Он уставился на меня, а затем кивнул.
– Э-э, точно, правильно. Извиняюсь, доктор Каллен, – сказал он. – В любом случае, я специальный агент Джо Ди Фронзо из Департамента Юстиций.
Раздраженно вздохнув, я покачал головой.
– Мне нечего сказать.
– Я знал, что вы это скажете, – ответил он. – Вы бы не зашли так далеко, если бы не умели изворачиваться. Я просто хотел рассказать вам о том, что я нашел.
Я подозрительно посмотрел на него, когда он поднял портфель и положил его на стол, открывая. Он достал оттуда обычную на вид записную книжку и отодвинул портфель в сторону, положив книжку перед собой.
– Знаете, что это, доктор Каллен? – спросил он, вопросительно глядя на меня.
Я не ответил, не имея намерения говорить ему еще хоть одно слово, но любопытство брало верх надо мной, и я хотел знать, что он раскопал.
– Я приму вашу реакцию за «нет». Мы нашли это в спальне на третьем этаже в вашей резиденции в Вашингтоне. В спальне вашего сына, если я правильно припоминаю.
Я глянул на записную книжку, напрягая мозги в попытке понять, что в ней. Он начал пролистывать ее, и я видел, что каждая страница покрыта детским на вид почерком, меня ударило понимание, что это принадлежит Изабелле. Я напрягся, когда он просматривал страницы, в предчувствии, что там.
– Довольно увлекательная вещь. По крайней мере, то, что я могу прочитать. Почерк плохой, так что кое-что не разобрать. Но есть вещи, которые крайне интересны, и я хотел ими с вами сегодня поделиться, – сказал он, останавливаясь на одной из страниц.
Он провел пальцами по строчкам и остановился на половине листа.
«Джейн иногда говорила мне, что убьет меня во сне. Она говорила мне держать один глаз открытым, если я хочу жить. Я боялась спать по ночам. Я бодрствовала на случай, если она решится. Я не боялась смерти, но не хотела оставить маму одну. Я не хотела, чтобы Чарльз еще больше ее мучил, и думала, что Джейн убьет ее следующей. Пока я жива, Джейн придет за мной, а не за ней. Хотя Джейн никогда не приходила».
Вздохнув, он снова начал листать, останавливаясь во второй раз.
«Я назвала его отцом только однажды, когда была ребенком. Он никогда не называл меня дочерью, но я знала, кто я. Я позвала его по имени, но он не слушал меня, и тогда я сказала «папа», чтобы привлечь его внимание. Все в комнате были шокированы и не знали, что сказать. Чарльз разозлился и побил меня. Он сказал, что я никогда не буду его ребенком, потому что я слабая. Он сказал, что если это снова случится, я пожалею о том, что научилась говорить. Больше я никогда не называла его отцом».
Он замер и с любопытством посмотрел на меня.
– Своны, как я понимаю? – сказал он. – Они недавно довольно странно погибли. К несчастью и очень неожиданно. Любопытно, что они оставили Изабелле все их состояние, учитывая, что по этим записям они не слишком любили девочку. Но, знаете, не это больше всего меня смущает. Видите ли, я под впечатлением, что Изабелле была сиротой из Италии и лишь недавно переехала сюда после того, как узнала, кто ее родители, ну или как говорят ее бумаги. Как я уже сказал… интересно.
Я сидел неподвижно, пока он рассматривал меня, меня охватил ужас. События быстро набирали обороты, все становилось хуже с каждой секундой, дно опасно прогибалось. Он был очень близок к правде, к тем вещам, которые крайне необходимо было скрыть, вещи, которые свергнут нас и обнажат всю сеть криминальной деятельности, которая еще не открыта.
– Хорошо, так что насчет продолжения? Я думаю, эту часть и вы найдете очаровательной, – сказал он, снова просматривая записную книжку. Через минуту он остановился и вздохнул.
«Я никогда не забуду его взляд. Он выглядел так, как будто ненавидел меня. Как будто он хотел моей смерти. Я не понимала, почему он так меня ненавидит. Я не знаю, что сделала неправильно. Я только пыталась делать то, что он мне говорил, и не хотела навлечь на себя неприятности непослушанием. Я думала, он собирает убить меня, но он сделал кое-что похуже. Он оставил меня одну в темноте. Он был добр ко мне, и я не хотела разочаровать его. Но разочаровала. Я видела во сне выражение его лица. Его глаза преследовали меня, а я так хотела это забыть. Я хотела бы нравиться доктору Каллену».
