Я рассмеялся: один и тот же вопрос задают дважды в течение каких-нибудь десяти минут.
— Сейчас не до смеха. Надо лезть вперед. Надо попытаться расстрелять их ворота в упор. Сломите, в конце концов, этого Яшина.
Может быть, эти слова раззадорили меня. Может быть, просто повезло. Так или иначе, на пятой минуте добавочного времени я ворвался в штрафную площадь, слева тенью двигался Башашкин, справа, кажется, Огоньков. Оба пошли на сближение со мной. На какую-то сотую долю приостановились, и это дало мне возможность проскочить вперед. Мои опекуны были за спиной, но я из-под их ног успел пробить в дальний от себя угол ворот, до которых оставалось не более семи-восьми метров. И даже Яшин на этот раз остался бессилен.
Представьте себе ситуацию: редкая по напряжению, прямо-таки отчаянная игра. Основное время не дало результата. Нервы напряжены до крайности. И тут в твои ворота влетает мяч, а времени на то, чтобы отыграться, почти не остается.
Что же делает в этой ситуации Лев Яшин? Рыдает? Покрывает бранными словами защиту? Пытается показать, что в пропущенном мяче нет его вины? Ничего подобного — он подбегает ко мне и жмет руку. Поздравляет с удачно выполненным ударом.
Не знаю, помнит ли этот случай ваш вратарь. Меня же он буквально потряс и навсегда остался в памяти сердца. Не часто в наше время встретишь такое рыцарство на зеленых полях.
И еще помнится: после того как ваши ребята выровняли счет, а за четыре минуты до конца вышли вперед (2:1), мы провели атаку отчаяния. Я снова выскочил на ударную позицию перед воротами и, показалось, что счастье улыбнулось мне. Удар! Последний удар в этом матче. Он был очень похож на тот, который принес нам успех. Но в акробатическом прыжке Яшин на этот раз спас своих товарищей от необходимости играть повторный матч.
Если бы выигранные матчи называли по имени тех игроков, которые обеспечили победу, наш олимпийский поединок я бы назвал именем Яшина.
Вот, собственно, и все, что я могу сказать о его роли в олимпийском матче СССР — Болгария, сыгранном в Мельбурне в 1956 году. Тогда имя советского вратаря не было еще так широко известно в футбольном мире. И мы, остыв после сражения, говорили друг другу, вспоминая переживания матча:
— Ну и разошелся сегодня русский голкипер!
— Да, такой игры ему уже долго не показать!
Но через несколько дней, в финале, он показал еще более высокий класс.
После олимпийского турнира, на котором мы заняли третье место, у нас состоялось несколько дружеских бесед с советскими футболистами. На первой же из них я попросил у Яшина сделать запись в моей «тетради почетных гостей». Он оставил мне на память следующие слова: «Моему безжалостному другу Ивану Колеву с надеждой на новые встречи».
Мы действительно еще не раз встречались на международных состязаниях, в том числе на двух чемпионатах мира. И я с радостью убеждался, что этот человек портил настроение многим лучшим форвардам мира. И постепенно, с дистанции прожитых лет, рассасывалась досада от неудачи, постигшей нас в олимпийском матче против команды, ворота которой защищал Лев Яшин.
«Четыре проигранных дуэли»
Передо мной перевод статьи из газеты «Юманите», опубликованной в июле 1952 года, вскоре после того, когда наша молодая олимпийская сборная, отчаянно сражавшаяся в течение двух дней с одной из лучших команд Европы, все-таки уступила ей. Статья называется «Олимпийские размышления», в ней есть строки, посвященные нашей команде. Вот они:
«…Хотя советская сборная проиграла, она оставила очень сильное впечатление. Матч, сыгранный ею с сильнейшей в истории Югославии сборной, несомненно, войдет во все учебники футбола как образец выносливости, мужества, ошеломляющей скорости. Да, русские проиграли. Но их сборную можно сегодня сравнить с сапером, взорвавшимся при разборе неизвестной мины, но успевшим объяснить товарищу тайну действия взрывателя. И кто знает, может быть, опыт, приобретенный советскими футболистами на земле Суоми, поможет им в далеком Мельбурне»…
Эти слона французского журналиста оказались пророческими. Пролетело время, и вот в Австралии, пройдя сквозь горнило многих тяжелых испытаний, наша новая, но более закаленная сборная оказалась финалистом XVI Олимпийских игр. Теперь один шаг отделял ее от победы. На пути к этой победе вновь стояла сборная Югославии.
