Если честно, то, по всей вероятности, он и так, черт возьми, подозревает или одно, или другое, но мне вовсе не стоило подливать еще больше масла в огонь. Я знаю, что Изабелла была немного обеспокоена тем, что он уже знает о нас, но какая-то часть меня считала, что он не мог знать, иначе наверняка бы уже что-то сказал. И все же, он должен был догадаться, что что-то не так, даже несмотря на то, что не находился тут постоянно. Это было чертовым чудом, если и на самом деле никто не проболтался ему о том поцелуе на Хэллоуин, так как проклятый длинный язык Лорен распространил это дерьмо по городу так быстро, что даже иностранки из прачечной, которые едва говорили по-английски, знали об этом уже через неделю. И тем не менее, он должен был заметить, что я перестал путаться со всеми этими девками из школы. Ведь кроме того дня, когда Таня появилась у нас, чтобы закинуть мои учебники, которые я оставил, поспешно покинув класс по тригонометрии, ни одной из этих сучек не было даже рядом с домом. Раньше он высказывался насчет того, что у меня, казалось, была эта гребаная вращающаяся дверь, через которую прошли все девчонки в округе Форкса, поэтому тот факт, что больше не было ни одной из них, должен был разжечь его любопытство.
Несмотря на это, он не говорил об этом дерьме, поэтому я испытывал некоторое облегчение, надеясь, что даже если он и знал, то не собирался цепляться к этому. Но я никак не мог поделиться с Изабеллой своими подозрениями, потому что у нее было немало своих, а я не хотел еще больше убеждать ее во всем этом дерьме. Она и так достаточно была параноиком, и я не хотел пугать ее и возвращать в ее прошлое состояние, потому что Изабелла Свон, к которой я привык за последние несколько недель, была чертовски невероятной.
Она была остроумной и игривой, и кокетливой, такой чертовски наивной и милой. Она обладала удивительным чувством юмора и от природы была настолько умной, что это было почти поразительно. Как тот инцидент на прошлой неделе, когда она случайно брякнула о том, что Швейцарии была нейтральной страной… как чертова 16-летка могла сохранить в памяти этот факт, а потом извлечь его в соответствующее время? На протяжении нескольких лет, благодаря Джасперу, я регулярно смотрю Джеопарди, и не запомнил это дерьмо, но она, кажется, впитывают каждую проклятую частицу информации, обсуждаемую в каждом эпизоде. Она частенько случайно произносила то дерьмо, которое узнавала из Джеопарди. Она была потрясающей, и я не мог не задаваться вопросом, какой у нее был уровень сраного IQ, так как полагал, что, судя по работе ее мозга, она, возможно, граничит с чертовыми гениями. Изабелла Свон была гребаной головоломкой, загадкой, и у меня была вся моя проклятая жизнь, чтобы попытаться понять ее.
И Боже, она такая офигенно красивая. Я думал так с того дня, как положил на нее глаз на кухне, когда пролил свой апельсиновый сок, но мое восхищение ее физическими данными все возрастало. Не думаю, что она понимала это, но многое в ее внешности изменилось, когда она появилась у нас. Ее внутренняя сущность все также оставалась при ней, но сейчас она светилась, ее офигенная кожа сияла. Ее глаза искрятся, улыбка ослепляет, а волосы реально блестят. Вся эта красота была естественной, и ради того, чтобы добиться вот такого дерьма, все девчонки из средней школы Форкса рвали себе задницы, но моей девушке не нужно было работать над этим. Она уже не такая хрупкая, какой была когда-то, она не выглядела ни слабой, ни испуганной. Она сильная, и просто взглянув на нее теперь, можно было сказать, что она боец. Она, наконец, поправилась на несколько фунтов, и стала выглядеть здоровой.
И ее тело, Господи Иисусе, казалось, что мне было недостаточно этого тела. Мне до сих пор не удалось стащить с нее нижнее белье, но я работаю над этим, потому что, клянусь, смотреть на нее, полностью обнаженную, и вытянувшуюся на моей кровати, будет все равно что стоять в центре проклятой Сикстинской капеллы и разглядывать великолепные картины Микеланджело. Дааа, я научился этому дерьму у своей девушки, которая узнала это из гребаного Джеопарди. За спиной у меня были годы классического образования, а едва грамотная, необразованная девушка, выросшая в сраном сарае, заставляла меня восхищаться своими знаниями. Она чертовски удивительная, я уже упоминал об этом?
