Я поколебался, не уверенный, могу ли я действительно заглянуть в нее, но скука смешивалась с любопытством, и, в конце концов, они победили. Я открыл тетрадь на первой странице, проглядел ее, и почувствовал тошноту, читая записи. Она вспоминала все, что с ней было, описывала ночные кошмары и то, что она видела. Она много думала о боли, которую чувствовала, и я пролистывал страницы все в большей ярости. Там были дюжины рисунков, некоторые такие неясные, что я даже не мог понять, что там нарисовано, но были и такие точные, словно я видел это собственными глазами. На некоторые было тяжело смотреть, и я быстро перелистывал страницы, мой гнев становился все больше.

Я был примерно на середине, когда заметил свое имя, и быстро прочитал абзац. Она постоянно писала, что любит меня, но также размышляла, какое будущее нас ждет. Она почти боялась этого, ей не нравилась ситуация, в которой я оказался. И как же сильно я не хотел, чтобы это дерьмо причиняло ей боль! Я хотел только защитить ее, в любом случае, не желал ранить ее, и тот факт, что она боялась неизвестности, заставил меня задуматься – а не делаю ли я еще хуже, не рассказывая ей все. Но я не мог избавиться от мысли, что она, б…ь, возненавидит меня, не сможет смотреть на меня без отвращения, если я даже расскажу ей, что я стоял и смотрел. И я знал еще тогда, когда поехал в Чикаго, что никоим образом я не признаюсь ей в дерьме, которое был вынужден делать.

ДН. Глава 72. Часть 3:

Я в смятении перелистнул еще несколько страниц, едва просматривая их, и один набросок с краю привлек мое внимание. Я уставился на него, растерянно нахмурившись. По какой-то причине это лицо казалось мне странно знакомым. Этого человека Белла уже рисовала на предыдущих страницах, но этот набросок был четким, с превосходно прорисованными деталями. Одна сторона его лица была обезображена шрамом, словно от ожога. Я не помнил, где я его видел, но не сомневался, что откуда-то знаю его.

Я был так сконцентрирован на рисунке, что не заметил, как подошел Бен и постучал в окно, заставая меня врасплох. Я подпрыгнул, вздрогнул, быстро отложил тетрадь в сторону и выругался.

– Ты, б…ь, испугал меня, – пробурчал я, вылезая из машины.

– Прости, чувак. Ты выглядишь так, словно тебя что-то потрясло. С тобой все в порядке?

– Да, просто у меня голове много всего, – сказал я, обходя машину и открывая багажник.

– Надо думать. Я тебя уже вечность не видел. Я слышал, что ты вернулся в город, но не вернулся в школу, так что я не знал, что происходит, – ответил он. – Хотя я удивился, когда ты позвонил. Я слышал о том, что было в Чикаго, так что думал, что твой отец на какое-то время отошел от дел.

– Он так и сделал, – сказал я, доставая сумку и протягивая ему.

– Ты? – нерешительно спросил он, осторожно глядя на меня.

Я пожал плечами, нервно проведя рукой по волосам. Я не знал, что буду чувствовать, говоря о таком дерьме с Беном, потому что прежде я не вдавался в разговорах с ним в детали бизнеса моего отца.

– Я делаю то, что должен делать, – сказал я.

– Да, понимаю. Я говорю то же самое последние несколько лет, – сказал он, делая движение к сумке.

– Держу пари, да, – пробормотал я.

Он подошел и открыл свой багажник, опуская сумку внутрь.

– А как ты справляешься с этим? Я хочу сказать, Анжела знает, что ты как-то связан с этим дерьмом, но я знаю, что она не понимает, насколько глубоко ты завяз. Как тебе удается хранить это в секрете от нее?

Он пожал плечами.

– Это нелегко, потому что я словно живу двойной жизнью. Но то, что я получаю, стоит того, чтобы делать это – цель оправдывает средства. Я чувствую большую вину за то, что вру ей, но я просто спрашиваю себя – а хочет ли она это знать, и, по зрелом размышлении, прихожу к выводу, что нет. Невежество слепо, мой друг, и я скорее хочу видеть ее в слепом неведении, чем понимающей и взволнованной. Пока это не ранит ее, не думаю, что это большая проблема.

– А если это ранит ее? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Тогда это того не стоит, – сказал он. – Ничто не стоит ее боли.

