Он зашел в спальню и захлопнул дверь, оставляя меня одного. Я пригладил рукой волосы и вздохнул, все еще злой. Я не знал, что и думать. Я был поражен, что она поставила на место Джейкоба из-за меня, и я ощущал себя полным мудаком за то, что нагрубил брату, но мне по-прежнему было тошно от ее общения с Джейкобом.

Я вернулся на третий этаж и тихонько скользнул назад в спальню, с облегчением вздохнув, когда убедился, что она по-прежнему спит. Я стянул штаны и забрался в кровать. Она поморщилась и развернулась ко мне лицом, не просыпаясь.

Наконец, и я погрузился в глубокий сон. Тело пыталось восстановиться после жесткой недели и дефицита отдыха, и я отказывался открывать глаза до двух часов следующего дня. Когда я очнулся, цифры на часах повергли меня в шок, и когда я развернулся, был еще больше удивлен, увидев рядом спящую Изабеллу.

– Белла, детка, – тихо сказал я, пододвигаясь к ней и нежно убирая волосы с лица, которые спутались за ночь. Она нахмурилась и открыла глаза, несколько раз моргая в попытках проснуться.

– Сколько времени? – сонно спросила она.

Я улыбнулся.

– Начало третьего, tesoro, – сказал я.

Ее глаза шокировано распахнулись и она резко села, качнувшись и тряхнув головой.

– О-ой, слишком быстро, – пробормотала она. – Как я столько проспала?

– Черт, если бы я знал. Я просто проснулся, – сказал я. – Хочешь поесть и провести день вместе?

Она кивнула, ослепительно улыбаясь.

– Конечно, – сказала она, пока я поднимался с постели.

Я застонал и потянулся, каждый дюйм тела по-прежнему болел.

– Можем поехать в кафе, – предложил я.

Она вздохнула и тоже встала, качая головой.

– Лучше не надо. Я туда ездила каждый день на этой неделе. Давай я лучше сама приготовлю, я не подходила к плите с твоего отъезда, – сказала она.

Я удивленно глянул на нее.

– Ты вообще не готовила? – спросил я.

Она покачала головой и мягко улыбнулась.

– Неа. И почти не убирала. Каждый раз, когда я пыталась что-то делать, Эмметт останавливал меня и отвлекал чем-то другим. Он, действительно, не давал мне скучать, и я это ценю, – сказала она, поднимаясь.

Я уставился на нее, ощущая вину за то, как повел себя с братом, когда он явно делал все для нее, что мог. Вместо благодарности и гребаного «спасибо» я наградил его криками и заявил, что он сдурел, используя инцидент с Джеймсом как средство нападения. Я ненавидел, когда мне тыкали в нос мои ошибка, а теперь я сделал то же самое с братом, когда он всего лишь пытался помочь.

Я сказала ей, что она может готовить, если захочет. Мы оделись и спустились вниз. Она исчезла на кухне, а я поплелся в гостиную, где упал на диван и забросил ноги на кофейный столик.

– Спасибо тебе, – пробормотал я, глядя на Эмметта на другом конце комнаты.

Он повернулся ко мне и наградил взглядом.

– За что? За то, что не надрал тебе зад, когда стоило? – спросил он.

Я вздохнул и взъерошил волосы.

– За то, что присматривал за ней, – просто ответил я, отворачиваясь от него и фокусируясь на телевизоре.

– Пожалуйста, – сказал он.

Мы оба молчали, наслаждаясь комфортной тишиной. Изабелла сделала домашнюю пиццу на ланч, и мы ели ее, параллельно смотря телевизор. Мы отдыхали, а потом она сделала спагетти на ужин. Мы собрались за столом, пришел даже отец, чтобы поесть с нами. Он выглядел истощенным и казался поглощенным мыслями, даже не замечая, когда Эмметт почти прокричал ему в лицо его имя, чтобы обратить внимание. Не знаю, что его так отвлекало, но не могу отрицать, учитывая, что я знал, это чертовски меня пугало.

