– Не возражаешь?

Я покачала головой, удивленная, ведь он давно этого не делал… насколько я знала, по крайней мере. Он взял зажигалку и вернулся на диван, усаживая рядом.

– Помнишь, как это было впервые, и тогда я делал то дерьмо? – спросил он, поджигая косяк.

– Мы играли в игру, – ответила я.

Он кивнул.

– Двадцать один вопрос, – сказал он, делая длинную затяжку и задерживая в легких кислород.

Он повернулся ко мне и приподнял свободной рукой мой подбородок, притягивая ближе к себе. Он низко наклонился, его губы почти касались моих, и он начал выдыхать, дым окутал нас. Я вдыхала, пока не наполнила грудь полностью. Он ухмыльнулся и отодвинулся на несколько дюймов.

– Мы так и не закончили игру, tesoro. Думаю, пора это сделать.

Я улыбнулась, выдыхая, грудь жгло, и я закашлялась.

– Хорошо, – прошептала я.

– Я начну первым, – сказал он, делая еще одну затяжку.

Он медленно выпустил дым. Зрелище было почти красивым, я смотрела, как он дышал. Это было чувственно и эротично, и осознание того, что тот же воздух, что существовал в нем, принимала я, опьянил меня. Он кашлянул и глянул на меня, очевидно, раздумывая над вопросом.

– Из всех книг, которые ты читала, какая твоя любимая?

Улыбнувшись, я удивилась теме.

– Та, которую ты дал мне, когда мы в последний раз играли в эту игру, – ответила я. – «Грозовой перевал».

– Ты дочитала ее? – удивленно спросил он.

Я кивнула и он улыбнулся.

– Хорошо. Я же говорил, черт возьми, что ты сможешь. Как я уже сказал, что бы ты ни захотела, tesoro. Бесконечные возможности.

Следующие несколько часов мы задавали друг другу отдельные вопросы на разные темы. Он продолжал курить марихуану, иногда он вдувал дым и в меня или легко целовал, когда я выдыхала дым. По телу разлилось тепло, в венах шумела кровь, а наркотик подействовал на нервную систему. Мы не говорили друг с другом о муках и боли, которые пережили, наоборот, мы вспоминали то, что делало нас счастливыми. Он спрашивал, какие у меня самые глубокие надежды и желания, он хотел знать, куда бы я поехала, если бы имела безграничные возможности. Он хотел, чтобы я описала каждый свой шаг, который совершу, он рассказывал о своем детстве. В тот момент мы как будто скрывались от правды, реальность ушла на задний план, мы погрузились в мечты, говорили о будущем, о котором я всегда мечтала, но в которое никогда не верила.

– Ты все еще можешь ходить в школу? – спустя время спросила я, с любопытством глядя на него.

Я до сих пор не была уверена, что ему можно делать, и какие ограничения на его жизнь наложила организация.

– Думаю, да, – ответил он. – Поскольку технически я бросил старшую школу, я должен буду получить GED, но все это ерунда, я еще этим не интересовался. Слишком много другого дерьма, о котором нужно думать.

– Я понимаю.

Он криво улыбнулся и сделал глубокую затяжку, задержав в легких дым, пока смотрел на меня. Он подвинулся и погладил мою щеку, его касание было теплым и нежным. Я довольно замурлыкала и прикрыла глаза, а он наклонился ниже, медленно выдыхая. Я глубоко вдохнула, его губы обжигали меня.

– Я знаю, что понимаешь, – прошептал он. – Это одна из вещей, за которые я люблю тебя. Я твой, Белла. Больше никто не смог очаровать меня, и я передать не могу, как ценю это дерьмо. Я помню, как ты стояла тут в самый первый день и говорила, что не можешь меня понять, а я думал, как мне хотелось, чтобы ты могла, черт возьми. Я отчаянно хотел, чтобы ты по-настоящему увидела меня.

Я улыбнулась и выдохнула.

– Теперь я действительно тебя вижу.

– Знаю, – ответил он, в его глаза вспыхнули искорки. – Хочешь знать, что я вижу?

– Что? – спросила я.

Он кивнул в сторону окна, и я повернула голову, застывая, когда увидела белые хлопья, падающие с неба

– Снег, – прошептал он.

Я ослепительно улыбнулась, но прежде чем я сказала хоть слово, он подскочил с дивана и схватил меня за руку, поднимая на ноги. Я уставилась на него, ошеломленная, а он хихикнул, его лицо засветилось.

