Я застонала, когда сладкие слова сорвались с его губ, несмотря на то, что не знала, что они означают. Его тело сотрясалось, и он зарычал, когда достиг своего пика. Он прижался к моим губам, его язык яростно переплетался с моим, и он сделал еще несколько толчков, крепко держась за меня, как будто от этого зависела его жизнь.

Вскоре он замедлился и оторвался от меня, он обвил меня руками и уткнулся лицом мне в шею. Его дыхание было неровным, по телу пробегала дрожь, а с губ сорвался придушенный стон. Я поняла, что он борется с рыданиями, его боль чувствовалась физически, мои глаза защипало от слез.

Он сел на колени и попытался взять себя в руки, зашипев, когда выходил из меня. Пока я смотрела на него, еще одна слезинка скользнула по моей щеке, и я быстро ее вытерла. Его глаза покраснели, на губах дрогнула улыбка.

– Это было охеренно сильно, – с придыханием прошептал он.

– Да, – ответила я, когда он лег рядом со мной, вытирая руками лицо.

Я легла ему на грудь, и он подтянул плед, укрывая наши обнаженные тела. Я довольно вздохнула, когда он начал поглаживать мою спину, он излучал тепло.

– Доброй ночи, – прошептал Эдвард, когда я начала погружаться в сон. – И я не откажусь от своих слов, Белла. Ты будешь в моих снах.

Я улыбнулась его словам и провалилась в дрему раньше, чем успела ответить, впервые во сне я нашла покой. Не было ни мук, ни агонии, преследующей меня обычно по ночам, ни боли, ни смятения, разрушающего сон. Мне было спокойно и хорошо, я так долго этого ждала, и теперь готова была праздновать эту перемену.

Я еще не знала, что кошмар настигнет меня, когда я проснусь.

Солнце ярко светило в окно, когда я открыла глаза. Я быстро села и глянула на часы, было около десяти утра. Я поежилась, когда ощутила прохладу, горло болело, а неприятное чувство в груди подсказывало, что я заболеваю. Я застонала, понимая, что простудилась ночью под снегом, и потянулась за теплым одеялом. Оглянувшись, я поняла, что Эдварда нет поблизости. Я застыла, заметив на его подушке свернутый лист бумаги. Подозрительно глянув на него, я увидела там свое имя, и то чувство, с которым я боролась прошлым вечером, стало невероятно интенсивным, меня затошнило.

Я подобрала письмо и нерешительно развернула его, замечая, что вся страница была исписана почерком Эдварда. Я боролась с эмоциями, которые грозили взять надо мной верх, и начала читать, руки тряслись.

La mia bella ragazza,

Франклин Делано Рузвельт как-то сказал в своей речи, что свободу невозможно дать, ее можно только приобрести. Он был одним из наших президентов, и я не знаю, слышала ли ты о нем. Наверное, ты узнала из «Джеопарди», кем он был; а я помню, как меня бесило то, что нужно учить историю, я не видел смысла в том, что уже прошло. Оглядываясь назад, я понимаю, что был просто невежественным маленьким дерьмом, но, думаю, с этой точки я начинаю исправляться. Я многое принимал в жизни как должное, и не ценил мелочи – мелочи, которых у тебя не было, и которые ты должна была пережить, как все мы. То, что случилось с тобой, – это нечестно, и только узнав тебя, я это понял. Как бы я хотел, чтобы больше людей это узнало. Может, тогда люди поняли бы, что из истории можно почерпнуть много нового об ошибках людей. И мы смогли бы избежать всей этой хрени, и мир не был бы полон дерьма.

Ты пришла в мою жизнь в прошлом сентябре и перевернула все, что я знал, с ног на голову. Ты изменила меня и дала мне то единственное, что, мне казалось, я никогда не буду иметь; то единственное, что мне по-настоящему было необходимо, хоть я это и не понимал. Ты дала мне любовь. Ты научила меня значению слова «жить», ты дала мне причину просыпаться по утрам, к чему-то стремиться, бороться, когда я просто хотел, на хер, все бросить. И я буду вечно благодарен тебе за это дерьмо, и это то единственное, что я никогда не буду принимать, как должное. Я люблю тебя, Изабелла. Иисусе, я охеренно люблю тебя, и я делаю это только по этой причине.

