– Я уберу эту липкую ленту с твоего рта, если ты будешь тихой, – сказала она, приподнимая бровь. – Как думаешь, справишься?

Я нерешительно кивнула, и она схватилась за кончик ленты, быстро ее отрывая. Я поборола желание закричать, когда ее грубо сорвали с кожи, губы тут же пронзила боль. Я облизала их и поморщилась от чувства жжения, зная, что они высохли и потрескались.

Женщина поднесла соломинку к моим губам и в ожидании глянула на меня, я нерешительно замерла. Она улыбнулась и кивнула, удивленно засмеявшись.

– Это вода, – заверила она меня.

Я не была уверена, что думать о ней, но тот факт, что она не была абсолютно враждебной, почти застал меня врасплох. Я все еще была слабой и сбитой с толку, часть меня кричала не верить ей, но была и другая часть, которая отчаянно хотела пить. Горло болело, и мне нужен было глоток, обезвоживание не поможет восстановить силы и остаться в сознании. Через минуту я потянула воду из трубочки, холодная жидкость обожгла грудь.

Вдруг она забрала стакан и поставила его на пол возле меня, расправляя складки на платье.

– Я была уверена, что он отправил тебя сюда для твоего же добра, сладкая, – сказала она. – Я говорила ему, что последняя доза была слишком большой, но та маленькая шлюха заверила его, что все в порядке, что действие продлится всего несколько часов. Не знаю, почему он никогда меня не слушает. Я уже начала думать, что твой мозг умер – так долго ты не приходила в сознание.

Я смотрела на нее и пыталась вникнуть в ее слова, наблюдая, как она подошла к сумочке и начала там что-то искать. Потом она достала телефон и набрала номер, поднося трубку к уху.

– Она очнулась, – сказала она, когда на том конце ответили. – Я дала ей воды.

Потом последовала пауза, и даже отсюда я видела, как от злости она сжала руку в кулак.

– Ты хочешь, чтобы я позволила ей умереть? У нее обезвоживание. Она была без сознания несколько дней!

Я задохнулась. Дней? Сколько дней? Где я?

– Ты, может, захочешь, чтобы та шлюха теперь проверила ее, когда она очнулась. Я побуду тут, пока вы, ребята, не прибудете, – сказала она, прежде чем отключиться.

Она положила телефон на стол и посмотрела на него, я мысленно искала способ, как до него добраться. Руки были крепко связаны за спиной, поэтому я понятия не имела, как справиться с этим.

– Значит, Эдвард Каллен, да? – спросила она, звук его имени вырвал меня из размышлений.

Я с предчувствием посмотрела на нее, испугавшись и думая, почему она его вспомнила. Возможно, она знала, что с ним, и я уже хотела спросить ее, ведь она была добра ко мне, но внутренний голос говорил не показывать слабость.

– Я помню его еще с детства. Смутно, конечно, прошло много времени. Но, тем не менее, я его помню. Он был маменькиным сыночком, это я припоминаю. Всегда жался к материнской юбке, как будто от нее зависела его жизнь.

Я прищурилась, когда она засмеялась, этот звук вызвал у меня тошноту.

– Это стыд – то, что произошло, но такова жизнь. Все мы имеем правила и должны им следовать. Похоже, она забыла законы, – с сарказмом сказала она.

Мое впечатление о ее доброте пошатнулось, туман в голове мешал думать ясно. Она исчезла из моего поля зрения, прежде чем вернуться с крекерами. Она открыла их и протянула мне.

– Лучше ешь, потом тебе никто уже не предложит.

Я с опаской посмотрела на нее, не желая принимать что-либо из ее рук, но не хотела, чтобы мое упрямство помешало восстановить силы. Желудок сводило, и я ощущала знакомое чувство сильного голода, к которому привыкла за эти годы. Через секунду я взяла еду и откусила, на ее губах появилась ухмылка от моей покорности.

Она накормила меня крекерами и дала еще немного воды, веки налились тяжестью. Я боролась с сонливостью, не желая снова потерять сознание, но это было выше моих сил. Все онемело, и я ощутила головокружение, боль оставила тело, звуки исказились, и я поняла, что меня снова накачали наркотиками.

Я проснулась внезапно, когда услышала разговор, с каждой минутой окружающее становилось более ясным. Я еще не могла разобрать, о чем говорят, некоторые слова были на иностранном языке, но голоса были незнакомые. Сквозь веки пробивался свет, и я попыталась открыть их, борясь с болью, которая пронизывала тело. Я несколько раз моргнула, чтобы вернуть зрение, но по-прежнему картинка была неясной, глаза опять пекло, комната расплывалась. Я с трудом различила несколько человек и смогла увидеть уже знакомые мне рыжие волосы поблизости. Я попыталась сфокусироваться на них и сконфуженно заметила, что эта женщина уже была в другой одежде.

– Доброе утро, солнышко, – сказала она, переводя на меня взгляд.

Все вокруг замерли, и я внимательно осмотрелась, сердце бешено забилось, когда я увидела Джеймса. У него на щеке была повязка – как раз там, где его задела пуля. Он подошел к рыжеволосой женщине, и я увидела, как он положил руки ей на плечи, притягивая к себе. Ее лицо засветилось, когда она с обожанием посмотрела на него, прижалась губами к его губам, от чего меня затошнило. Он вызывал отвращение, он пытался заняться со мной сексом против моей воли, а эта женщина радуется, что он ее коснулся. Это безумие.

– А, Спящая красавица проснулась? – раздался чужой голос с сильным акцентом позади меня.

Я напряглась, а Джеймс рассмеялся.

– И даже не потребовался поцелуй принца, чтобы ее разбудить, – с изумлением сказал он.

Женщина закатила глаза и толкнула его под ребра, их игривость тревожила.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил незнакомый мужчина, появляясь в поле моего зрения.

Я с любопытством уставилась на него, всматриваясь в незнакомые черты. У него были светлые волосы, которые уже поседели, а голубые глаза немного косили, нос был большим и четко очерченным. Он был уже немолодым, судя по морщинам на его лице, мне показалось, что ему не меньше шестидесяти, если не больше.

– ТЫ МОЖЕШЬ ГОВОРИТЬ, ПРИНЦЕССА МАФИИ? (прим.переводчика: это было сказано на русском…)

Я нахмурилась, когда раздались слова на незнакомом языке, и он улыбнулся.

– А, мы не понимаем, да? Тебе комфортнее с итальянцами. Джейми, мальчик, какое слово мне нужно?

– Principessa, – ответил Джеймс.

– Да, именно. Ты его знаешь? – спросил он, приподнимая бровь и, очевидно, ожидая от меня ответа.

Я нерешительно кивнула через секунду, припоминая, что похожим образом люди называли Эдварда принцем мафии. Я скорчилась от боли, шея ныла даже от малейших попыток пошевелиться.

– Тебе больно, рincipessa? – спросил он.

Я просто смотрела на него, не зная, как отвечать, и он улыбнулся.

– Ты можешь свободно говорить. Мы все тут друзья.

Я наградила его скептическим взглядом, и они все рассмеялись, очевидно, удивляясь моей реакции.

– Не думаю, что она тебе поверила, – сказала рыжеволосая женщина.

– Похоже на то, – ответил мужчина, с любопытством рассматривая меня. – И я тебя не виню. Ты не должна верить людям, особенно тем, с которыми связана. То, как они обращаются со своими, иногда просто позорно. Но заверяю тебя, я никогда не буду лгать тебе, как это делали они.