Я щурился, пытаясь приспособиться к яркому свету.

– Как будто из меня выбили все дерьмо, а потом сбросили с крыши двенадцатиэтажного здания.

– Так плохо? – спросила она, отодвигая компьютер в сторону и садясь на край стола.

– Да, так плохо, – прорычал я. – Если бы не было так больно, я бы задумался, а не подох ли я. Но, к сожалению, жизнь продолжается, а впереди меня ждет долгая дорога в пекло. Меня не удивит, если это все – гребаная игра дьявола, если он просто издевается надо мной за все то глупое дерьмо, которое я натворил.

– Твой оптимизм изумляет, – сказала она с мягкой улыбкой. – И я очень даже уверена, что ты еще жив.

– Che peccato, – пробормотал я, качая головой.

Она хихикнула и взяла мой подбородок, приподнимая его вверх, чтобы я посмотрел на нее.

– Ты ведешь себя так, будто у тебя никогда раньше не было похмелья, Эдвард, – сказала она, рассматривая мое лицо. – Сколько ты выпил прошлой ночью?

– Похоже, недостаточно, если я еще жив, – заявил я.

Она закатила глаза и отпустила меня, скрестив руки на груди.

– Ты же больше ничего не делал, да? – спросила она.

– Б…ь, нет, – сказал я, качая головой. – Я завязал со всем этим.

– Хорошо, – сказала она. – Сам понимаешь, раньше ты вел себя так из-за Молли…

– Я знаю, – раздраженно оборвал я ее. – Как я уже сказал, я завязал, Эсме. И я бы очень хотел, чтобы ты прекратила швырять дерьмо мне в лицо.

– Отлично, – серьезно ответила она. – Я больше не буду это упоминать. Но ты действительно должен прекратить курить. Я услышала запах, как только вошла в дом.

– Иисусе, ты, б…ь, издеваешься надо мной? – недоверчиво спросил я. – Вы меня закопаете, если я не захочу бросать? Отшлепаете меня? Изолируете, пока я не начну слушать вас?

– Не соблазняй меня вариантами, – сказала она, улыбка вернулась на ее лицо. – Я позвоню твоему отцу.

– Оу, так ты собираешься, б…ь, настучать на меня, да? – с сарказмом спросил я, поднимаясь и смеясь. – Мне крайне жаль разрушать твои планы, но он уже знает, чем я занимаюсь, так что говори ты ему, или нет, одна хрень. И я сомневаюсь, что Алек обрадуется, когда ты станешь крысой.

– Как ты только что назвал меня? – спросила она, когда я проходил мимо, босыми ногами ощущая деревянный пол.

– Ты слышала, – выкрикнул я, выходя из комнаты и спускаясь по ступенькам.

Я шел на кухню. Эсме пошла за мной, лишь на миг задержавшись в кабинете. Кафельный пол был влажным и холодным, похоже, его только что помыли, но я забил на это дерьмо. Я начал рыться по ящикам в поисках каких-нибудь сраных обезболивающих для своей башки, и вскоре нашел в столе пачку таблеток. Я открыл холодильник, достал бутылку «Серого Гуся», открыл и сделал большой глоток. Потом я кинул две пилюли в рот, запивая их водкой.

– С этим тебе тоже стоит сделать перерыв. Слишком рано, чтобы пить, – прокомментировала Эсме, глядя на часы.

Я закатил глаза и сделал еще глоток. Водка обжигала горло, грудь онемела, по телу распространялось покалывание.

– Я где-то слышал, что лучший способ избавиться от похмелья – это снова напиться. Плюс, как там говориться? Бутылка в день – и доктор не нужен (1)? – спросил я, поднимая бутылку и делая еще глоток. – Выглядит, как план, который я должен выполнять.

Она засмеялась, качая головой.

– Все не так, и ты это знаешь, – сказала она. – И я не откажусь от своих слов, Эдвард. Ты уничтожишь свою печень еще до двадцать первого дня рождения.

– Какая разница, – пробормотал я, меня раздражал ее наставительный тон. – С каждым разом, как я тебя вижу, ты все больше начинаешь походить на моего гребаного отца. Ты за этим сюда пришла, Эсме – брюзжать? Если да, то, серьезно, у меня, б…ь, нет для этого настроения, особенно сегодня, так что не время читать мне сраные лекции.

– Нет, я пришла не для этого, – ответила она. – Я пришла, чтобы проверить, как ты.

