– Мистер Каллен, сэр, – сказал он, кивая в знак приветствия. Я просто кивнул в ответ и вошел, стремительно проходя мимо него. Он был не намного старше моих сыновей, а уже вступил в эту жизнь и теперь не сбежит. Я не помню его имя, я даже не потрудился спросить его. Никто не знает, что из него получится, и проще всего позволить ему остаться очередным лицом в толпе, вместо того, чтобы признать в нем мальчика с именем и семьей, который уничтожил свое будущее. Тот, кого мы инициируем сегодня, Стефано, всего на несколько месяцев старше моего Эдварда. Скоро и он тоже станет очередным лицом, затерявшимся среди 200 или около того людей, которых мы держим под контролем. Для меня он просто номер, один из приспешников, его личность и человеческие качества забудутся.
Я направился в огромную гостиную, где все уже собрались вокруг длинного стола, и быстро осмотрел присутствующих, чтобы оценить обстановку. Большинство из членов верхушки, как и ожидалось, были тут. Аро сидел во главе стола с черным пистолетом Glock-22 (3) 40 калибра, перед ним лежал нож с лезвием в семь дюймов, кресло по правую руку пустовало. Это мое место, значимость его не ускользала от моего взгляда. Я был его правой рукой, мое предназначение – выполнять его приказы и помогать ему со всем, что может потребовать помощи. Я тот, кому он больше всего доверял, тот, кого он назначил своим информатором и советчиком. Он верил, что я никогда не отвернусь от него и сохраню его секреты, ни тени сомнения или неуважения не возникнет между нами. Если бы он только знал…
Слева от Аро сидел Кай, заместитель Босса организации. Ройс был около него, а напротив Ройса, как раз рядом с моим пустующим креслом, был мой зять – Алек. Остальные места были заполнены нижестоящими членами, включая Джеймса и Лорана, которых пригласил Аро из чувства личной симпатии. Я не ошибся в своих прежних подсчетах – всего двенадцать человек.
Я подошел к креслу, отдавая Аро уважительный поклон. Он заметил меня и кивнул, чтобы я присаживался, я скользнул на место, рядом с Алеком. Он глянул на меня и кивнул в знак приветствия.
– Карлайл, – просто сказал он.
– Алек, – ответил я. Слова не были нужны; нам почти нечего было друг другу сказать. Когда дело касалось бизнеса, мы были очень немногословны, а когда дело касалось личной жизни Алека, он говорил еще меньше. Среди людей в этой комнате я верил ему больше других, зная, что он порешит всю страну ради безопасности моей сестры. В моих глазах это делало его человеком чести. Я осмотрелся и заметил, как Джеймс, ухмыляясь, смотрит на меня, в его глазах застыли злобные огоньки. Я вопросительно приподнял брови, интересуясь, что он нашел настолько занимательным. Он определенно что-то замышлял, и уже долгое время; каждый раз, когда я видел его, он будто бы составлял план. И мне ни капли это не нравилось; он был угрозой для меня и для всего, что я пытался завершить. Он был еще молод, но в нем жило настоящее зло. Большинство из нас знали чувства сожаления или раскаяния, даже Алек, который, казалось, почти ничего не чувствует, но у Джеймса не было совести. Он был по-настоящему бессердечным. Я бы отдал все за возможность всадить пулю прямо ему между глаз после всего, что он пытался сделать с Изабеллой в моем доме, но Аро запретил, а слово Босса закон.
– Давайте начнем, – сказал Аро, звук его голоса заставил всех замолчать. Он кивнул мне и я сделал глубокий вдох. Это моя работа, обязанность, которую Аро возложил на мои плечи, назначив меня Консильери, самое трудное задание, которое у меня было. Я бы с большей охотой убивал разных ублюдков, чем инициировал этих детей. Я ненавидел отнимать у них будущее. У них нет шанса.
– Стефано Каталано, – сказал я, кивая молодому юноше, стоящему в стороне и явно нервничающему, но пытающемуся казаться храбрым. Он мгновенно напомнил мне Эдварда, и эта мысль принесла боль. Я вздохнул, вспоминая день своей инициации, каким уверенным я был поначалу и как мне стало страшно, когда церемония началась. Я больше всего на свете надеялся, что мой сын никогда не окажется в этой комнате.
– Да, – сказал мальчик, его голос дрожал от возбуждения.