Жребий свел старых соперников. Между прочим, в нашей спортивной историографии этому матчу уделено крайне мало места. Скупые, лаконичные отчеты повествуют лишь о том, как был забит золотой гол. Объяснить это нетрудно: матч проходил за многие тысячи километров от Москвы. Возможности связи были в те годы предельно ограничены, а потом, в суете будней, его свидетели не нашли времени подробно рассказать о состязании, исполненном высокого напряжения, боевитости, мужества и мастерства.
Полтора года тому назад я послал три письма в адрес Федерации футбола Югославии на имя участников этого олимпийского сражения — Драгослава Шекулараца, Петера Раденковича к Златко Папеча. Как и других, я просил их вспомнить все, что касается игры Яшина в этом состязании. Но оказалось, что Драгослава Шекулараца нет в стране — он играл в то время за одну из профессиональных команд далекой Колумбии. Два других письма, как мне официально сообщили из Федерации, были переданы адресатам. Но шли месяцы, а ответа я не получал.
И вдруг радость: мой товарищ, корреспондент ТАСС, прекрасно знающий югославский спорт и пробывший несколько месяцев в этой стране, привозит на мое имя объемистый пакет. В нем оказалось долгожданное письмо от Златко Папеча, которое он написал, по его словам, после тщательных консультаций со своими товарищами, в том числе с бывшим вратарем сборной Петером Раденковичем.
Прежде чем изложить письмо, несколько слов о его авторе. Златко Папеч, несомненно, один из признанных героев югославского футбола. Игрок знаменитого клуба «Партизан» и национальной сборной, он прославился, как «форвард с железными нервами», неутомимый спортивный боец, мастер обводки и точного, неотразимого удара.
* * *
— Пожалуй, периодом наивысшего расцвета нашей национальной сборной,— пишет Златко,— было начало пятидесятых годов, когда на зеленом поле блистали такие звезды, как Бобек, Чайковский, Митич и другие. В 1952 году мы связывали с этой дружиной самые радужные олимпийские надежды, но в финале она уступила команде Венгрии.
Шло время, старая гвардия начала понемногу сдавать. Особенно плохо сборная прежнего состава выступала в 1956 году, том самом, когда ей предстояло ехать в Мельбурн. Ветераны, как назло, проигрывали один международный матч за другим, плохо провели важнейшие контрольные состязания.
И тогда руководство федерации изменило состав, введя в него молодых, но уже проявивших себя во внутреннем чемпионате и международных встречах игроков. Вместе с такими мастерами, как Шекуларац, Радейкович, Крстич, Сантек, Веселинович, пришел в национальную сборную и я.
Мы были молоды, честолюбивы и полны желанием оправдать доверие. Мы очень много тренировались, охотно участвовали в товарищеских матчах и лелеяли в мечтах мысль осуществить то, что не удалось в пятьдесят втором нашим предшественникам.
Предварительные состязания, проведенные в Мельбурне, не доставили нам особых трудностей. Встречи со сборными США (9:1) и Индии (4:1) скорее походили на напряженные тренировки. Мы получили возможность лучше сыграться, понять друг друга, опробовать наигранные комбинации.
И вот финал. Нашим соперником в нем оказалась сборная СССР. Мы знали ее убедительную силу. И несмотря на это, признаюсь откровенно, мы искренне надеялись выиграть. На чем, спросите вы, основывалось это убеждение? Я хочу ответить на этот вопрос.