Я не говорю, что Изабелла безупречна, потому что она совсем не такая. Иногда она давит на мои нервные окончания, но я знаю, что также давлю на нее, так что не исключено, что мы, возможно, таким образом уравновешиваем друг друга. Мы не часто спорим, но когда это происходит, то обычно из-за какого-то глупого дерьма, которое не имеет никакого значения. Как, черт возьми, тот спор из-за драк. Должны мы нахрен драться или нет? Ну, разумеется, должны. Но в любом случае мы хорошенько посмеялись тогда, так что, может быть, оно того стоило. Да и почти каждый наш спор заканчивается обоюдным смехом.
Изабелла начала бормотать во сне, большую часть было не разобрать: – Это всего лишь зайчик, Эдвард, – тихо промурлыкала она после короткой паузы. Мой лоб нахмурился, так как я не имел понятия, о чем это она, черт возьми, говорит. – Это не больно. – Это застало меня врасплох, и я смотрел на нее достаточно долго, когда увидел, что внезапно она перекатилась на меня. Она вскинула руку, почти стукнув меня ею по голове. Я быстро отвернулся, чтобы она случайно, черт возьми, не ударила мне в лицо, но из-за своей поспешности я не успел отчитаться себе в том, что лежал, черт возьми, на самом краю кровати. Верхняя половина моего тела свесилась с нее, и я попытался схватиться за стол, чтобы удержаться, но вместо этого случайно саданул рукой по будильнику, смахнув его и, ударившись об пол, он разлетелся. Свалившись с кровати, я вскрикнул, так как упал на спину. Я с громким стуком ударился об пол и застонал, так как боль распространилась по всей спине. Ноги тоже упали на пол, и я закрыл глаза, поморщившись. Я слышал, как тихо заскрипела кровать, и зашуршали простыни и одеяло.
– Эдвард? – Ее голос был тихим и нерешительным, и звучал чертовски близко. Я распахнул глаза и увидел, что она свисала с края кровати, и смотрела на меня с удивлением. – Почему ты на полу?
Секунду я просто смотрел на нее, сдерживая смех, вызванный выражением ее лица. Она выглядела крайне озадаченной и внимательно смотрела на меня, как будто она, черт возьми, могла получить ответ, если будет достаточно долго на меня пялиться. Я вздохнул и быстро протянул руку, хватая ее за руки. Ее глаза изумленно расширились, и она крепко ухватилась за одеяло, в то время как я тащил ее к себе, пытаясь сдернуть с кровати. От неожиданности она завизжала, и старалась удержаться в постели, но ее попытки были тщетными. Она приземлилась мне на грудь, вместе с одеялом, и я громко вскрикнул и дернулся, когда ее нога врезала по моему члену. Она задохнулась, поняв, что случилось, и попыталась слезть с меня, но я крепко сжал ее своими руками и остановил.
– На самом деле меня не так уж беспокоит это дерьмо, – сказал я сквозь зубы. Мой член немного пульсировал после удара, и я задвигал бедрами, стараясь изменить положение наших тел так, чтобы она, черт возьми, не располагалась на нем.
– Я не хотела ударить твою… штуку, – прошептала она. Я усмехнулся на невинность, прозвучавшую в ее голосе и сжал ее в объятиях, наслаждаясь теплом ее офигенного тела на мне.
– Что за штука такая? – спросил я игриво. Она подняла голову вверх, чтобы посмотреть на меня, и выглядела слегка сбитой с толку моим вопросом. Я наблюдал за тем, как покраснели ее щечки, и как она захватила зубками нижнюю губу.
– Ты знаешь, твой… эмм… пенис, – сказала она так тихо, что я почти не расслышал это слово. Ее голос прозвучал с придыханием, и я застонал, когда почувствовал, как он затвердел под ней.
– Боже, Белла, только ты можешь заставить определение типа «пенис» звучать так чертовски горячо, – сказал я. Ее глаза слегка расширились, а губы изогнулись в улыбке. – И если хочешь знать, я оказался на полу, потому что ты практически выпнула меня с гребаной кровати, намереваясь ударить меня.
