Вскоре ужин завершился, и все пошли смотреть другие фильмы, а я предложила Эсме помочь с посудой. Она не возражала, и мы работали в тишине, казалось, она витает где-то вдали отсюда. Мы закончили, и она со смирением вздохнула, покачав головой и отложив тарелку в сторону.

– Он действительно любит тебя, знай это. Никогда об этом не забывай, что бы ни случилось, – тихо сказала она.

Я кивнула и нервно закусила губу, перемены ее настроения с самого утра озадачивали. Она грустно улыбнулась мне, а затем забрала тарелку, которую я мыла.

– Я сама закончу это. Иди, проведи время с Эдвардом, наслаждайся остатками Рождества.

– Хорошо, – пробормотала я, быстро вытирая руки и направляясь в гостиную.

На полпути я услышала голос Эмметта, его слова сбили меня с толку.

– Ты делаешь ошибку, Эдвард, – сказал он. – Я знаю, что ты веришь, будто это правильно, но не думаю, что ты хорошо поразмыслил.

– Оставь его в покое, – жестко сказал доктор Каллен. – Ты не видишь ситуацию его глазами.

– Ошибаетесь, вижу, – сказал Эмметт с нотками злости в голосе. – И я знаю, что он еще не раз об этом пожалеет.

– Уже все решено, – тихо сказал Эдвард.

– Но еще не поздно передумать, – парировал Эмметт. – И, во имя всех святых, я прошу тебя передумать. Я умоляю тебя, брат.

– Ты не прав, уже слишком поздно, – сказал Эдвард. – Я принял решение, ты с ним не согласен, но ты и не должен. Это моя жизнь. Я буду с этим жить.

– А ты сможешь? – с недоверием спросил Эмметт. – Ты серьезно сможешь жить с этим дерьмом?

– Я должен.

– Нет, не должен, – сказал Эмметт, страсть в его голосе ошеломляла. – Должен быть иной выход. Когда я предложил тебе помощь в Чикаго, я совсем не это имел в виду. Это глупо! Не могу поверить, что Джаспер посчитает это дерьмо нормальным.

Я приблизилась к ним и застыла на входе в гостиную. Эмметт судорожно ходил по комнате, а Эдвард стоял у стены, он в расстройстве чувств запустил руки в волосы. Все вокруг сидели и наблюдала за ними, атмосфера была столь напряженной, что я ощущала ее кожей. Волоски на руках стали дыбом, желудок подвело от приступа тошноты.

– Это его жизнь, – сказал Джаспер. – Он мой брат, и я буду поддерживать его так, как смогу. Может, это не то, что я бы делал на его месте, но я не он.

– Это полное дерьмо, – громко выплюнул Эмметт, сила в его словах поразила меня.

Я вздрогнула, и тут Алек посмотрел в моем направлении, привлеченный движением, его взгляд был холодным. Эдвард раздраженно застонал и сказал Эмметту не лезть не в свое дело, но прежде чем он закончил, заговорил Алек.

– Привет, Изабелла, – спокойно сказал он.

Все вокруг резко повернулись в моем направлении, на их лицах мелькнула паника.

– Все хорошо? – нерешительно спросила я.

– Все замечательно, – ответил Алек, уверенность в его голосе заставила меня поверить. – Небольшое разногласие на тему Эдварда и его выбора в жизни, но сейчас не время и не место это обсуждать. Почему бы тебе к нам не присоединиться?

Я обвела их взглядом, и меня пронзил ужас, когда я увидела выражения их лиц. Что-то определенно было не так.

– Вообще-то, я хотела пойти прилечь, – тихо сказала я.

– Я с тобой, – сказал Эдвард, одаривая Эмметта злым взглядом, когда проходил мимо.

Он протянул мне руку, и я пробормотала всем «пока», но мне никто не сказал ни слова. Мы пошли наверх.

– Они злятся, что ты прошел посвящение? – спросила я, когда мы пришли в спальню.

Я была озадачена, в Чикаго мне показалось, что Эмметт принял решение Эдварда, но мне не приходила на ум другая причина, которая могла бы его расстроить. Часть меня, наверное, и не хотела знать, я помню, как Эсме говорила, что есть секреты, в которые лучше не вникать. Она сказала, что тайны ее не волнуют, и она верит Алеку, и я хотела сказать бы тоже самое и об Эдварде, когда до такого дойдет.

– Что-то вроде того, – пробормотал он, взъерошивая волосы. – Не хочу сейчас об этом говорить. Я слишком устал для этого дерьма. Пусть это просто… будет. Оставим пока все в покое.