– Твой отец еще жив, Стефано? – спросил я ровным голосом, вопрос был смешным, учитывая, что все мы знали его отца. Владелец местной пиццерии, приятный человек, который надрывал задницу, пытаясь обеспечить своим детям приличную жизнь. Я помню, как беседовал с ним, когда наши дети были еще маленькими. Он знал, кто я, какую жизнь веду, и не раз повторял, что хочет удержать своих детей от преступности и жестокости. Я разделял его надежды и симпатизировал ему, а вот теперь я разрушаю его планы, потому что именно я приглашаю его младшего сына в нашу жизнь. Мне было тошно даже вспоминать его отца, чувство вины снедало меня, но я боролся, потому что должен был делать то, что нужно. Это часть моей клятвы, я не могу избежать этой участи.
ДН. Ауттейк 1. Часть 3:
– Да, – сказал парень, глядя на меня. Он смотрел мне в глаза, и это хороший знак. Похоже, ему можно было доверять.
– У тебя есть братья? – спросил я, сохраняя голос спокойным и безразличным. Стефано кивнул.
– Да, трое, – этот ответ мы тоже уже знали, учитывая, что один из его братьев сидел в нескольких шагах от меня на одном из кресел. Его инициировали год назад, если я точно помню. И тогда мне тоже было плохо, но думать об этом бесполезно. Трудно говорить, но эти дети быстро приходят и уходят, многие из них остаются лежать за барными стойками или оказываются на шесть футов под землей. Наш образ жизни оказывается для них невозможным, и у каждого вступающего к нам появляются сотни сожалений о потерянных возможностях.
– Давай предположим, что я приду к тебе и скажу, что один из них стал информатором полиции, – начал я, внимательно наблюдая за ним в поисках негативной реакции. Я превосходно читал людей и за милю чуял крысу. И как бы сильно я ни переживал, что вовлекаю детей в такую жизнь, в первую очередь я всегда думаю о себе. Не могу навлечь на себя еще большие неприятности; не могу рисковать и добавить на свою голову еще и крысу. У нас достаточно подобного опыта. – И я скажу, что обнаружил, что он попытался упрятать кого-то в тюрьму; собирался донести на нас. Если я скажу тебе, что ты должен убить его за это, сделаешь ли ты это для меня без колебания?
На долю секунды он засомневался, но недостаточно долго, чтобы я начал переживать. Думаю, каждый, у кого есть хоть толика гуманности, будет колебаться, когда кто-то заговорит об убийстве его семьи. – Безусловно, – заявил он, кивнув головой. – Если ему нужно будет уйти, он уйдет.
Это ответ, который он должен был дать, но от этого не легче. Я едва не содрогнулся. – Я должен спросить тебя снова, Стефано, и ты должен повторить это еще раз, – продолжил я церемонию. – Эта часть тебя, La Cosa Nostra, станет для тебя жизнью в раю. Это прекрасно, возможно, самое лучшее в мире. И если ты разделяешь мои чувства и соглашаешься со мной, если ты хочешь стать ее частью, ты должен сохранить это понимание до конца своей жизни.
Я только что произнес самую большую ложь, говоря, что в этой жизни может быть что-то хотя бы относительно хорошее, но у меня нет выбора. По крайней мере, я был честен в одном – это до конца жизни. Он кивнул и я увидел в его глазах вспышку нетерпения, что вызвало у меня очередной приступ вины. Он серьезно верил, что это хорошо. – Да, я понимаю, – сказал он.
Я кивнул. – Удачи, Стефано, – сказал я, говоря те единственные слова, в которые вложил смысл. Ему нужна удача, чтобы выдержать это, потому что шансы, что он не провалится, ничтожны. Он может закончить в тюрьме, или в могиле, или как я… жить, сожалея об этом моменте до конца существования. Он кивнул в знак признательности, а потом я перевел взгляд на Аро. Тот ухмыльнулся мне, выглядя довольным, и посмотрел на Стефано.
– Повторяй за мной, – начал Аро. – Io Stefano, voglio entrare in questa organizzazione per proteggere la mia famiglia e per proteggere I miei amici.
Наша родовая клятва. Я, Стефано, хочу вступить в эту организацию, чтобы защитить свою семью и защитить всех своих друзей. Каждый раз, когда я слышал это, мне хотелось презрительно усмехнуться. Защита, вашу мать. Вот от этого и надо защищать. Именно это разрушило мою семью и уничтожило половину моих друзей.