– Я тоже люблю тебя. И, посмотри, какая ты сексуальная в моей одежде, – сказал я, глядя на нее.
На ней были мои фланелевые пижамные штаны, закатанные снизу и сверху, чтобы она могла ходить в них, и одна из моих футбольных маек. Она еще больше покраснела и снова закусила губу, виновато улыбаясь. Я криво ухмыльнулся и наклонился, прижимаясь губами к коже под ее ушком.
– Как насчет того, чтобы вернуться в комнату и снять ее?
Она резко выдохнула, и я тихо засмеялся, беря ее за руку. Развернувшись, я повел ее к спальне.
– Прекрасно, отличное утро, – сказал она.
Я открыл дверь и завел ее внутрь, закрывая за собой. Потом мы подошли к кровати, и она села, отодвигаясь назад, пока не была на середине. Я забрался следом и опустился на нее сверху, ухмыляясь.
– Да, утро определенно становится прекрасным, – прошептал я, наклоняясь и целуя ее, игриво покусывая ее нижнюю губку. – И прекрасный день, если повезет.
Ее глаза распахнулись, и лицо стало еще ярче.
– Вау, – сказала она.
Я тихо захихикал над выражением ее лица.
– Мне хватило месяца затворничества, чтобы все сделать, tesoro, так что, сегодня мы отдыхаем. Судьба такая, – сказал я, целуя ее. – Не могу придумать времяпрепровождения лучше, так что ты можешь сказать мне «нет».
– Нет, – пробормотала она, целуя меня.
Я оторвался от нее.
– Нет? – повторил я.
– Ты не хочешь? – я не был уверен, о чем она.
– Нет! – удивленно воскликнула она. – Я имею в виду, подожди. Да!
Я нахмурился и она рассмеялась.
– Давай-ка обсудим твои двусмысленные сигналы, tesoro. Ты имела ввиду «траха не будет» или «трахни меня»? – спросил я, продолжая целовать линию ее подбородка.
Она запустила руки мне в волосы, слегка постанывая.
– Трахни меня, – прошептала она, слова еле слышно сорвались с ее губ.
Не слушай я так внимательно, я бы не услышал, но, к счастью, так случилось. И звук чего-то грязного, чего-то охеренно вульгарного, слетающий с ее сладкого ротика, зажег каждый дюйм меня, желание пульсировало. Я оторвался от ее кожи, поднимая голову и глядя на нее. В ее глазах был напряженный огонь, выражение лица поражало. Да, она хотела меня не меньше, чем я ее.
– С удовольствием, – сказал я низким голосом.
Я страстно целовал ее, и она стонала мне в рот, вжимаясь в меня. Я начала снимать одежду, быстро обнажая обоих, и кидая все на пол. Я провел дорожку поцелуев по ее шее и ключицам, нежно поглаживая грудь. Языком я защекотал соски, а потом обхватил один ртом и засосал. Она издала стон и вскрикнула, когда я легонько прикусил его, грудь покрылась гусиной кожей. Я повторил то же самое с другой грудью, не желая пренебрегать ей. Каждый дюйм ее тела заслуживал гребаного внимания, и я намеревался не оставить ни кусочка без своих касаний и ласк.
Я спустился ниже по ее телу, углубляясь языком во впадину на животе. Она всхлипнула, ее тело затряслось от смеха, и этот звук согрел мне сердце. Я скучал по этой хрени, по-настоящему, и это была только моя долбаная вина. Больше не позволю этому случиться; я больше никогда не буду так с ней обращаться.
Я развел ее ноги, находя ртом клитор. Я коснулся его языком, и она закричала, вцепившись в меня руками. Я ухмыльнулся в ответ, я обожал реакцию ее тела на мои касания. Я начал посасывать и облизывать ее киску, пробуя на вкус сладкие соки, пока двумя пальцами правой руки проникал в ее влажность. Она застонала и выгнулась, ее ноги напряглись. Это было охеренно красиво – то, как двигалось ее тело. Не потребовалось много времени, чтобы она кончила, влаги стало еще больше. Она расслабилась через минуту, тяжело дыша, пока я убирал пальцы. Я вернулся назад, прижимаясь к ее губам, она обхватила меня руками. Моя девочка была возбуждена, действительно, черт побери, возбуждена. Она развела ноги шире, привлекая меня ближе к себе, и я застонал.
– Хочешь меня? – спросил я, прижимаясь к ее входу, мой член задел ее чувствительный клитор.