– Да, – пробормотал я, прислоняясь к «Вольво».

– Знаешь, когда вы, ребята, уехали, здесь появился федеральный агент и начал задавать вопросы. Он интересовался твоей девушкой больше, чем всеми остальными, спрашивая людей, что они о ней знают, и откуда она взялась, и знаем ли мы – все ли с ней в порядке или нет, – сказал он. – С ней все в порядке?

– Да, с ней все хорошо, – нерешительно ответил я. – Она дома.

– Хорошо. Она прекрасная девушка. Я бы не хотел узнать, что с ней что-то случилось, – сказал он, залезая в свою машину и вынимая маленький конверт. – Ладно, вот деньги. Я могу подождать, пока ты их пересчитаешь.

– Я тебе доверяю, – сообщил я, забирая его.

Он засмеялся, тряхнув головой и протягивая руку для рукопожатия.

– Никогда бы не подумал, что увижу день, в который Эдвард Каллен будет кому-то доверять, – сказал он. – Рад был тебя видеть, парень. Это, наверно, последний наш обмен, раз уж скоро окончание школы, а потом я уеду в Йель.

– Тебе хватит денег на обучение? – осторожно спросил я.

– Да, у меня их достаточно. Как я и сказал, цель оправдывает средства, – ответил он. – В любом случае, не пропадай.

– Да, – пробормотал я, зная, что это глупость, потому что, скорее всего, я больше не увижу его после отъезда.

Наши жизни разойдутся в двух разных направлениях, которые никогда не пересекутся в будущем.

– Удачи в обучении на юриста, Бен. Если тебе что-нибудь будет нужно, не стесняйся обратиться, хорошо?

– Спасибо, и ты можешь сделать то же самое, – ухмыляясь, сказал он. – Я собираюсь специализироваться по уголовному праву.

Я хихикнул и распрощался, скользнув в машину и наблюдая, как он уезжает. Я еще несколько минут посидел, прежде чем завести мотор, и во мне появилось странное чувство. Это было похоже на решимость, словно все, наконец, собралось вместе, и хотя мне все еще не нравилась ситуация, в которой я оказался, похоже, что я, наконец, начал привыкать к ней.

Я бросил конверт с деньгами в бардачок и поехал домой, взяв тетрадь, которую утащил уБеллы, прежде чем зайти внутрь. Я пошел прямо на третий этаж и притормозил, когда открыл дверь спальни, увидев Изабеллу, лежащую на кровати и обнимающую подушку. Ее глаза были закрыты, и слабая улыбка на ее губах возбудила во мне острую боль желания. Она выглядела почти счастливой, лежа здесь, и впервые за долгое время ее лицо не было искажено от волнения, а ее тело не было напряжено и встревожено.

Я тихо прикрыл дверь и подошел к ней, осторожно подсовывая тетрадь под кровать, и сел рядом с ней. Она немного пошевелилась, когда кровать качнулась, и с ее губ тихо слетело мое имя.

Я усмехнулся, до этого момента не осознавая, как сильно я соскучился по этому дерьму. Я вспомнил первый раз, когда она сделала это – удовлетворенно прошептала мое имя. Я хотел, чтобы всегда было так, чтобы я мог остановить этот момент навсегда, но, конечно, я не был так охрененно удачлив.

Так никогда не было, и, конечно, так никогда не будет.

Она быстро зашевелилась и захныкала, ее лицо искривилось от волнения. Я простонал, зная по опыту, что будет дальше. Она начнет плакать во сне, метаться и кричать на каких-то ублюдков, которых видела только она. Я знал, что она будет умолять, чтобы меня оставили в живых, вспоминая момент, когда она просила их, но было просто невозможно сидеть и наблюдать ее мучения.

– Пожалуйста, – прошептала она.

– Изабелла, – сказал я, трогая ее за плечо, потому что не мог слушать это снова. – Просыпайся, tesoro.

Ее глаза резко открылись и она быстро села с выражением паники на лице.

– Эдвард, – смущенно выдохнула она, неистово оглядываясь.

Она начала протирать глаза, пытаясь проснуться, чтобы все обрело смысл.

– И давно ты дома?

– Минуту или две, – пожал я плечами, сбрасывая обувь. – Ты хочешь посмотреть кино?

– Конечно, – пробормотала она, ложась на спину и зевая. – Выбираешь ты.