– Давай, пошли на улицу.

– Сейчас? – недоверчиво уточнила я, глядя на часы.

Красные цифры ярко светились в темноте, сообщая, что уже четверть первого ночи.

– На улице, должно быть, холодно, Эдвард.

– Может, – сказал он и пожал плечами, будто это ерунда. – У нас есть пальто. И да, на этот раз я, б…ь, надену свое.

– Э-э, хорошо, – со смехом сказала я, пока он рылся в шкафу.

Он достал мое пальто и бросил его мне, а потом полез за своим небесно-голубым. Мы быстро собрались, обулись и тихо спустились вниз, чтобы никого не разбудить. Эдвард отключил сигнализацию, когда открывал заднюю дверь, я выскользнула на улицу. Ночной воздух был холодным и обжигал лицо, но я глубоко вдохнула его, наслаждаясь зрелищем. Снежинки падали на землю, на деревья, покрывая мир белым покрывалом.

Я сделала несколько шагов в сад, а Эдвард, когда закрыл дверь, приблизился ко мне сзади. Я смотрела на ночное небо. Снег падал на меня, влага холодила кожу, по телу побежали электрические разряды. Я прикрыла веки и улыбнулась, открывая рот, чтобы поймать несколько снежинок языком. Они были ледяными и не имели вкуса, как я и ожидала, но в этом действии было что-то магическое. Я покрылась гусиной кожей, но, несмотря на ужасный холод, по телу распространялось тепло.

Через минуту я повернулась к Эдварду. Он не сводил с меня серьезного взгляда. Я мягко улыбнулась ему, замечая, как снежинки попадают в ловушку его взъерошенных бронзовых волос. Я подошла к нему и погладила пальцами локоны, чтобы их убрать. Потом я притянула его к себе, облизывая губы, и он ухмыльнулся, когда я наклонила голову. Его поцелуй был нежным, губы мягкими, а рот теплым.

– Как красиво, – сказала я, когда оторвалась от него.

– Не сравнится с твоей красотой, – прошептал он.

Я ощутила, как заливаюсь краской от его слов, в лицо бросился жар.

– Пытаешься очаровать меня.

– Я только говорю правду, tesoro, – ответил он.

Я улыбнулась и отвернулась от него, когда мой румянец стал еще глубже. Я начала разбивать ногой холмики снега, собравшиеся на земле, носком задевая замерзшую землю.

– В Чикаго много снега? – спросила я.

Он молчал с минуту, пока я вопросительно смотрела на него, его взгляд был устремлен вдаль.

– Слишком много, черт его дери, – тихо сказал он. – Я люблю снег и все такое, но тут этого дерьма для меня достаточно. А в Чикаго целые сраные метели, снега каждую зиму по колено. Это меня сводит, на хер, с ума.

– Это, должно быть, весело, – сказала я, пожимая плечами. – Мы могли бы построить снеговика и сделать снежных ангелов, и даже играть в снежки.

Уголки его губ чуть-чуть приподнялись, когда он глянул на меня, но в глазах по-прежнему плескалась грусть. Я тут же почувствовала вину, что упомянула Чикаго, я не хотела портить ему настроение. У нас теперь нечасто случались беззаботные моменты, и я не хотела побыстрее закончить сегодняшний. Я поняла, что Эсме была права – им нужно убежище, место, куда они могут пойти и быть собой, не переживая о прочих вещах.

– Ты, похоже, замерзла, – сказал он, не отвечая на мои последние слова.

Мои пальцы уже онемели, в ушах звенело, а из носа начало течь, но я лишь пожала плечами – я не хотела заканчивать этот миг.

– А ты выглядишь горячим, – выпалила я, не думая, что говорю.

Он на миг нахмурился, а потом расхохотался, качая головой.

– Спасибо, детка, – игриво сказал он. – Ты сама еще та горячая штучка.

Я закатила глаза, когда он хихикнул, подходя ко мне. Он притянул меня к себе и нежно сжал, его тело тут же начало согревать меня. Я зарылась ему в грудь и обняла, крепко-крепко. Он наклонил голову, прижался к моим волосам и довольно вздохнул. Я молчала какое-то время, просто прижимаясь к нему, а снег все падал и падал, окутывая нас крупными белыми хлопьями. Грудь Эдварда завибрировала, и из его уст вырвалась мелодия, сладкая и странно знакомая, мне потребовалась минута, чтобы вспомнить песню.