После ужина мы пошли наверх, Изабелла вытащила кусок бумаги из стола в спальне. Она протянула его мне, и я улыбнулся, когда ее глаза засветились радостью. Я взял бумагу и глянул на нее, пораженный, что увидел карандашный набросок пейзажа – трава, деревья, подлесок и цветы. Я уставился на него, ощущая знакомое чувство. Это место я знал не хуже, чем себя, место, в которое я сотни раз приходил за эти годы. Это луг, на котором я учил ее стрелять – я узнал его, едва глянув. Рисунок был безупречен, сохранена каждая мелкая деталь – небольшое упавшее дерево, которое уже было таким, когда я впервые туда попал, то, как высокие деревья защищали это место от посетителей, скрывая его, извилистые лозы винограда на восточном конце. Большинство людей бы этого не заметили, а она смогла, что поразило меня – она была там лишь раз.

– Это просто приблизительный набросок, – пробормотала она, когда я ничего не сказал.

Я поднял на нее глаза и увидел, что она внимательно за мной наблюдает, нервно покусывая губу.

– Это удивительно, – сказал я, снова разглядывая его. – Как, черт побери, тебе это удалось? Как ты запомнила все это мелкое дерьмо вроде сломанного дерева и виноградных лоз?

– Э-э, не знаю, – ответила она. – Я просто рисовала по памяти. Представляла это.

– Ты так все рисуешь? – с любопытством спросил я. – Когда ты рисовала себя в подарок мне на Рождество и другие картины – мое пианино, «Вольво», меня и свою маму…

– Откуда ты знаешь, что я это рисовала? – спросила она.

Я глянул на нее и ухмыльнулся.

– Я же говорил тебе, что проскальзывал в твою комнату каждую ночь. Не буду лгать, tesoro, было довольно больно видеть себя скомканным на полу, – игриво сказал я.

Она улыбнулась и залилась краской.

– Я не могла понять что, но что-то в рисунке я упускала, – сказала она.

Я покачал головой, смеясь от ее заявления, потому что у того мудака на полу даже были мои веснушки на носу.

– Не имеет значения, было идеально. И серьезно, как ты рисуешь это дерьмо? Ты просто представляешь его в мельчайших деталях в голове? – спросил я.

Она кивнула.

– Да. Так я запоминаю большинство вещей, – сказала она.

Я глянул на нее и улыбнулся, не зная, с чего я вдруг это все понял.

– Ты помнишь, что говорил Альберт Швейцер о трагедии жизни? – спросил я, вспоминая одну из его цитат, которые знал.

Я помнил, что после приезда она его цитировала, потому что это была единственная книга, которую она читала. Я учил этого ублюдка в школе и не мог вспомнить и половины, что она могла.

– Э-э, величайшая трагедия жизни в том, что внутри человека что-то умирает, пока он живет, – без эмоций проговорила она, как будто вспомнить это было проще всего на свете.

– Белла, ты можешь в мельчайших деталях вспомнить обстановку места, где была лишь раз. Ты цитируешь Альберта Швейцера. Ты училась читать и писать, мельком глядя на гребаные субтитры по телевизору. Ты помнишь каждый ответ в «Джеопарди». Бьюсь об заклад, даже не помнишь, а «видишь», разве не так? – спросил я.

Она кивнула, и я вздохнул, качая головой.

– У тебя фотографическая память.

– Серьезно? – спросил она.

Я кивнул, и она нахмурилась, скептически глядя на меня.

– Тогда почему я не помню, как встретила тебя много лет назад?

Я уставился на нее, не зная, как это объяснить.

– Ты была слишком мала, вот и не запомнила, кроме того, фотографическая память может срабатывать на случайные события, – сказал я. – Ты можешь помнить некоторые вещи до мельчайших деталей, но не все, – сказал я, не уточняя, что ее мозг мог вытеснить это дерьмо, как защитный механизм, учитывая, как ее тогда побили.

– Оу, – сказала она. – Это же хорошо, да? И ты же не думаешь, что я странная или…

Я засмеялся, качая головой.

– Конечно, нет. Кстати, это офигенно. Ты, наверное, будешь готова к GED-тесту быстрее, чем я ожидал.

– Джаспер говорит, что скоро буду, – тихо сказала она.

– Да? Хорошо. Ты, б…ь, получишь диплом раньше меня, – сказал я, улыбаясь ей.

Я сел на кровать и обнял ее, притягивая к себе. Я наклонился и нежно прижался к ее губам.

– Я скучал по нашим поцелуям.

– Я тоже по ним скучала, – промурлыкала она.

– И по другому я тоже скучал, – сказал я, спускаясь руками по ее телу и сжимая ягодицы.

Я нежно погладил их и прижал ее к себе, ощущая, как член начал пульсировать от нашего контакта.