Я снова вытер слезы, и сглотнул, убирая ком в горле. – Я всеми силами буду почитать тебя; я только надеюсь, что больше не разочарую тебя.

Я вздохнул и поднялся, стряхивая с брюк грязь и траву. – Я больше не буду пропадать так надолго. Мальчики любят тебя и скучают по тебе, но ты это знаешь. – Я замолчал и еще раз посмотрел на могилу. – Mi manchi, Lizzie (5). Non ci sara mai un altro (6). Te lo giuro, ti amero per il resto della mia vita (7).

Я застыл на миг, а потом пошел прочь, направляясь к машине. Я забрался в кабину и завел двигатель. Когда я тронулся с места, слезы уже подсыхали. Я проехал сквозь врата и покинул кладбище. Сердце снова онемевало, пока я ехал в Чикаго, и когда я пересек границы города, я вновь был холоден и неприступен.

Промчавшись по городу, я припарковался перед огромным белым домом, застыв на миг в машине, прежде чем выбраться. Я начал перебирать ключи и, наконец, нашел старый ключ из желтой меди, который открывал парадную дверь. Я отворил ее и вошел внутрь, замирая и вздыхая.

Это был наш дом, дом, где мы жили и были счастливы. Когда Элизабет была жива, когда наши сыновья были беззаботными и не знали жестокость и ужасы мира. Дом, где родилась моя семья, дом, где моя жена расцвела и стала той женщиной, которой должна была быть.

Я не могу вернуть прошлое. Я бы все отдал за возможность еще раз войти через парадную дверь и услышать топот ножек наших мальчиков наверху, когда они носились по дому, играя в привидения, а теплый воздух окатил бы меня из открытых окон. Я бы все отдал за возможность ощутить запах еды из кухни, запах печенья, стоящего в духовке. Я бы все отдал за возможность услышать ее смех, ее голос, просто услышать, как она произносит мое имя, еще раз, когда я вхожу.

«Добро пожаловать домой, Карлайл» – она всегда так говорила, каждый день, словно часы. Добро пожаловать домой… я почти слышал ее голос в воспоминаниях.

Больше это не дом. Он был пуст и безлюден, вокруг царили тишина и запах застоявшегося воздуха. Никакого нежного ветерка, врывающегося в окна, никакой теплоты. Правду говорят, что дом там, где сердце, и теперь мое сердце разрывается между домом в Форксе и кладбищем в тридцати милях от места, где я был. Мое сердце разрывается между жизнью и смертью. Между любовью к моим детям, моими обязанностями на земле, и любовью к моей жене и моим отчаянным желанием быть с ней. Когда я вступаю в пределы Чикаго, мне всегда тяжело вспоминать, зачем я делаю те или иные вещи, почему я просто не сдамся, но сейчас, в это мгновение, я, наконец, вспомнил.

Если бы я мог вернуться во времени, я бы столько изменил. Я бы намного лучше обращался с женой, я дал бы ей жизнь, которую она заслуживала. Я не был подготовлен, никто не подсказывал мне путь и не показывал, как правильно поступить. К сожалению, прошлое не вернуть, я не изменю его, как бы сильно ни хотел, я могу лишь идти вперед. И проследить, что у истории не будет повторения, что судьбу Элизабет не разделят мой сын и Изабелла. Я могу проследить, что мой сын не станет тем нервничающим мальчиком в комнате, окруженным самыми опасными людьми в Америке, и отдающим свою жизнь без понимания, что это будет значить. Я могу проследить, что Изабелла найдет свою независимость и безопасное место, что она не закончит в коробке на шесть футов под землей, как моя жена.

И я могу убедиться, что спустя двадцать лет мой сын не будет жить моей жизнью, мириться с обстоятельствами и спрашивать себя, почему он еще дышит. Я могу убедиться, что он не будет трахать безымянную женщину, пытаясь держаться за подобие жизни, хотя единственным его желанием будет уйти. Я могу убедиться, что он не будет оплакивать гибель единственной женщины, с которой мог бы прожить жизнь, обреченный ходить по бренной земле в одиночестве, сломленный, винящий себя. Другими словами, я могу убедиться, что Эдвард не станет мной.

