. Ее тело источало жар, как и прежде, но сама она была холодна. От нее больше не исходило тепла. Аромат дыма лхо и пота перебивал какой-то приглушенный нездоровый запах.
— Опустите плечи, — сказала она, как только заиграла музыка, — поверните голову. Не так сильно. Развернитесь вот так. А теперь поворот. Да. Назад и назад.
— У меня получается? — спросил он. Эндор чувствовал себя так, будто танцует с трупом.
— Ногами Вы работаете хорошо. Даже отлично. Спина же все еще слишком жесткая. Развернитесь, еще, вот так.
— Ты — хороший учитель.
— Я делаю то, за что мне платят.
— Ты устала.
— Каждый день такой долгий, — прошептала Мира, положив голову ему на грудь. Вдруг она резко посмотрела на него. — Пожалуйста, не говорите моему боссу, что я это сказала. Он урежет мне зарплату.
— И не собирался, — улыбнулся Эндор, искусно закружив ее, — я знаю, как долог твой день. Я был в Театрикале. Ты великолепно танцуешь.
— Здесь платят лучше, чем за то классическое дерьмо, — ответила она. Мира подняла на него глаза. — Вы за мной следите?
— Нет. Я просто пришел сюда и увидел тебя.
— И выучил зендов.
Он усмехнулся.
— Что-то вроде того. Мужчины в этом мире, наверно, все время следят за женщинами. Здесь вас слишком мало.
— Это стало проблемой, — подтвердила она.
— За тобой тоже следят?
— Я уверена, что так они и делают.
— И кто же следит за тобой? — спросил он.
Они сделали поворот и выполнили проход, после чего закружились снова.
— Как ты получила свой шрам?
Ее передернуло.
— Ненавижу, когда мужчины замечают его.
— Прости.
— Это не важно.
— Тогда ты все-таки расскажешь?
— Я получила его много лет назад, это все, что могу сказать.
Он кивнул и опять закружил ее:
— Прости, что спросил. У всех нас свои шрамы.
— И это правда, — согласилась Мира.
Музыка закончилась. Эндор отступил назад и посмотрел на нее.
— Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем больше, — сказала она тихо.
— Давай выпьем?
— Мои ноги просто убиты, господин Тит.
— Тогда, может быть, я буду первым в твоем завтрашнем списке?
— Так нельзя. Приходите завтра, и мы снова станцуем.
Она направилась прочь. Все постепенно расходились. Эндор пошел к бару, где бармен домывал последние стаканы.
— Зерновой жойлик со льдом и ломтиком цитруса, — заказал он.
Бармен вздохнул и принялся готовить напиток. Когда Эндор оглянулся, девушка уже ушла.
Он вернулся домой уже засветло. Снег медленно падал на землю, создавая белую непроницаемую завесу. Эндор бросил тетрадь на стол, снял пиджак и рухнул на кровать.
Ему снился Хапшант. Черви вылезали из его слезных протоков. Эндор пытался уничтожить их. Грегор кричал ему, что он дурак. Хапшант зашелся в спазмах, его каблуки стучали по паркету.
Он открыл глаза, но стук продолжился. Это было неожиданно, тем более так поздно вечером. Эндор сел, полностью одетый. Стук повторился, и это были не каблуки Хапшанта.
Эндор подошел к двери и приоткрыл ее.
Перед ним стоял Любструм.
— Почему? — спросил он.
— И тебе привет, — ответил Эндор.
Любструм прошел мимо него в комнату.
— Трон Терры, Тит! Почему? Почему Вы продолжаете делать это?
— Делать что?
— Звонить мне. Оставлять эти сообщения и…
— Где ты был? — спросил Тит.
Любструм повернулся и посмотрел на него.
— Вы опять забыли, не так ли?
— Забыл что? Следователь, я полагаю, что в последние недели, ты слишком часто пренебрегал своими обязанностями. Боюсь, что буду вынужден послать в Ордос выговор и…
— Опять, опять то же самое, — вздохнул Любструм.
— Опять что, следователь?
Любструм кинул ему инсигнию.
— Я инквизитор, Тит. Инквизитор.
— С каких пор?
— Вот уже четыре года. С того дела на Геспере. Вы сами выдвинули меня. Вы не помните?
— Нет, я этого не делал, — нахмурился Эндор.
Любструм сел на кровать.
— Трон, Тит. Вы должны прекратить делать это со мной.
— Я не знал.
Любструм с жалостью посмотрел на него.
— Что Вы здесь делаете?
— Преследую Гонрада Малико. Ты же знаешь.
— Мы схватили Малико пять лет назад. Теперь он в штрафной колонии на Иззакосе. Вы не помните?
Эндор задумался. Он подошел к столу и вылил из бутылки остатки жойлика в грязный стакан.
— Нет, нет, я не помню этого. Совсем.
— Ох, Тит, — пробормотал Любструм.
— Малико на свободе. Он здесь, и он на свободе. Я его почти поймал, девушка из Театрикалы и ложа «435»…
— Хватит! Остановитесь!
— Любструм?
Он поднялся с кровати и подошел к Эндору.
— Покажите мне свою инсигнию.
Эндор сделал глоток и достал из кармана футляр.
— Смотрите. Вы видите, Тит? — спросил Любструм, открывая кожаный футляр. — Здесь пусто. Вы были отлучены три года назад. Ваши полномочия отозваны. Вы больше не инквизитор.
— Конечно, я инквизитор, — ответил Тит, игнорируя пустой футляр, где когда-то была вшита его инсигния, — и работаю в условии Особых Обстоятельств.
Любструм печально покачал головой.
— Тит, я уже устал помогать Вам. О Трон, Вы должны прекратить вызывать меня. Хватит притворяться.
— Притворяться? Да как ты смеешь!
Любструм направился к двери.
— Это последний раз, когда я прибежал на ваш вызов, Вы поняли? Самый последний раз.
— Нет, я не понял. Твои манеры поражают меня, следователь. Малико все еще здесь.
Любструм обернулся и в последний раз взглянул на него.
— Нет, Тит. Его здесь действительно нет.