Изабелла Свон

Я сидела в полутемной библиотеке, вглядываясь в насыщенную темень двора Калленов. Была глубокая ночь, на улице стоял непроглядный туман, и дождь бил в окно, небо покрывали массивные облака. Не было ни намека на луну или звезды, только чернота. Вид дождя, звуки, раздающиеся в библиотеке, навевали страх, но в то же время… это подходило. Такой я была внутри… пустота, чернота, уродство…

Мне тяжело подобрать слова и почти невозможно это описать. Я как будто умерла. Я могла вдыхать кислород, сердце гоняло кровь по телу, но часть меня прекратила свое существование. И это не произошло мгновенно – наоборот, не было ничего быстрого и безболезненного. Смерть была мучительной, полной агонии и боли, я медленно горела, осознавая, что это моя вина. Мое существование уничтожило ее, и все вокруг страдали от того, что я живу. С каждым днем мне становилось понятнее, что, не родись я, ничто из этого не случилось бы. Я была обузой для всех, и продолжаю ею быть. Она была бы жива, если бы не я, и никакие слова не изменят мое мнение.

Я вздохнула и посмотрела на часы на стене, напрягая глаза и пытаясь разобрать цифры. Из коридора падало немного света, поэтому я заметила, что маленькая стрелочка около двенадцати, и поняла, что уже полночь. Вздохнув, я повернула голову к окну, встречая очередной день.

Тринадцатое сентября… годовщина дня, когда я неумышленно начала разрушать чужие жизни. Это был день моего рождения, но мне нечего было праздновать. Не было ничего хорошего в нем, но они никогда не поймут… особенно Эдвард.

Я точно не знала, где сейчас Эдвард. Не знала, куда он пошел, выскользнув из постели посреди ночи, и я не спрашивала, понимая, что он или играет внизу на пианино, или просто нуждается в одиночестве. Я не знала всех деталей произошедшего в Финиксе, но поняла достаточно, чтобы составить примерную картину. Я немало услышала из его с Эсме разговора в тот день после полудня, чтобы понять, что смерть моей матери на ее собственной совести. А еще я мельком слышала от доктора Каллена, что Алек убил Чарльза и Джейн в качестве расплаты. Эдвард все это видел… и не странно, что теперь он растерян и обеспокоен.

Я смотрела, как капли дождя скрываются в темноте, пока слабый луч света, пробивающийся из коридора, не исчез, сообщая, что там кто-то есть. Я напряглась, потому что всегда слышала шаги Эдварда, когда он возвращался с ночных отлучек – у него не получалось быть тихим, даже когда он пытался. Но тут не было шума, я слышала лишь дождь за окном.

Резко повернув голову к дверному приему, я тут же его заметила. Вид у него был неопрятный и взволнованный, его явная усталость была заметна даже в кромешной тьме. Сердце тяжело забилось в груди, кровь неслась по венам. Я была не в курсе, что он знал, что не ему одному не спится по ночам, и не он один покидает постель. Я не знала, как он будет реагировать, и лишь надеялась, что он не заставит меня объясняться, потому что у меня не было подходящих слов. Я не знала, что делать, чтобы он понял… тут никакое объяснение не будет к месту.

– Думаю, нам стоит пойти спать, – просто сказал он.

Я кивнула и, схватив книгу с коленей, положила ее рядом на столик. Я поспешила из комнаты прежде, чем он смог сказать хоть слово, услышав позади, как он бормочет ругательства. Мой путь лежал в его комнату – он практически потребовал, чтобы мы вновь там спали. После возвращения из Финикса я инстинктивно вернулась в спальню, которую дал мне доктор Каллен, тогда я была на гребаном автопилоте, ноги сам понесли меня в то место.

Я скользнула в кровать, и Эдвард вошел за мной следом, тихо прикрывая двери. Он подошел со своей стороны и забрался в постель, притягивая меня к себе. Он зарылся носом в мои волосы и глубоко вдохнул, его тело дрожало.

– Buon compleanno, mia bella ragazza, – шептал он. – С днем рождения, Белла.

Я прикрыла глаза, ощущая, как проступают слезы от его слов. Я знала, что он поздравлял меня от чистого сердца, но не было ничего счастливого в этом дне, в дне моего рождения, и я была не в силах сейчас изобразить радость. Мы просто тихо лежали, я слышала его дыхание, и скоро он заснул.