Она вскрикнула и выгнулась.
– Да, – на выдохе ответила она.
Я ухмыльнулся в ответ, целуя ее шею. Я слегка прикусил кожу, прежде чем прижаться губами к уху.
– Скажи, что хочешь меня, – прошептал я, снова прижимаясь к ней.
Все ее тело дрожало, пока она говорила.
– Я хочу тебя, – дрожащим голосом прошептала она. – Так сильно, Эдвард.
Я застонал, когда мое имя сорвалось с ее губ, член начал подрагивать. Я расположил руку между нами, пытаясь удержать себя, но это было нелегко с моими повреждениями. Я раздвинул ее ноги еще шире и начал проникать в нее. Она застонала, и я наполнил ее так глубоко, как это было возможно. Она была такой влажной и теплой, и самой тугой в моей жизни. Никто не будет так идеален, как она.
Я двигался вперед и назад медленно, желая прочувствовать каждый толчок. Я мог заниматься с ней любовью только одним-единственным способом, и он заключался в том, чтобы дарить ей каждый грамм своей любви. Я ласкал ее кожу и целовал губы, вдыхая ее запах. Она гладила мою спину, ее пальцы впивались в меня, ее бедра двигались навстречу каждому толчку. Она была охеренно удивительным созданием, и Бог благословил меня видеть, как она пробуждается сексуально. Я заглянул ей в глаза, впитывая всю любовь и желание, которые сияли там.
– Tu sei l'unico per me, – шептал я, прежде чем перевести. – Ты одна-единственная для меня. Ti amero per il resto della mia vita. Я буду любить тебя до конца своей жизни, детка. Sempre.
– Sempre, – повторила эхом она, запуская пальцы мне в волосы и притягивая мои губы. Она яростно целовала меня, с отчаянием в каждом движении.
ДН. Глава 52. Часть 5:
Мы снова и снова занимались любовью, весь день, а потом просто лежали вместе, говорили и никуда не спешили. Я знал, что после ее тело будет болеть, если мы продолжим в том же темпе, и я ей это говорил, но она просила не останавливаться. Она хотела меня, и ее желание было еще прекраснее, чем сам акт.
Когда, наконец, она раскинулась на кровати и заснула рядом со мной, то начала бормотать во сне. Я просто наблюдал за ней и вслушивался, ошеломленный тем, что она говорила. Отметка, оставленная Таней, продолжала чертовски меня бесить, за день она только потемнела. Изабелла отмахивалась, говоря, что у нее были и хуже, но дело не в том. Проблема не в этом – эти суки должны думать, прежде чем вредить моей девочке. Я предупреждал и Таню, и Лорен, и они знали, что со мной шутки плохи.
Я ненавидел это гребаное неуважение, и они не только обидели мою девочку, будучи с ней жестокими, но задели и меня. Они пытались влезть в мою жизнь, и я этого не потерплю. Иногда я бываю незрелым и нерациональным, без сомнений. И пока Изабелла спала, совсем не тот понимающий, мудрый и сочувствующий человек взял телефон. Это был семнадцатилетний задиристый подросток, который хотел отомстить.
Я отослал Бену сообщение, объясняя ситуацию и что я хочу сделать. Я надеялся, что он хотя бы даст мне намек, как все организовать, ему я верил. Когда я положил телефон на прикроватную тумбочку, то перекатился на бок, чтобы продолжить смотреть на Изабеллу. Она лежала на животе, ее спина была оголена. Я рассматривал ее шрамы и знал, что, частично, она стала таким человеком именно благодаря этим отметинам, но я так хотел, чтобы у нее никогда их не было. Хотел, чтобы у нее не было всей этой боли, физической и другой. Я ненавидел эти гребаные шрамы, но они были и красивы. Красивы, потому что демонстрировали ее силу, характер… они были ее частью, и в них не было ничего уродливого. Она красива, внутри и снаружи, и заслуживает намного больше, чем у нее сейчас есть. Не могу дождаться, когда смогу дать ей больше, подарить ей мир. Не могу дождаться, когда она получит все, что заслужила; за что пострадала моя мать ради нее.
Жизнь. Настоящая гребаная жизнь. Ту, которую она заслуживает, где она будет свободна. Свободна от своих оков, свободна от боли, вдали от опасности. Просто, на хер, свободна. Я поднял руку и начертал «свобода» кончиками пальцев по ее израненной спине. Свобода. Только так.