Как я уже сказал, свободу нельзя дать, и мне стоило понимать, что если я скажу тебе, что ты свободна, это не сделает тебя таковой. Свободу нужно приобрести, и именно это ты должна сделать, tesoro. Ты должна уехать отсюда и найти это дерьмо. Весь мир у твоих ног, жизнь, полная желаний и возможностей, которые ты потеряешь рядом со мной. Я знаю, о чем ты мечтаешь, чего хочешь, и ты не должна жертвовать своими надеждами ради меня. Ты достаточно отдала в жизни из-за разных гребаных ублюдков. Я принял свое решение и выбрал свой путь, а теперь пора и тебе сделать то же самое. Ты выше этого дерьма, Изабелла, и правда в том, что ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать. И как бы сильно, б…ь, я ни любил тебя, как бы ни хотел идти рядом с тобой по жизни, я уже не тот сраный эгоист. Больше нет. Будь уверена.

Когда ты будешь это читать, я уже уеду. И я знаю, что поступаю как гребаный трус, когда делаю это, но у меня никогда не хватит сил сказать это тебе в лицо. Я слишком слаб, чтобы отказать тебе в чем-то, а я знал, что ты попросишь меня остаться, но я просто не могу. Это нечестно по отношению к тебе, и я никогда не прощу себя, если ты не получишь то, что заслужила – настоящую жизнь. Жизнь вдали от этого дерьма, где ты сможешь быть просто гребаной Беллой, красивой, умной, талантливой женщиной, у которой больше сил, чем у кого-либо в этом мире. Будь собой, а не тем, кем пытались сделать тебя люди много лет. Пойди в школу и найди там свое место, делай всякие великие вещи, я знаю – это твоя судьба. Ты особенная, tesoro, не забывай это. Ты должна показать всем этим мудакам, что они теряли, не зная тебя. Покажи этим уродам из твоего прошлого, что они не удержат мою девочку.

7. Никогда не будет другой.

8. Только ты. Мое сердце принадлежит тебе.

ДН. Глава 73. Часть 7:

Прости, если причиняю тебе боль, но поверь мне, так и должно было случиться. Я никогда тебя не забуду; и ты благословила меня тем, что нашла что-то во мне, что-то достойное и заслуживающее твоей любви. Прошлый год был самым большим гребаным подарком, который я только получал. Я, наконец, увидел свет и я должен тебе за это… и я плачу тебе тем, что отпускаю тебя на свободу.

Ты больше ничего не услышишь от меня, потому что это будет нечестно. И не переживай за меня, я буду в порядке. Как ты мне однажды сказала, я преодолею любые трудности. Я переживу и это, и ты переживешь. И не пугайся, потому что я знаю, что ты готова. Сам факт, что ты можешь читать это письмо – это доказательство, как далеко ты зашла, и ты можешь достичь еще большего. Ты готова для этого мира, Изабелла, он ждал тебя семнадцать лет. Не заставляй его ждать еще дольше.

И я верю в каждое слово, которое когда-либо говорил тебе. Я хочу, чтобы ты это знала. Это не твоя вина, что сейчас происходит. Я делаю это для тебя, потому что люблю тебя. Заставь всех нас гордиться тобой, tesoro. Я верю в тебя. И всегда буду.

Sempre,

Эдвард.

26 декабря, 2006 года

Я тут же подскочила, письмо упало на пол, паника во мне была столь сильной, что коленки подогнулись. Я раскидывала вещи в поисках какой-нибудь одежды, и, наконец, надев то первое, что сумела найти, я вылетела из спальни. Я побежала по ступенькам, ноги заплетались, я едва не упала, но хваталась за поручни, чтобы удержаться. Слезы застилали глаза, грудь болела, я изо всех сил пыталась взять себя в руки, но мне уже становилось тяжело дышать.

Я добралась до фойе и врезалась прямо в доктора Каллена, когда заворачивал за угол к лестнице, он отшатнулся на несколько шагов. Он схватил меня, ошеломленный, но я в панике оттолкнула его, побежав к входной двери. Доктор Каллен звал меня, но я не реагировала, я резко открыла дверь, она ударилась о стену, а я вылетела на крыльцо. Я застыла, когда увидела, что серебристый «Вольво» по-прежнему стоит на подъездной аллее; во мне всколыхнулась волна надежды.