– Арджи, мне кажется, он совсем не хочет это курить!
– Не твоё дело! – отрезает Арджент, даже не взглянув на сестру. Он затягивается из бонга, потом суёт мундштук Коннору в рот и зажимает ему нос, так что пленнику ничего не остаётся, как втянуть в себя дым.
Физиологическая реакция не заставляет себя ждать. Через несколько секунд Коннору начинает казаться, что его уши скручиваются трубочками. Голова кружится, а земная гравитация, похоже, несколько раз меняет своё направление.
– Ну как?
Коннор не удостаивает подонка ответом. Вместо этого он бросает взгляд на Грейс, беспомощно сидящую на мешке с картошкой. Арджент затягивается ещё раз и снова принуждает Коннора к тому же.
Мозги Коннора потихоньку разжижаются, и к нему приходят воспоминания о его жизни до всей этой заварухи. Он почти что слышит, как родители орут на него и как он орёт им в ответ. Тогда, в сонном посёлке в Огайо, он вёл себя далеко не примерным образом. Чего он только не пробовал – как законного, так и незаконного – лишь бы притупить недовольство жизнью.
В Ардженте он до некоторой степени узнаёт прежнего себя. Неужели он, Коннор, тоже был такой скотиной? Нет, не может быть. К тому же, он перерос эту стадию, а Арджент так на ней и застрял. Ему сейчас около двадцати, а он всё никак не вырастет, валяется в грязной луже, не видя, не ощущая, как лужа постепенно превращается в трясину и затягивает его. Злость, которую Коннор чувствует к своему тюремщику, растворяется в его разжиженном сознании и преображается во всеохватную жалость.
Арджент затягивается ещё раз, и его ведёт.
– Во, чувак, забирает!
Он осоловело таращится на Коннора. Глаза у того повлажнели – сказывается сочетание транка и дури. Коннор знает, что это из-за нахлынувших воспоминаний, но Арджент воображает, что это признак установившейся между ними трансцендентной связи.
– Мы с тобой единое целое, Коннор, – втолковывает он. – Ты тоже так думаешь, ведь правда? Я мог бы быть тобой. Я всё ещё могу стать тобой! – Он принимается хихикать. – Мы оба можем стать тобой – вместе.
Его хихиканье заразно. Коннор вдруг обнаруживает, что тоже бесконтрольно трясётся от смеха. Арджент заставляет его затянуться в очередной раз.
– Не, я должен тебе это показать, – говорит Арджент. – Ты точно обозлишься, но я должен!
Он вытаскивает телефон и показывает один из вчерашних снимков, на которых запечатлены они с Коннором.
– Скажи, класс, а? Я выложил его на Фейслинке!
– Ты… что?!
– Ой, да подумаешь! Это ж только для моих друзей и всё такое. – Арджент опять хихикает. Коннор тоже хихикает. Арджент ржёт, и Коннор вдруг ловит себя на том, что тоже истерически хохочет.
– Ты хоть врубаешься, какая это капитальная лажа, Арджент?
– Врубаюсь! Ха-ха!
– Не-а, не врубаешься. Власти, Арджент. Инспекция по делам молодёжи. Они же постоянно мониторят Сеть – отслеживают лица.
– Ну да, специальными ботами…
– Они скоро все слетятся сюда, к этому дому. Меня заберут. А вам обоим впаяют от пяти до десяти за… – Коннор не может совладать с приступом смеха: – … за укрывательство и помощь преступнику!
– О-ой, это плохо, Арджи! – скулит в углу Грейс.
– Тебя никто не спрашивает! – гаркает братец. Даже под кайфом его обращение с сестрой не изменилось.
– Нам надо валить отсюда, Арджент, – настаивает Коннор. – Уходить прямо сейчас! Мы теперь оба будем в бегах.
– Да ну? – До Арджента всё ещё не доходит.
– За нами будут охотиться – и за тобой, и за мной.
– Правильно! Развалим эту карусель к чертям!
– Ты был прав, это судьба.
– С-судьба.
– Арджент и Беглец.
– А и Б!
– Но сначала ты должен развязать меня!
– Развязать…
– Арджент, пожалуйста! У нас нет времени!
– Я точно могу тебе доверять?
– Ты ещё сомневаешься? Мы же только что с тобой транковали вместе!