– Э-э, хорошо, – сказала я, пытаясь избавиться от чувства тошноты.

Он упал на кровать, и я прилегла рядом с ним.

– La mia bella ragazza, – прошептал он, притягивая меня к себе. – Я так надеялся, что этот день будет идеальным, но получился гребаный провал.

– Мы были вместе, – прошептала я в ответ. – А это уже идеально.

– Да, – тихо сказал он. – И для меня.

6. Я могу защитить себя от своих врагов, так пусть Господь защитит меня от моих друзей.

ДН. Глава 73. Часть 5:

Я не хотела ложиться спать так быстро, но моя усталость оказалась сильнее, чем я думала. Я за считанные минуты задремала, сон был беспокойным и полным кошмаров. Посреди ночи я перекатилась на середину кровати и ощупала матрас. Я хотела найти Эдварда, но, вздохнув, поняла, что кровать пуста, он, наверное, ушел играть на пианино или делать что-то еще из того, что он делает, когда не спит. Я поднялась и осмотрелась в темноте, слепо моргая, пока пыталась привыкнуть. Протерев руками лицо, я старалась проснуться и тут заметила что-то краем глаза. Я повернулась к дивану и нахмурилась, увидев, что там сидит Эдвард, он подтянул ноги к груди. Он слегка приоткрыл штору, достаточно, чтобы смотреть в окно в темноте. Серебристый лунный свет освещал его лицо, я видела в чертах его лица грусть, а уголки губ опустились.

– Эдвард? – выдохнула я, начав за него беспокоиться, мне не нравилось, когда он расстроен.

Он по-прежнему сидел неподвижно, глядя в пространство, и как будто не слышал меня. Я хотела снова его позвать, но тут он громко выдохнул.

– У меня был сон, – пробормотал он.

– Еще один кошмар? – нерешительно спросила я, выбираясь из постели.

Я медленно подошла к дивану, и он, наконец повернулся ко мне, грусть в его глазах удручала. Я ощутила привкус тошноты, а он опустил ноги, чтобы я могла сесть. Он прижал меня к себе, легко поцеловав макушку, я зарылась ему в грудь.

– Нет, не кошмар, – сказал он. – Хороший сон.

– О чем? – спросила я.

– О тебе, – тихо ответил он. – Ты рисовала картину того луга, на который я брал тебя. Картина получилась такой хорошей, что ее взяли в музей, а тебя назвали очень талантливой. Тебя посчитали следующим Пикассо или Ван Гогом, tesoro. Это было мило.

Я засмеялась и покачала головой, отодвинувшись от него. Он выдавил кривоватую улыбку, но грусть в его глаза стала еще глубже.

– Я даже не знаю, как рисовать, Эдвард.

– Ты можешь научиться, – сказал он, пожимая плечами. – Ты бы хотела?

– Может быть, – ответила я. – Это, должно быть, весело. Но я не знаю, что из меня получится. Я же никогда не пыталась.

– О, ты будешь хороша, – с уверенностью сказал он. – Никогда не сомневайся в себе. Ты можешь сделать все, что пожелаешь.

– Кроме игры на пианино, – игриво сказала я.

Он хихикнул и кивнул. Несколько раз он пытался научить меня азам, но я ужасно справлялась, неуклюже путала ноты, а он съеживался от звуков, которые я извлекала из инструмента.

– Да, ради всех святых, побережем чужие уши и оставим музыку мне, – с улыбкой сказал он. – Но весь остальной мир твой. Ты можешь делать какое угодно дерьмо, сама знаешь. Рисовать, чертить, заниматься скульптурой, делать разное дерьмо странных форм и говорить людям, что это не то, на что, б…ь, похоже. Все это требует таланта, сама понимаешь.

Я засмеялась.

– А ты думаешь, у меня этот талант есть?

– Конечно, – сказал он, поднимаясь. – Он врожденный, он глубоко в твоих гребаных генах. Тебя ничто не остановит.

– Спасибо тебе, – прошептала я, во мне всколыхнулась волна эмоций. – Для меня много значит, что ты веришь в меня.

– Я был бы идиотом, если бы не верил, – ответил он, подходя к столу и вынимая ключи.

Он открыл нижний ящик и начал что-то искать, перекладывая бутылки с алкоголем. Наконец он достал знакомую пластиковую емкость и я увидела, как он насыпал на бумагу немного марихуаны, сворачивая ее в трубочку. Потом повернулся ко мне и, приподняв бровь, ухмыльнулся.