Я постарался кратко, но информативно передать историю своих приключений. Сталин слушал очень внимательно, и первая же попытка опустить незначительную, по моему мнению, подробность провалилась. Я просто сказал, что находился на лечении в Севастопольском морском госпитале с такого-то по такое-то, на что сразу последовал уточняющий вопрос:
– Вы беседовали с кем-нибудь из моряков на тему торпедных катеров?
Иосиф Виссарионович отлистнул пару страниц в своей записной книжке.
– Да, я разговаривал с начальником МСЧМ товарищем Кожановым.
– И он, зная о том, что вы живы, никому об этом не сообщил?
– Почему? Как только выяснили мою личность, товарищ Кожанов сам навестил меня и отправил телеграмму моей жене в Нагатино. Она сразу ко мне приехала.
– Так. Нам известны ваши разногласия с товарищем Туполевым по вопросу катеров. Значит, товарищ Кожанов вас поддержал?
– Не совсем так. Товарищ Кожанов имеет точно такое же мнение, как и я.
– Выходит, Туполев ведёт умышленную вредительскую деятельность?
– Нет, товарищ Туполев всего лишь выполняет поставленную перед ним задачу. Не его вина, что реально катера применяются совершенно иным образом.
– То есть применяются неправильно?
– Нет, предполагалось их неправильное применение, а для реальных боевых действий туполевские катера оказались совершенно неприспособленны.
– Значит, виноваты моряки?
– Именно, но только в том, что не могут предвидеть будущее и изменения в формах войны на море из-за недостатка чисто технических знаний.
– А вы, стало быть, это всё можете предвидеть? Интересно… Расскажите, пожалуйста, – иронично и чуть снисходительно попросил Сталин.
– Вас интересуют только катера или вопрос в целом?
Ирония вождя исчезла без следа.
– В целом.
– Если коротко, то самым разрушительным морским оружием является торпеда. Уже достигнутый мировой технический уровень позволяет создавать торпеды стандартного калибра с кислородным двигателем или двигателем на унитарном топливе, например, перекиси водорода, с дальностью хода до двадцати километров при высокой скорости. С увеличением калибра до шестисот – семисот миллиметров дальность может возрасти до пятидесяти километров. Но торпедой сложно попасть. Современная техника может дать удовлетворительный ответ и на этот вопрос, создав акустические системы самонаведения торпед. Обо всех этих обстоятельствах я сообщил заинтересованным лицам в присутствии товарища Кирова во время посещения ленинградского завода.
– Подождите, – Сталин опять заглянул в записную книжку, – специалисты из Остехбюро выдали на эту вашу теорию отрицательное заключение. В части, касающейся систем самонаведения. Как главный недостаток указано то, что с каждой торпедой, которая ещё может и не попасть в цель, безвозвратно теряется дорогостоящая аппаратура. Они настаивают на разработке систем радиоуправления.
– Да глупости всё это! Неужели им не понятно, что радиостанции не только в СССР есть? Поставить помехи по радиоканалу или даже перехватить управление – и всё! Все эти игрушки превращаются в груду дорогостоящего, но бесполезного хлама.
– Продолжайте.
– Мы остановились на том, что торпеды уже сейчас могут иметь дальность до пятидесяти километров, что полностью обеспечивает, в частности, решение задач, которые ставились перед катерами Туполева изначально. В общем случае это означает, что торпедное оружие сравнялось в дальности действия с тяжёлой корабельной артиллерией, ведь наблюдение с дальномерного поста самого крупного линкора возможно только на дальность около тридцати пяти километров, а точность, при условии торпедного самонаведения и залповой стрельбы, думаю, получится близкой. При этом носители торпед – это гораздо более лёгкие, быстроходные и дешёвые корабли, чем линкоры. А главная их задача – доставить торпеды в точку залпа, которая может быть где угодно, и в любую погоду, что катера Туполева совершенно не могут обеспечить. Ещё более показательным будет сравнить тяжёлые артиллерийские корабли и авиацию, которая может наносить удары на дальность несколько сот километров.
– И обратный пример ведущих буржуазных стран, продолжающих эксплуатировать и строить тяжёлые артиллерийские корабли, вас не убеждает?