Этот аргумент оказывается решающим. Арджент кладёт бонг на пол, заходит Коннору за спину и развязывает узлы. Коннор сгибает-разгибает пальцы и крутит затёкшими плечами. Он не может разобраться, от чего у него онемели руки – от верёвок или от транка.
– Так, и что теперь? – спрашивает Арджент.
Коннор отвечает ему стеклянной колбой по башке. Бонг попадает Ардженту в скулу и разбивается; острые края вспарывают левую половину его лица по крайней мере в трёх местах. Ноги парня подкашиваются, и он со стоном валится на земляной пол, где и остаётся лежать в полубессознательном состоянии, не в силах подняться. С искромсанной физиономии ручьями льётся кровь.
Грейс ошеломлённо таращится на Коннора:
– Ты разбил прадедушкин бонг…
– Да знаю, знаю.
Девушка не делает попытки помочь брату. Вместо этого она смотрит на Коннора, не уверенная, то ли угодила в новые неприятности, то ли избавилась от старых.
– Это правда, что ты сказал – что к нам скоро нагрянет полиция? – спрашивает она.
Коннору нет нужды отвечать. Потому что снаружи доносится визг автомобильных шин и ровное биение вертолётных лопастей.
7. Грейс
Грейс Элинор Скиннер так же боится смерти, как и любой другой человек. Но боли она боится ещё больше. Когда-то, много лет назад, они отдыхали в аквапарке, и Арджи заставил её взобраться на самую верхнюю платформу вышки для ныряния. Грейс растратила всю свою волю, собираясь с духом ради всяких пустяков типа водной горки и прочего в этом роде, так что когда она залезла на десятиметровую вышку, обнаружилось, что сил у девочки совсем не осталось. Бассейн под ней казался крохотным и до него было очень, очень далеко. Если ударишься о воду, будет страшно больно. Грейс стояла на краю бетонной площадки, поджав от страха пальцы, а Арджи подначивал её снизу.
– Ну что, слабо, Грейси? – вопил он как можно громче, чтобы всем было слышно. – Кончай раздумывать, просто прыгай!
Другие ныряльщики за спиной девочки уже подняли нетерпеливый шум.
– Грейси, да прыгай же! Все уже задолбались ждать! – орал брат. В конце концов Грейс ретировалась и с позором слезла с вышки по перекладинам.
То же самое чувство охватывает её и сегодня. Только угроза куда более серьёзная. На память ей приходят давние слова Арджи: «Кончай раздумывать, просто прыгай!» И на этот раз она следует его совету.
Она толкает дверь подвала и выскакивает в ослепительный день. «Это игра, – твердит она себе. – А в играх я всегда побеждаю! »
Снайперы во дворе замечают её не сразу – их прицелы направлены на жилое строение, тогда как штормовое убежище расположено в дальнем углу двора. Пока что в дом ещё никто не ворвался. Силы правопорядка разворачиваются снаружи.
– Не стреляйте! Не стреляйте! – кричит Грейс, выбегая на заросший сорняками газон и отвлекая на себя внимание снайперов. Немедленно все стволы направляются на неё. И заряжены они, как понимает Грейс, отнюдь не транком.
– Не стреляйте! – повторяет она. – Идите сюда! Он здесь. Не стреляйте!
– Лечь на землю, – следует команда. – Лицом вниз, немедленно!
Ага, как же. Первое правило: не позволяй себя поймать, если только это не служит твоим целям.
– Сюда! Идите за мной!
Грейс разворачивается и бежит обратно к убежищу, размахивая руками. Одной половиной своего сознания она ожидает, что сейчас её подстрелят, однако выигрывает другая половина – винтовки снайперов молчат. Девушка слетает по ступенькам вниз и ждёт. В следующее же мгновение на лестнице показываются спецназовцы – прикрывают друг друга, целятся в Грейс и в полумрак подвала, словно десантники на вражеской территории. И хотя сердце девушки едва не разрывается, она сдерживает крик и спокойно произносит:
– Уберите пушки. Он не вооружён.
Спецназовцы, однако, не торопятся выполнить её просьбу, продолжая прикрывать сходящего следом за ними по ступенькам офицера.
– Я знала, что это добром не кончится! – обращается к нему Грейс. – Я говорила Арджи, но он меня и слушать не хотел!
Офицер меряет Грейс взглядом – быстро, снисходительно, впрочем, как и все люди. Ему ясно – она низкокортикальная. Он похлопывает девушку по плечу: