Эдвард вздохнул.

– Эсме знает, – пробормотал Эдвард, покачав головой.

Доктор Каллен кивнул.

– Да, знает. Но я не о ней говорю. Я не переживаю, что твоя тетя проговорится, она заберет тайну с собой в могилу. Я переживаю за врача, который проводил тест в первый раз, оттуда кто угодно мог достать результаты. Пока они держат рты на замке, но я не знаю, как долго это будет продолжаться, – сказал он. – Ты понятия не имеешь, какая у меня дилемма. В первую очередь, я должен был представить это Боргате, я должен ставить их превыше всего. И сейчас я этого не делаю. Сейчас я ставлю превыше всего семью. Я фактически балансирую на краю нарушения клятвы, и, я думаю, каждый из вас знает, чем это для меня закончится, если они узнают. Я пытаюсь скрыть от них кое-что, чтобы мой сын и его девушка были в безопасности, а сын продолжает совать нос в мои секреты, тем самым ставя все под угрозу.

Мы сидели тихо какое-то время. Меня сбили с толку эти слова, я перестала понимать, что происходит, а мальчики, казалось, обдумывали информацию.

– Если ты пытаешься помочь ей, то почему мучаешь ее? – спросил, наконец, Джаспер.

Доктор Каллен вздохнул.

– Потому, что именно так и получается, если имеешь дело с людьми, которым все равно. Единственное, о чем заботятся люди – это остаться в живых, только это держит их. А Эдварду все равно, что будет с его жизнью, он показал мне это прошлой ночью, когда, не колеблясь, заявил, что умрет за нее. Потеря собственной жизни его не пугает. Его пугает только ее утрата, – сказал он. – И это не блеф. Если до этого дойдет, и я не смогу спасти обоих, я выберу свою кровь. Если не будет другого выбора, пусть пострадает она, если только Эдвард останется в безопасности.

От слов о смерти сердце подпрыгнуло в груди, а по венам побежал холод. Не могу ненавидеть доктора Каллена за такое, если мои муки будет означать безопасность Эдварда, я с радостью буду страдать, но не это я хотела услышать из уст хозяина.

– Это херня, – вырвалось у Эдварда. – Ты намного тупее, чем я думал, если ты всерьез считаешь, что я продолжу жить без нее. Она вернула меня к жизни, и мне плевать, что со мной будет, если она уйдет.

Я оглянулась на Эдварда, пораженная его вспышкой. Он не впервые это говорил, но слышать его слова, обращенные к отцу, было тяжело.

– Я знаю, ты думаешь, что…,– начал доктор Каллен.

Эдвард издал звук, похожий на рычание, и ударил кулаком по столу, отчего наши тарелки затряслись.

– Не смей, блядь, относиться ко мне снисходительно и делать вид, что знаешь мои чувства лучше меня. Я, нахер, люблю ее, и это ничто не изменит! Не надо относиться ко мне, как к ребенку, словно я ничего не понимаю, – сорвался Эдвард.

Доктор Каллен со стуком опустил руки на стол.

– Тогда приглуши звук, наконец! Прекращай вести себя, как подросток! Я и не претендую на знание твоих чувств лучше тебя, но я не тупой, сын, я знаю, что ты чувствуешь! Знаю, потому что я пережил это, блядь, в твоем возрасте! Я знаю, что ты любишь ее, и будешь рисковать, но прямо сейчас я заявляю, что должен попытаться, черт побери! Я не могу позволить вам обоим погибнуть, я должен пытаться! И если не ради вас, то ради вашей треклятой матери!

Эдвард прищурился и, могу сказать, он уже закипал. Я вцепилась в стул, готовясь к вспышке. Оглянувшись, я поняла, что Джасперу и Эммету так же некомфортно, ситуация выходила из-под контроля. Призыв Эммета быть взрослыми мужчинами теперь уже растворился в дымке гнева.

– Моя мать не имеет к этому отношения, прекрати, блядь, приплетать сюда ее память! – выплюнул Эдвард.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Твоя мать имеет к этому самое прямое отношение! – в ответ сорвался доктор Каллен.

– Как? – резко спросил Эдвард, приподнимая бровь.

– Она любила эту девочку! С первой минуты, как посмотрела на нее, она ее любила! Она не хотела бы, чтобы вы оба попали в разгар сражения, она бы велела мне спасти хотя бы одного из вас! – резко ответил доктор Каллен.

Мои глаза расширились от шока, а Эдвард прищурился еще сильнее, снова закипая.