Я сохранял безразличное выражение лица, когда он поднял на меня глаза, но слова сильно меня ударили. Я точно знал, к какому дню они относились, она никогда не говорила это вслух, поэтому мне был нелегко проглотить услышанное. Он смотрел на меня с минуту, прежде чем закрыть книжку, качая головой.
– Что вы сделали с девочкой, доктор Каллен? Почему она вам не нравилась?
– Чтение этого – вмешательство в личную жизнь, – холодно сказал я. – У вас не было ни официального, ни морального права брать это. Я знаю закон, агент Ди Фронзо, и я хорошо осведомлен, что вы можете и не можете конфисковать, пока обыскиваете имущество и опечатываете его. Вы можете провести опись моей собственности, но не можете исследовать все, что вам вздумается, чтобы получить доказательства других преступлений.
– Святая правда, доктор Каллен. Как я уже сказал, вы умете изворачиваться, – тихо сказал он, качая головой. Он положил записную книжку назад в портфель и откинулся на спинку стула, на его лице застыло серьезное выражение.
– Но мне любопытно, кого вы ловили на своем ноутбуке? Там стоит GPS программа, но мы не можем заставить ее работать. Она похожа на программу, которую люди обычно используют, чтобы разыскивать своих домашних животных, но их коды не регистрируются, как тот заблокированный сигнал. Программа выдает ошибку, говорит, что чип не найден. Вы что-то потеряли?
Я уставился на него, сердце бешено забилось, его слова меня озадачили. Я надеялся, это означает, что Эмметт не успел починить программу до того, как они конфисковали ноутбук, или же он случайно стер ее из системы частично или полностью.
– Это Изабелла Свон? – спросил он. – Где девочка? С ней что-то случилось?
– Я хочу своего адвоката, – ответил я.
Он кивнул, не удивляясь моему ответу, отталкивая стул и поднимаясь.
– Не сомневаюсь, – сказал он. – Было приятно наконец-то с вами встретиться, уверен, мы будет теперь встречаться чаще. Если вы решите заговорить, вы найдете, как со мной связаться.
Он вышел, ни говоря больше ни слова, а офицеры проводили меня назад в камеру. Несколько следующих дней я провел в панике, не в силах есть или спать, или даже нормально функционировать, я не знал, что происходит за пределами этих стен.
Настал день предварительного слушания, мои нервы были на пределе. Когда нас провели в комнату суда, я впервые увидел Алека со дня ареста, он выглядел моей полной противоположностью – спокойный, собранный и уверенный в себе.
Юристы оспорили наши обвинения, ссылаясь на нарушение четвертой поправки (4) и проведение неправомочного обыска. Они обвинили государство в том, что нас задержали до того, как были собраны все улики. Адвокаты говорили, что доказательства были высосаны из пальца и никак не указывали на нарушение законов RICO. Адвокат Алека опротестовал то, чтобы было собрано, он заявил, что у нас было законное право на невмешательство в нашу частную жизнь, которое было грубо нарушено во время обыска. Он процитировал Исключительное право (5), а затем доктрину «плод ядовитого дерева» (6); все это пошатнуло доказательства против Алека. Судья с неохотой снял с него обвинения, но мне так не повезло. Улики против меня были более серьезными, а моя семья имела более явные связи с организацией, поэтому мистеру Ричи было нелегко пресекать ниточки, ведущие от Borgata ко мне. Судья решил, что мои обвинения достаточно серьезны, чтобы продолжать дело, и назначил три миллиона долларов в качестве залога, я должен был отдать паспорт и быть помещенным под наблюдение, чтобы вернуться в Вашингтон.
Эсме собрала деньги на мой залог, Алека отпустили, а судебный процесс продолжался до вечера. Позже, когда я, наконец, вышел из тюрьмы, я лицом к лицу столкнулся с сестрой, которая ждала меня на парковке, прислонившись к машине. Ее лицо было серьезным. Они выглядела уставшей, на лице были морщины от волнения, казалось, она постарела на десяток лет. Меня встревожило ее явные переживания, живот подвело от тошноты.