– Ну да, отлично, мы уже установили, что я, по ходу, еще жив; что еще я могу для тебя сделать? – спросил я. – У меня чертовски много дерьма, с которым нужно за день разобраться. И как, на хер, ты сюда пробралась? Я не слышал звонка.

– Леа меня впустила, – сказала она.

– Замечательно, – пробормотал я, делая еще глоток водки. – Напомни мне, чтобы я от нее избавился.

– Ой, не будь смешным. Ты от нее не избавишься, – со смехом сказала она. – Она знает, что делает, и ты бы, наверное, был по уши в грязи, если бы не она. Плюс, моя компания так уж плоха? Ты живешь меньше чем в миле от меня, а я так редко тебя вижу. Ты слишком крут, чтобы проводить время со своей любимой тетей?

– Ты моя единственная тетя, Эсме, и насчет «любимая» еще можно поспорить, – шутливо сказал я. – И нет, я не слишком крут для тебя. Я просто… занят.

– Занят, – она попробовала слово на вкус.

Тут ее взгляд стал напряженным, словно она смотрела сквозь меня.

– В вольном переводе «я тебя избегаю», да? Как дела в школе?

– Продвигаются, – ответил я, пожимая плечами.

Она не сводила с меня глаз, очевидно, ожидая лучшего ответа, но, б…ь, я не знаю, что она хочет услышать. Я только закончил свой первый семестр в Чикагском колледже, и поступил на курс музыки в Ассоциации Изобразительных Искусств. Это была только одна из многих вещей, которые меня интересовали, но при этом не забирали столько времени, чтобы я не мог заниматься другими своими обязанностями. Но все равно, это дерьмо оказалось тяжелее, чем я рассчитывал. Мои оценки были весьма посредственными, мне было тяжело на чем-то сфокусироваться, и я знал, что если не соберусь, то никогда не смогу перевестись в университет с четырьмя годами обучения. Летом я поступил на несколько подготовительных курсов, которые начались неделю назад, и я пипец как старался найти для этого время, но пока положение дел было херовым.

– Может, если бы ты столько не пил… – начала она, но я поднял руки, останавливая ее, прежде чем взорвусь.

– Хватит, – жестко сказал я. – Я знаю, что ты хочешь мне добра, но, Иисусе, хватит! Меня уже тошнит от того, что все указывают, как поступать со своей жизнью. Я делаю то, что приказывает мне Аро, я держусь подальше от Молли, я даже поступил в школу и никого не достаю. Так чего еще люди ждут от меня? Я стараюсь изо всех сил.

– Я знаю, что ты стараешься, – промямлила она. – И я знаю, что ты этого не видишь, но я горжусь тобой, детка. Я просто переживаю, что ты тут совсем один.

– Я не один, Эсме. У меня есть Леа, которая натирает полы, и это, чтобы я не замерз ночью, – сказал я, поднимая повыше бутылку с водкой. – Что еще мне нужно?

Она просто стояла и смотрела на меня, и выражение ее лица говорило лучше всяких гребаных слов. Мы оба знали, что мне нужно, но это – единственное, чего у меня никогда больше не будет. Мне было мучительно трудно думать об этом, боль в груди была все так же сильна, как и тем декабрьским утром.

26 декабря 2006 года.

Я сидел на ступеньке, крепко вцепившись руками в волосы, и пытался взять себя в руки. Я не знал, сколько времени я уже тут торчу, у ног валялась спортивная сумка, полная шмоток, а каждая секунда тянулась не меньше вечности. Время, б…ь, издевалось надо мной, оно преспокойно проходило мимо меня, а я был тут, неподвижный, не в силах встретиться с тем, что меня ожидало. Я презренный трус, жалкий и слабый, я разваливаюсь на куски из-за того, в чем сам виноват.

Руки неистово тряслись, желудок переворачивался, а грудь пульсировала от боли, когда я старался избавиться от чувств. Сердце бешено билось, а от того, что кровь неслась по венам, меня окутывал туман; и я переживал, что сдамся, если не смогу справиться с собой. Мне казалось, что у меня вырывают сердце, резко, безжалостно, но зачем оно мне, когда я покину этот дом. Счастье, которое я нашел в его стенах, будет омрачено воспоминаниями, и я знал, что заслуживаю эту боль. Я смотрел на проступающие на руках сосуды, каждое биение сердце напоминало мне, что я еще жив, хотя внутри я уже умирал.