Мой собственный сон был беспокойным, но это было не ново. Еще ни разу я не спала всю ночь, кошмары приходили и преследовали меня, как только я погружалась в бессознательность. Ночью не было покоя, и в этом была своя ирония, ведь темнота – единственное время, когда я ощущала себя цельной.

Утром меня разбудил стук двери, я открыла глаза. Перекатившись, я сконфуженно посмотрела на порог, застывая, когда увидела Эдварда. Он замер на ходу, глядя на меня, на его губах скользнула виноватая улыбка, он протянул мне маленькую тарелку. Я нахмурилась и села, рассматривая медовую булочку с одной-единственной свечой посередине.

– Я не умею готовить гребаный торт, поэтому даже не стал пытаться, – промямлил он, в его голосе звучал стыд.

Я мягко улыбнулась и подняла на него глаза, ощущая, как в груди поднимается невероятная волна любви к нему, мне стало почти больно от этого распирающего чувства. Он все еще был моим миром, моим единственным и неповторимым, и я любила его сильнее, чем можно представить. Кусочек меня погиб, но осталась та часть, которая жила и дышала ради Эдварда Каллена.

– Это так мило, – с нежностью поблагодарила я, забирая тарелку. – И ты, правда, не должен был. Я же говорила…

– Я помню, что ты говорила, – быстро оборвал он меня. – Но я просто не могу не признавать твой день рождения. Я знаю, что у тебя всякое дерьмо на уме или что там еще, но сегодня все равно особенный день, и его нужно отметить. Поэтому никаких споров, это будет как гребаное Рождество, когда грубо ругать людей за то, что они хотят, б…ь, постараться для тебя. Это как будто избивать подаренную лошадь и тому подобное.

– Никогда не смотри в зубы дареному коню? – со смехом спросила я.

Он закатил глаза и хихикнул, доставая из кармана зажигалку.

– Ну да. A caval donato non si guarda in bocca. Просто прими это с улыбкой, и все, б…ь, закончится раньше, чем успеешь заметить, – сказал он, чиркая зажигалкой и поджигая маленькую бело-голубую праздничную свечу, торчащую из булочки.

Как только он убрал руку, я тут же задула огонек, от чего он расхохотался.

– Какие мы нетерпеливые, а? Ты хоть загадала желание?

Я нахмурилась, пока он вынимал свечу из угощения.

– Желание? – уточнила я.

Он кивнул и снова издал смешок.

– Нужно загадывать желание прежде, чем тушить свечи, в этом все дело. И тогда сбудется все, что захочешь, – сказал он, бросая свечку в мусорную корзину около его стола.

– Оу, я даже не знала, – сказала я, пожимая плечами.

– Ничего страшного. У тебя сегодня еще будет шанс с Элис и Джаспером, – словно бы между прочим сказал он.

Я тут же напряглась и с опаской глянула на него.

– Что ты сказал?

Он вздохнул.

– Мы проведем вечер в Сиэттле с Джаспером и Элис, отпразднуем твой день. Джаспер хочет тебя увидеть, и вообще, брось, ты всерьез думаешь, что откажешь Элис?

– Я не хотела… – начала я, но тут он снова меня оборвал.

– Я знаю, что не хотела, но я уже сказал – сегодня особенный день и прекращай трогать подаренного коня. Будем просто мы вчетвером, ничего ужасного, – сказал он.

В его глазах застыла мольба, выражением лица и тоном он просил меня не спорить и просто согласиться. Я вздохнула, с неохотой кивая.

– Хорошо, – ответила я.

Он продолжил скептически смотреть на меня, и я мягко улыбнулась, понимая, что произнесла ненавистное ему слово.

– Мы можем провести день с Джаспером и Элис. Мы не видели их уже давно, и я соскучилась.

Он криво улыбнулся.

– Отлично. А теперь ешь, – он кивнул в сторону тарелки.

Я разломала булочку напополам и протянула ему кусок.

– Хочешь? – спросила я.

Он виновато улыбнулся и взял.

– Спасибо тебе. Это была последняя, – сказал он.

Я рассмеялась, качая головой, пока он ел свою половинку. Внезапно я напряглась, когда он поднял с пола сумку. Он протянул ее мне, и я осторожно взяла ее, не сводя с него глаз. Раскрыв ее, я достала стеклянную рамку среднего размера. Эдвард довольно ухмыльнулся. Нахмурившись, я всматривалась в незнакомые фразы, напечатанные за прозрачной поверхностью.