– Если враги советской власти совершают ошибки, не надо им мешать. А тем более повторять их ошибки. Самым крупным артиллерийским кораблём, и то при условии, что мы будем строить океанский флот, должен быть лёгкий крейсер.
– Поясните.
– С развитием авиации на смену линкорам с большими пушками придут авианосцы с ударными самолётами, имеющими гораздо больший радиус действия, позволяющий нанести поражение флоту линкоров ещё на подходе. Вот им то в охранение и потребуется корабль с мощным универсальным артиллерийским вооружением, обеспечивающим поражение как самолётов, так и носителей торпедного оружия. Этим условиям отвечает калибр в шесть дюймов, то есть вооружение лёгкого крейсера. Если же мы ограничимся прибрежным флотом, действующим под «зонтиком» береговых аэродромов, достаточно ограничиться атакующей составляющей, то есть носителями торпедного оружия, эсминцами и катерами. А ресурсы, высвободившиеся от постройки крейсеров и авианосцев, потратить на тральщики, охотники за подлодками и десантные суда.
– Советский Союз планирует построить во второй пятилетке серию лёгких крейсеров. Но не планирует строить авианосцы. Вы считаете всё это лишним и даже вредным, разбазариванием народных денег?
– Зачем так категорично – либо чёрное, либо белое? В любом случае рано или поздно мы выйдем в океан, и крейсера понадобятся. А хорошими их очень трудно строить с нуля, не имея никакого опыта. Поэтому загрузка судостроительных заводов этими заказами оправдана хотя бы с такой точки зрения. Всё это в ещё большей мере касается и авианосцев.
– Значит, нам следует ещё и авианосцы строить? А как же рассуждения о направлении средств на тральщики и прочее?
– На первом этапе достаточно переоборудовать какой-нибудь сухогруз. Пусть лётчики и моряки его поэксплуатируют. Это поможет понять, какие требования выдвигать к авианосцам. И только после этого разумно перейти к постройке боевых кораблей.
– Продолжайте.
– Да, собственно, всё. Я ведь не моряк, чтобы вникнуть во все тонкости. Единственное, на что хочу обратить особое внимание – вся морская артиллерия должна быть универсальной.
Сталин досадливо поморщился и пояснил:
– Я имел в виду, продолжайте рассказ о себе.
Я немного смутился, но собравшись, стал излагать по порядку. Когда подошла очередь разговора с Лихачёвым, Иосиф Виссарионович снова остановил меня вопросом:
– А почему вы не стали настаивать, чтобы вам вернули КБ? Разве не обидно, что всё таким образом было решено?
– Я стараюсь не принимать скоропалительных решений. По зрелом размышлении я пришёл к выводу, что товарищ Лихачёв полностью прав. План работ по совершенствованию конструкции двигателя был составлен ещё при моем присутствии, его этапы ясны и понятны, дело только за воплощением, а это очень кропотливая работа. По сути, когда был отработан единичный блок, у нас осталось мало возможностей идти путём увеличения рабочего объёма цилиндра, только 160-й мотор, и всё. Значит, дело за увеличением их количества. Пути совершенствования топливной аппаратуры также ясны. Далее остаётся только переход на турбокомпрессоры или комбинированный наддув. Всем этим коллектив объединённого КБ с успехом занимается и без меня, а моё возвращение неизбежно задержало бы работы по чисто организационным причинам. Таким образом, мои интересы здесь идут вразрез с интересами дела, поэтому первыми необходимо поступиться.
Сталин посмотрел на меня очень внимательно, я бы даже сказал – изучающе; кивнул, соглашаясь, и пригласил рассказывать дальше. Когда я дошёл до проблемы станков, он буквально вцепился в меня и стал выпытывать все подробности. Пришлось рассказать о разговоре с Рожковым.
– Лучше бы вы придумали, как пятитонных грузовиков побольше выпускать, – попенял мне руководитель партии. – Рожков не успокоился на шести и семи с половиной тоннах, а стал ещё и прицепы к ним делать в два раза больше плана. Пришлось наградить, а стране нужны именно грузовики, и в больших количествах. Война серьёзно сорвала планы обеспечения хозяйства автомобилями, которые пришлось направить в армию. Увеличение грузоподъёмности решает проблему лишь отчасти.