Один вопрос – как?

Я зашел на пустующую кухню и посмотрел сквозь окно во двор. Сбоку, на большом дереве, по-прежнему висела шина на цепях, одинокое воспоминание о прошлом, по которому я скучал. Я стоял у окна и смотрел на улицу; смотрел, как начинается новый день. Солнце всходило, и птицы начинали петь, и сверчки замолкали и прятались.

Сегодня я сяду на самолет в Вашингтон. Я еще раз попробую жить, попробую найти ту страсть, и любовь, и смысл, ради которых стоит продолжать, пусть даже на миг. Пока буду ждать телефонного звонка. А как только он раздастся, я снова помчусь на самолет, который отнесет меня назад в Чикаго и все повторится.

Потому что я Карлайл Каллен, Консильери Мафии, и моя жизнь мне не принадлежит.

5.Mi manchi, Lizzie – Я скучаю по тебе, Лиззи

6.Non ci sara mai un altro – Никогда не будет другой.

7.Te lo giuro, ti amero per il resto della mia vita – Клянусь, я буду любить тебя до конца своей жизни.

ДН. Глава 72. Часть 1:

Глава 72. Поиск

«Истина в том, что наши самые лучшие моменты чаще всего возникают тогда, когда мы чувствуем себя исключительно некомфортно, несчастно или грустим о несбывшемся. Такие моменты создаются нашим дискомфортом, и помогают нам выбраться из колеи и начать поиски новых путей или правильных ответов»

М. Скотт Пек.

Эдвард Каллен

Если бы кто-нибудь спросил меня год назад, как я представляю себе жизнь своего отца, я, возможно, выдал бы какое-нибудь дерьмовое клише на тему денег, власти и уважения.

Borgata в Чикаго получала примерно сто миллионов долларов от его деятельности, а три сотни долларов заставляют мужчину думать, что их вполне достаточно, тогда как это не так. Пока босс удобно сидит, показывая пальцами и раздавая распоряжения, в своем особняке за двенадцать миллионов долларов, поедая охрененных кальмаров и икру каждый вечер, люди на самом дне частенько тревожатся о том, чтобы наскрести мелочь на семидесятицентовые буррито из «Тако Белл», чтобы накормить свои проклятые семьи. Они рискуют жизнью и продают свою свободу людям, которые просто стоят и наблюдают, как те голодают, и плюют на все, что происходит с остальными, пока у самих есть большой кусок торта.

Они называют это дерьмо собиранием дани, или уважением старейшин. Если группа из десяти ребят ворует партию груза стоимостью около пятидесяти тысяч долларов, примерно половина этого уходит в карманы копов и администрации. После уплаты организации, которая помогает этим ребятам в реализации, выплат всем, кому требуется заплатить, каждый парень получает столько, что хватит на счета за аренду и вечерний поход с женой или любовницей в ресторан «Оливковая роща», чтобы они могли притворяться, что способны на такое дерьмо.

Вкус – называют они это. Все хотят иметь охрененный вкус, даже если ничего не делают. Они восклицают: мы семья, мы все работаем, как один, и смотрим друг за другом. Они говорят, что уважение и честь имеют значение…но, насколько мне известно, все это гребаное дерьмо.

Мужчин внизу никто не знает и все игнорируют, полностью закрывая глаза на происходящее дерьмо. Один пропадет – и черт с ним, новый ублюдок появится на его месте, не пройдет и часа. Его тело даже не успеет остыть, а про него уже полностью забудут, словно он и не существовал.

Какая тут гребаная семья…

Лично я не заботился о деньгах. На моем банковском счету было достаточно, чтобы обеспечить меня на всю жизнь, и я подозревал, что это было одной из причин, по которой Аро хотел меня заполучить в первую очередь. Ему не нужно будет переживать о том, что я начну мошенничать с кредитными картами или подлизываться больше, чем этого потребует мое отчаяние, и я был чертовски уверен, что не буду заключать подозрительные сделки за его спиной или пытаться свалить его. Мне не нужны были чертовы деньги, как большинству парней. Он подумал, что меня больше интересует власть и уважение, и поверил, что может использовать это для своей выгоды, чтобы манипулировать мною.