– Если она, нахер, так ее любила, она бы не позволила ей страдать! – парировал Эдвард.

Доктор Каллен покачал головой.

– Может, и нет, но твоя мать была слишком наивна иногда, к своему же счастью. Она бы настаивала, что есть выход, где никто не пострадает, но это неправда. Кто-то пострадает. И я просто надеюсь, что не один из вас, – со злостью ответил доктор Каллен. – Можете все меня ненавидеть, Эдвард. Проклятье, и ты, Изабелла. Но я знаю, черт побери, о чем говорю, я знаю намного больше, чем вы. Я делаю то, что необходимо, и я ваш единственный шанс быть счастливыми в будущем, и в ваших интересах быть за моей спиной и позволить мне делать то, что необходимо!

Я напряглась еще больше от его тона. Он снова был зол, в его глазах горел огонь, который вынуждал его потерять контроль и сорваться на нас с Эдвардом. Я тихо молила, чтобы Эдвард успокоился и не подталкивал его к худшему, я боялась этой реакции.

Все молчали, ошеломленные поворотом в разговоре. Меня все еще смущали слова доктора Каллена, и я хотела ему верить – верить, что его действия необходимы.

– Кто это сделал? – спросил Эдвард через минуту низким голосом.

Мы все повернулись к нему, и я увидела, как он, хмурясь, смотрит прямо на отца. Не уверена, о чем он говорит, но могу смело утверждать, что о чем-то серьезном.

– Кто сделал что? – безразлично спросил доктор Каллен, даже не глядя на Эдварда.

У меня появилось чувство, что он знал ответ и просто играл в непонимание.

– Ты знаешь. Кто убил ее? – спросил он. – Мы выясняем все, и я хочу знать. Кто подстрелил меня?

Доктор Каллен молчал, глядя в тарелку.

– Их имена не имеют значения. Все они уже мертвы, – сказал он, наконец.

– Почему они это сделали? – спросил Эдвард. – Если ты не хочешь называть имена – пожалуйста. Но хотя бы скажи, почему, во имя всего святого, я заслужил выстрел, мне было всего восемь?

– Какая разница, Эдвард? Что было, то было, – ответил он.

Эдвард горько засмеялся, ее гнев возрастал.

– Не корми меня этим дерьмом. У меня есть право знать. Моя жизнь, нахер, перевернулась в тот день, и я заслуживаю узнать, кто виноват, – сказал Эдвард. – Ты всегда брал вину на себя, повторяя, что повинен в этом дерьме, но прошлой ночью ты заявил, что вина на маме. Так кто виноват? Чья была гребаная ошибка?

Доктор Каллен смотрел на Эдварда какое-то время.

– Я не знаю, – наконец, сказал он.

Эдвард застонал, покачивая головой.

– Что значит, блядь, – «ты не знаешь»? – сорвался он.

– Это значит, что я не знаю, кто виноват! – крикнул доктор Каллен в ответ. – Твоя мать… Господи, я, блядь, любил твою мать! Но она действовала у меня за спиной и делала дерьмо, которая, она знала, делать не должна! Она искала и задавала вопросы, привлекая ненужное внимание. Я был наивен и не осознавал, что происходит, пока ее не убили!

Я осмотрела стол, замечая шок у всех на лицах. Всем им было больно, каждому из них, и я чувствовала себя лишней в такой момент. Я недолго знала миссис Каллен. Я едва ее помнила, поэтому часть меня ощущала, что нет у меня права присутствовать во время этого разговора. Но я не хотела уходить, такой поступок будет грубее, чем просто остаться.

– Почему она искала? – спросил Эдвард.

Доктор Каллен вздохнул, покачивая головой.

– А почему твоя мать вообще что-то делала? Она пыталась, блядь, помочь людям, как всегда. Пыталась спасти чью-то жизнь, и закончила тем, что потеряла свою.

Эдвард покачал головой.

– Кому? – спросил он.

Доктор Каллен глянул на него, приподнимая брови.

– Кому она пыталась помочь?

Доктор Каллен вздохнул.

– Это важно? – спросил он.

– Да! – сорвался Эдвард. – Я хочу знать, кто, нахер, был таким важным, что она рискнула для него всем? Кто, нахер, был таким важным, что ее из-за него убили? Кого, нахер, она пыталась спасти, и в итоге чуть не убили ее сына? Я хочу знать, кого, нахер, она предпочла мне, своей родной гребаной плоти и крови? Ради кого она так охотно умерла?